— Не знаем. Сами хотели у вас спросить.
Ну, и так далее. Львы в парке Крюгера играют ту же самую роль, что и злобные подслеповатые носороги в заповеднике Хлухлуве!
Распрощавшись, мы поехали дальше. Миновали скалу, на вершине которой грелись на солнышке огромные бабуины; затем снова повстречали семейку бородавочников, стада зебр, импал, иньял и наконец увидели маленького рыжего шакала, который стоял посреди дороги и смотрел на нас с таким видом, будто собирался облаять. К тому времени, как мы добрались до лагеря Преториус-Коп, способность удивляться у нас изрядно притупилась.
Лагерь представлял собой два десятка круглых рондавелов, обнесенных крепким забором. Нас предупредили, что с наступлением темноты ворота запираются. Правила на сей счет строгие: каждый постоялец обязан вернуться в лагерь за полчаса до захода солнца; покидать его разрешается не раньше, чем через час после рассвета. В лагере имелась своя маленькая лавка, где можно было приобрести всяческие безделушки и услышать массу захватывающих историй о львах.
Здесь я познакомился с человеком, который всю свою жизнь посвятил наблюдению за этими животными. Он жил и работал с единственной целью — урвать свободный денек и провести его в парке Крюгера. Мой новый знакомый рассказал множество удивительных случаев из собственной практики и подкрепил их фотографиями из своего альбома. Я увидел льва, дремлющего на подвесной подножке его пикапа, и еще одного, который сидел буквально в нескольких ярдах на дороге и щурился на солнце, как огромная сонная кошка.
— Автомобиль у них просто не ассоциируется с человеческими существами, — рассказывал мужчина. — Запах бензина их отпугивает, зато звук работающего мотора нравится. Иногда, особенно если львы сытые и в хорошем настроении, они подходят поближе и сидят, прислушиваясь. Ни дать ни взять — любопытные домашние кошки.
В своей книге «Дикая природа Южной Африки» полковник Дж. Стивенсон-Гамильтон (в прошлом — хранитель Национального парка Крюгера) приводит много интересных и поучительных наблюдений. Основной вывод, который позволяет сделать его богатая практика — что бояться следует не тех львов, которых вы видите, а тех, которые видят вас.
Помню, в начале 1938 года в лагере Преториус-Коп был такой случай, — пишет полковник. — Группа туристов вела наблюдение за львиным прайдом, расположившимся в нескольких сотнях ярдов на склоне холма Шабине-Хилл. Уже смеркалось, близился час закрытия лагеря, и туристы стали заводить моторы, готовясь к отъезду. Львы тем временем начали медленно спускаться с холма. В этот миг один из мужчин заметил, что у него прокололась шина. Ему пришлось выйти из машины и заняться заменой колеса. Он достал с заднего сиденья свернутый спальный мешок, который ему мешал, и запасное колесо. Все эти вещи он положил возле себя на землю и как раз собирался поднять машину домкратом, когда на дороге появился автомобиль рейнджера Вулхантера. Гот совершал объезд территории, собирая припозднившихся посетителей. Рейнджер сразу же заметил львицу, прятавшуюся в траве всего в двенадцати футах от мужчины и пристально наблюдавшую за всеми его манипуляциями. «Немедленно забирайтесь в машину! — закричал Вулхантер. — Или же попадете в зубы ко льву!» Несчастный турист подпрыгнул, как ужаленный. И одновременно с ним прыгнула львица! Если бы она хотела схватить мужчину, то легко могла бы это сделать. Однако, судя по всему, ее заинтересовал не человек, а его пожитки. Схватив в зубы свернутый в рулон спальный мешок, львица метнулась с ним обратно в траву и скрылась из вида. Надо думать, она здорово развлеклась со своей добычей, потому что на следующее утро мы обнаружили мешок, разодранный в клочья. Что касается бедняги, то он настолько перепугался, что так и уехал на спущенном колесе.
