Всю свою жизнь Крюгер слыл убежденным трезвенником. Стоило ему учуять от кого-нибудь запах спиртного, как он недовольно морщился и заявлял: «Фу, от вас несет, как от помойки». Надо полагать, он очень неуютно чувствовал себя в Йоханнесбурге, где в первые годы салуны были на каждом углу. Наверное, этот город представлялся ему неким гибридом Содома и Гоморры.
Умер старик в 1904 году в Швейцарии. Германия, на которую он возлагал большие надежды в борьбе против Британской империи, от него отреклась. Известно, что кайзер Германии Вильгельм II специально уехал на многодневную охоту, лишь бы не встречаться с трансваальским президентом. В то же время многие страны поддерживали (по крайней мере на словах) борьбу бурского народа. Доказательством тому — многочисленные иностранные награды, которые Крюгер нацеплял на сюртук по торжественным случаям. Он был кавалером рыцарских орденов Франции, Германии, Голландии, Бельгии и Швейцарии и, как свидетельствует мистер К. Э. Вилльями в своей книге «Уитлендеры», едва не получил звание рыцаря Великого креста Ордена святых Михаила и Георгия!
Тело умершего президента Крюгера было доставлено в Южную Африку. И ныне останки последнего из великих пуритан покоятся на тихом кладбище рядом с прахом его третьей жены — всего в нескольких ярдах от его любимого ступа смраморными львами и маленькой допперовской церкви, где он так часто молился.
8
Всем известна история пленения Уинстона Черчилля в бытность его военным корреспондентом в Южной Африке. Случилось это в 1899 году близ местечка Чивели, где бронепоезд англичан оказался захвачен армией генерала Боты. Черчилля вместе с другими шестьюдесятью британскими офицерами поместили в тюрьму, устроенную в Государственных образцовых школах Претории.
Я отправился на пересечение улиц Ван дер Вальт и Скиннер посмотреть на это заведение. Теперь здесь располагается Центральная начальная школа, и, судя по выражению лиц учеников, им не в новинку посетители, которые расхаживают по двору и высматривают место, где молодой Уинстон — в ту пору гибкий и подвижный — перемахнул через тюремную стену. Напротив по-прежнему стоит здание, из чьих темных окон передавались сообщения для наших узников — при помощи азбуки Морзе и горящей лампы. Сохранилась и стена (правда, не знаю, та ли самая), отделяющая школу от соседнего дома, в 1899-м принадлежавшего генералу Лукасу Мейеру. Именно здесь декабрьской ночью и свалился в кусты перебравшийся через стену беглец.
В своих литературных произведениях мистер Черчилль дважды обращается к теме бегства из бурского плена. В первый раз он сделал это по горячим следам, описав свое приключение в одном из писем в «Морнинг пост» (позже все эти письма вместе с дневниковыми записями вошли в автобиографическую книгу «От Лондона до Ледисмита»). А вторично он вернулся к данной теме в книге «Мои ранние годы», где дал более развернутое описание событий. Если верить самому автору, ночью он дождался, когда часовые отвернутся, и быстро перелез через стену, приземлившись по ту сторону в кустах. Вот так Черчилль оказался на свободе. Вся его наличность на тот момент составляла семьдесят пять фунтов шиллингов и четыре плитки шоколада.
Однако щепетильность английского джентльмена не позволила Черчиллю просто сбежать. Посему он оставил на подушке прощальное письмо, адресованное мистеру де Суза, военному министру бурской республики. Читая его, невольно поражаешься, насколько снизились стандарты военной вежливости с того дня. Текст письма был впоследствии восстановлен мистером Черчиллем по памяти и в таком виде приведен в книге «От Лондона до Ледисмита». Естественно, там есть некоторые расхождения с оригиналом. Любопытно, что подлинное письмо Черчилля тоже сохранилось: на протяжении нескольких поколений его бережно передавали из рук в руки представители семейства де Суза. Я побывал в городе Барбетоне у миссис О. Э. де Суза, приемной дочери последнего мистера де Суза. Она показала мне этот редкий документ, и с разрешения хозяев я включил его в свою книгу (хочу отметить, что письмо публикуется впервые).
