Мы отыскали дерево, на котором доктор когда-то вырезал свои инициалы. Увы, сегодня от них не осталось и следа. В свое время Ливингстон сделал попытку разбить на острове сад. Выбрав место подальше от обрыва, он закопал в землю сотню косточек абрикоса и персика, а также кофейные зерна. Однако время (вкупе с тяжеловесными и неразборчивыми гиппопотамами) не пощадило его посадок. Вот уж откуда Главный каскад имеет устрашающий вид, так это с острова Ливингстона. До сих пор помню свои ощущения, когда я отважился подползти к обрыву и посмотреть вниз. Казалось, будто маленький островок весь сотрясается от рокота могучего водопада — того и гляди оторвется и канет в черную, грохочущую бездну.

Трудно вообразить себе эпизод менее героический, нежели мое первое знакомство с дикими слонами. В один из дней я получил приглашение совершить речную прогулку вверх по течению Замбези и с радостью согласился. Мне почему-то рисовалось пасторальное плавание на древнем каноэ в компании с чернокожими гребцами. Поэтому я сильно удивился, прибыв в назначенное место и увидев готовый к отплытию моторный катер. На борту его уже собралось немало людей, среди которых я признал своих соседей из отеля. Были здесь и престарелые джентльмены, и несколько парочек молодоженов, и семьи с детьми. С виду все это напоминало увеселительную поездку в Хэмптон-Корт.

Мы уселись под навесом, туристы достали фотоаппараты и приготовились щелкать обещанных крокодилов. Вскоре мы действительно их увидели: несколько крупных рептилий лежали на скалах, разинув пасти и демонстрируя глотки цвета вареной лососины. Все остальное время мои попутчики фотографировали гиппопотамов.

Мы едва успели свернуть в широкую протоку, как вдруг наш капитан мистер Доуэлл издал крик, тыча пальцем в дальний берег. Там, у самой кромки воды, виднелось небольшое стадо слонов. Мистер Доуэлл направил судно туда, и слоны подпустили нас довольно близко. Лишь когда расстояние сократилось до двухсот ярдов, они развернулись и пошаркали обратно в буш. К тому моменту, как мы закрепились отпорными крюками за берег, еще был слышен треск ломаемых веток под ногами серых великанов. Судя по всему, слоны облюбовали этот участок берега для водопоя и часто его посещали. Глина здесь была порядком истоптана и перемешана с желтой речной грязью. На ней четко отпечатались огромные круглые следы, в каждом из которых стояло по полному ведру голубой воды.

Мистер Доуэлл сообщил мне, что слоны давно уже не появлялись в этих краях. Он казался гораздо более взволнованным, нежели пассажиры, очевидно, привыкшие видеть слонов в городских зоопарках. Капитан схватил свою фотокамеру и поспешно сошел на берег, крикнув нам, что собирается сделать несколько снимков слонов в буше. Я опрометчиво вызвался его сопровождать, и вот мы уже вместе пробирались сквозь колючие заросли.

— С ветром повезло, — прошептал мистер Доуэлл. — Но если только увидите, что слоны развернулись в нашу сторону, тут же хватайте ноги в руки и дуйте на баркас что есть мочи!

Я пообещал, что именно так и поступлю. Мы вскарабкались на большой пологий муравейник и осторожно раздвинули ветви деревьев. Слоны находились в пределах видимости. Мы могли слышать треск сучьев у них под ногами, когда они переходили с места на место, объедая нежные побеги. Капитан жестами приказал мне оставаться на месте, а сам пополз вперед.

Оставшись в одиночестве, я почувствовал себя неуютно. С легким раздражением я подумал, что всеобщая страсть охотиться на крупную дичь с помощью фотокамер в Африке доведена до абсурдной крайности. Время тянулось томительно медленно. Меня стали посещать всяческие неприятные мысли: например, о том, что я абсолютно беззащитен и беспомощен на холме. Оглянувшись, я с тревогой отметил, что мы изрядно углубились в лес. Баркас скрылся из вида, и даже обрывки веселой болтовни на борту сюда не долетали. Впереди, несколько справа маячила белая рубаха мистера Доуэлла: присев на корточки, он прильнул к видоискателю — судя по всему, делал снимки. Проследив направление его взгляда, я обнаружил огромную серую тушу, наполовину скрытую деревьями. Путем несложных вычислений я установил, что, если все эти деревья убрать, то между мной и слонами окажется не более пятидесяти ярдов. Внезапно один из слонов резко развернулся и с неожиданной для такого громоздкого животного скоростью двинулся в нашу сторону. Возглас мистера Доуэлла «Все, уходим!» прозвучал для меня небесной музыкой. Дважды повторять свой приказ ему не пришлось.