Полковник Стивенсон-Гамильтон утверждает, что вопреки расхожему мнению лев (если только он не ранен) не имеет привычки сразу бросаться на жертву. Подобно всем кошкам, он предпочитает некоторое время красться за добычей, а затем неожиданно нападать. «Часто турист, — пишет полковник, — по незнанию или из глупой беспечности покидает машину, чтоб сделать пару удачных снимков львов, лежащих на дороге. Но ему следует помнить, что помимо тех животных, которые являются объектом его интереса, имеются и другие — невидимые, затаившиеся в траве всего в нескольких ярдах». Автор рассказывает, что многие фотографы-любители приходили в ужас, обнаружив на снимках льва, которого они вовсе не видели в момент съемки, хотя тот находился совсем рядом.
Полковник отмечает, что, несмотря на многолетние наблюдения, до сих пор не вполне ясно, по какому принципу формируется львиный прайд и почему он распадается. Во главе всегда стоит крупный вожак, который играет в прайде ту же самую роль, что и буйвол в стае антилоп. Лев-вожак имеет привычку отдыхать на некотором расстоянии от стаи. Молодые львы, чем-то прогневившие вожака, обычно изгоняются из стаи и образуют «холостяцкие» прайды. Иногда случается, что молодежь — как самцы, так и самки — по собственному почину уходит, дабы сформировать новый прайд и охотиться отдельно от старшего поколения. Вообще-то молодым львам несладко живется в стае. После удачной охоты они не имеют права подходить к добыче до того, как насытятся «старики» (и не один молодой лев расстался с жизнью по причине излишней горячности). Увы, после того, как старшее поколение закончит свою трапезу, молодым почти ничего не остается.
У льва, как и у любого животного в природе, имеются свои враги. Худший из них, конечно, человек. Но я был очень удивлен, узнав, что, оказывается, на втором месте по вредоносности стоит такое безобидное с виду существо, как дикобраз. Тем не менее это так. Если лев повредит лапу об иглу дикобраза, то жизнь его превращается в одну долгую агонию, в конце которой неминуемо ждет смерть от голода и истощения. Как правило, ранка в подушечке лапы инфицируется и вызывает такую нестерпимую боль, что лев не способен охотиться.
В Преториус-Коп я услышал множество историй о том, как людям чудом удавалось ускользнуть из лап льва, о животных, которые не желают убираться с дороги, об «убийствах» в заповеднике. Неоднократно случалось, что какой-нибудь посетитель тихонько ехал себе по территории парка и вдруг неожиданно попадал в самую гущи свалки, когда прайд львов охотился на жирафа, антилопу гну или зебру.
Как-то раз, когда мы сидели в лавке и развлекались подобными историями, в лагерь на всех парах влетел автомобиль и чей-то взволнованный голос прокричал:
— В полумиле по Скукуза-роуд объявился большой прайд!
Побросав свои занятия, мы опрометью кинулись к машинам и скоро уже катили в указанном направлении. По обеим сторонам от дороги росла высокая трава и карликовые акации, так что видимость была не очень хорошая. Проехав с полмили, мы сбавили скорость и теперь еле ползли, поминутно оглядываясь по сторонам. Наконец кто-то крикнул:
— Стоп! Вот они!
Бросив взгляд в левое ветровое стекло, я увидел в пятидесяти ярдах от дороги львицу. Она тоже несомненно заметила нас, я видел, как встали торчком ее уши, и крупная морда медленно повернулась в направлении непрошеных гостей. Я подумал, что никогда в жизни не видал такой огромной львицы, и прикидывал, во сколько прыжков она сумеет преодолеть разделявшее нас расстояние. Однако в данный момент львица, похоже, не собиралась нападать. Она сидела совершенно неподвижно, разглядывая нас с видом заинтересованной кошки.
— Скольких вы видите? — раздался чей-то громкий шепот. — Я — шесть!
Я стал внимательнее вглядываться в буш и вскоре обнаружил: то, что я вначале принимал за участки более темной травы, на самом деле были львы. Я насчитал пятерых, затем мне показали шестого — крупного самца с темной гривой, который лежал в отдалении и был почти неразличим в густой тени акации.
Кто-то выставил в окно фотоаппарат и начал делать снимки. Щелчок затвора — тихий безобидный звук — тут же был услышан прайдом. Два льва, которые прежде лениво валялись в траве, медленно поднялись и, навострив уши, обернулись в нашу сторону. По своей напряженности эта минута вполне могла сравниться с тем мигом в заповеднике Хлухлуве, когда мы ранним утром наткнулись на самку носорога с детенышем.