Тюрьма при Государственных школах,
Претория.
Уважаемый мистер де Суза,
Позвольте заявить, что, являясь гражданским лицом и представителем прессы, я не признаю за Вашим правительством какого-либо права удерживать меня в качестве военнопленного. А посему принял решение бежать из-под стражи. Я твердо уверен в тех договоренностях, которых достиг с моими друзьями на воле, и надеюсь на успех своего предприятия. Однако, покидая Вас столь поспешным и бесцеремонным образом, считаю своим долгом принести благодарность за корректное и доброе отношение ко всем пленным и ко мне в частности. У меня нет оснований жаловаться ни на коменданта, ни на доктора Ганнинга, ни, тем более, на Вас лично. Также я хотел бы выразить свое восхищение гуманным и благородным характером солдат Республиканской армии. Мое отношение к предмету наших разногласий остается неизменным, что не помешает мне с глубоким уважением вспоминать тех представителей бюргеров, с которыми мне довелось столкнуться. Вернувшись в расположение британских войск, я представлю честный и беспристрастный отчет обо всем, что мне пришлось пережить в Претории. В заключение позвольте еще раз поблагодарить Вас и выразить надежду на то, что по окончании этой прискорбной войны нашим странам все же удастся достичь такого положения вещей, которое бы не оскорбляло национальной гордости буров и не угрожало безопасности британцев. Между двумя нашими народами не должно быть вражды и соперничества. Сожалею, что обстоятельства не позволили попрощаться с Вами лично.
Честь имею оставаться
Вашим преданным слугой,
Уинстон С. Черчилль.
11 декабря 1899 г.
Я заметил на конверте буковки «р. р. с.» и задался вопросом, что заставило Черчилля сделать эту пометку — неуемное остроумие или же просто привычка воспитанного человека? А может, сочетание того и другого? Для поколения, не знакомого со строгими формальностями викторианской эпохи, сообщу, что буквы эти являются сокращением от «pour prendre conge» — вежливой формы прощания в случае внезапного ухода.
9
Распрощавшись с Преторией, я сел на ночной поезд, направлявшийся на северо-восток Трансвааля. Выглянув поутру в окошко, я обнаружил, что едем мы по жаркой земле, покрытой буйной растительностью. Вокруг меня простирались плантации манговых и апельсиновых деревьев, а меж ними стояли невысокие горы с округлыми вершинами. Несмотря на раннее утро (на часах не было еще и шести), солнце припекало вовсю. А проезжая по мосту, я обратил внимание на стайку чернокожих ребятишек — грациозных и шаловливых, словно выводок черных котят, — которые весело плескались в водоеме.
По пути в Португальскую Восточную Африку поезд сделал короткую остановку в Нелспрейте, знойном субтропическом городке. Измученные жаждой пассажиры устремились к киоску на перроне и вскоре вернулись, неся с собой полные корзинки персиков, апельсинов и манго — все по шиллингу за дюжину.
На перроне меня встречали двое знакомых из Барбетона, у которых я собирался погостить несколько дней. Нам предстояла тридцатимильная поездка к их дому. Сначала дорога шла по живописной горной местности, а затем, когда мы миновали каменную арку, внезапно перед нами открылся вид на прекрасную долину — возможно, самую прекрасную во всей Южной Африке. Она простиралась вдаль на многие мили, как огромное зеленое озеро, а на горизонте ее окаймляла голубовато-синяя горная гряда, в которой я узнал северные отроги Дракенсберга. В этот ранний час, когда над вельдом еще лежал утренний туман, становилось понятным, почему долину назвали Кап-вэлли: во всем Союзе не сыскать места, которое так бы напоминало горы Капа. Я никак не мог отделаться от ощущения, что сейчас, за следующим поворотом перед нами блеснет кромка океана. Друзья поведали мне, что порой утренний туман принимает такие причудливые очертания, что кажется, будто за долиной лежит неподвижная Столовая бухта.