Уже вернувшись на борт баркаса, я проанализировал свои ощущения и пришел к выводу: уж если и заниматься фотоохотой, то лучше снимать подслеповатых носорогов, нежели этих гигантов с острым зрением и длинным сильным хоботом. Одно дело восторгаться слонами, сидя в уюте гостиничного номера, и совсем другое — наблюдать за ними в условиях дикого африканского буша.

Мы чувствуем себя вполне спокойно и комфортно на территории отеля, ибо данное учреждение исполняет функции полицейского: оно обеспечивает нашу безопасность, защищая от произвола дикой природы. Но это не должно заслонять того факта, что регион Замбези не сильно изменился за последние десятилетия. По сути, он остался тем же, что и во времена доктора Ливингстона. Уберите удобный буфер в виде современного отеля, и любому путешественнику опять придется иметь дело с палатками, москитными сетками, ружьями, носильщиками, хинином, атропином и прочими атрибутами девятнадцатого века. Однако мои соседи по гостинице, похоже, об этом совсем не думали. С утра они беззаботно отправлялись на экскурсию к водопаду, после обеда ждала прогулка по Замбези, а вечером, наслаждаясь замороженным суфле, они хвастали своими фотографиями крокодилов и бегемотов — будто это было самым обычным делом.

Заглянув вечером в бар отеля, я разговорился с одной молодой дамой, и она с восторгом поведала мне, что видела на прогулке «такого миленькогокрокодильчика»! А сидевший рядом мужчина, потягивая виски с содовой, сообщил, что запах гари вызван пожаром в буше.

— Кто-то не загасил сигарету? — предположил я.

— Да нет, — пожал плечами мужчина. — Это местные охотятся. Они поджигают буш, а затем бросают ассегаи в дичь, которая спасается от огня. Это, конечно же, запрещено, но полиция не всегда может уследить за порядком.

В глубокой задумчивости удалился я в свой номер, чтобы переодеться к обеду. Мы здесь едим замороженную папайю, суп из лука-порея, жареную камбалу под майонезом и оленину под винным соусом, закусывая персиком «мельба». А в это время буквально в двух шагах от нас разгуливает «миленький крокодильчик» и бьется в агонии бык, пронзенный ассегаем. Какой из этих миров более реален? Что есть подлинная Замбези? Этот вопрос я предоставляю решать вам, уважаемый читатель.

На обратном пути в Йоханнесбург я снова остановился в Булавайо. Один из моих друзей вызвался отвезти меня на холм Матапо и показать могилу Сесила Родса. Выбором места для своего погребения этот необыкновенный человек озаботился задолго до смерти. Он распорядился, чтобы его похоронили на вершине одинокого холма в стране, носящей его имя. Однако Родс был не первым человеком, избравшим Матапо в качестве своей могилы. До него здесь был похоронен Мзиликази, великий вождь матабеле. Известно, что его погребли в пещере сидящим на троне — так, чтобы даже после своей смерти вождь мог любоваться страной, которой правил при жизни. Прослышавший о том Родс воскликнул: «Этот человек был великим поэтом!» Возможно, тогда же у него возникла идея посмертного использования холма Матапо.

«Меня восхищает уединенность и величие этого места, — писал Родс в своем завещании. — Посему я желаю, чтоб меня похоронили на холме Матапо, на площадке, куда я часто приходил и которую назвал “Панорамой мира”. На моей могиле прошу поместить простую медную табличку, на которой должны быть выгравированы следующие слова: “Здесь покоится прах Сесила Джона Родса”».

Проделав путь в пятнадцать миль, мы очутились в пустынном горном краю, который произвел на меня зловещее впечатление. Здесь росли гигантские деревья молочая — я таких нигде больше не видел. Они стояли, угрюмо вздымая в голубые небеса колючие ветви и придавая ландшафту некий сюрреалистический оттенок. Приглядевшись, я заметил и другие растения, которые чудом умудрялись закрепиться в расселинах скал и извлекать из этой негостеприимной земли живительные соки. Тем не менее их было немного, и главной деталью пейзажа оставались гранитные валуны (некоторые огромного размера), какие громоздились по склонам холмов в таком беспорядке и в такой опасной близости к краю, что, казалось, довольно одного порыва ветра, чтобы сбросить их вниз. В этом месте царила глубокая тишина, которую нарушало лишь жужжание насекомых. В просвет между холмами я разглядел открывавшиеся голубые дали.