Если согласиться с теми, кто сравнивает Йоханнесбург с Нью-Йорком, тогда Преторию следует уподобить Вашингтону. На смену обсуждению биржевых проблем здесь приходят разговоры о правительстве и политике. Это становится понятным, если вспомнить, что в Претории располагается резиденция генерал-губернатора. Здесь же большую часть года базируются правительственные учреждения, чиновничий аппарат министерств, дипломатический корпус. Я не зря сказал «большую часть года», потому что рано или поздно настает момент, когда эта братия снимаются с места и, подобно ласточкам, совершает дорогостоящую миграцию на юг, в Кейптаун, дабы принять участие в заседании парламента.
Претория, скорее, примечательна своими идеями и личностями, нежели реальными, осязаемыми предметами. Жители этого города не ворочают миллионами, они скромно живут на зарплаты и пенсии. Местный университет проводит ту же работу на африкаанс, что и Витватерсрандский университет на английском языке. Если говорить о промышленности, то Претория умудрилась стать крупным сталелитейным центром, сохранив при этом облик города-сада.
Улицы имели вид крытых аркад с колоннами, по которым двигались толпы горожан. По контрасту с залитой ослепительным солнцем проезжей частью они казались длинными полосами густой тени. Если встать спиной к выстроенному в классическом стиле железнодорожному вокзалу (работы сэра Герберта Бейкера), прямо перед вами окажется памятник Паулю Крюгеру — человеку, чей дух так же парит над Преторией, как и дух Сесила Родса над Кейптауном. Поверх высокого постамента из петерхедского гранита стоит отлитая в бронзе фигура знаменитого президента, облаченного в старомодный сюртук и высокий цилиндр.
В своей книге «Коммандо» Денис Рейц вспоминает, как они с отцом были в гостях у Крюгера и тот показал им пробный макет данного памятника. В этот миг в комнату вошла миссис Крюгер с чайным подносом. Бросив взгляд на макет, она высказалась в том духе, что, как и всякий памятник, штука эта, в общем-то, бессмысленная, и предложила приспособить ее для каких-нибудь полезных целей. Например, можно сделать цилиндр полым изнутри, наполнить его водой — и получится отличная поилка для птиц.
«Мы с отцом вспомнили ее слова на обратном пути и от души посмеялись, — пишет Рейц и добавляет: — Хотя надо признать, что подобная мысль была вполне в духе миссис Крюгер».
В свое время я заинтересовался этой историей и начал искать подтверждения в документальной литературе. Так вот, по крайней мере у одного уважаемого южноафриканского автора я нашел свидетельство того, что пожелание миссис Крюгер было выполнено и цилиндр президента стал поилкой для городских птиц! Однако, очутившись в Претории, я обратился за консультацией к высшему авторитету — человеку, который стоял на лестнице и драил тряпкой статую. Увы, оказалось, что вся история не более чем выдумка!
В северной части города на холме стоит величественное строение, призванное символизировать счастливый союз четырех южноафриканских провинций. Оно так и называется — «Юнион билдинг», Здание Союза. Здесь размещается официальная резиденция президента, правительство
Южной Африки и министерство иностранных дел страны. Глядя на этот грандиозный архитектурный монумент, я думал: что ни говори, а у Сесила Родса было невероятное чутье на таланты. Никакие денежные инвестиции не принесли ему столь щедрых дивидендов, как те деньги, что он потратил на стажировку молодого Герберта Бейкера в Греции и Италии. Великолепные здания (как общественные, так и частные), воздвигнутые сэром Гербертом по всему Союзу, являются лучшим доказательством прозорливости Родса. И нигде это плодотворное сотрудничество не дало столь масштабных и впечатляющих результатов, как в Претории.
Два огромных крыла соединяются посередине постройкой, которая представляет собой не что иное, как открытый греческий театр. Великолепный замысел! К тому же он прекрасно соответствует местному ландшафту и климатическими особенностям. Чем дольше я рассматривал творение сэра Герберта Бейкера, тем больше проникался его гениальностью. Обладая великолепным чувством пространства, он сумел максимально использовать особенности южноафриканской атмосферы с ее прозрачным и шелковистым воздухом, которым я не уставал восхищаться с тех пор, как выехал из Кейптауна. На мой взгляд, Здание Союза — наиболее удачная попытка архитектора приблизиться к Парфенону.
Сам Бейкер в своем труде «Архитектура и личности» вспоминает, что вначале центральная часть здания (та самая, в виде амфитеатра) вызвала массу нареканий. «Однако жизнь доказала целесообразность такого решения, — пишет он, — когда огромная толпа собралась, чтобы приветствовать Питера Боту, вернувшегося из своего завоевательного похода в Юго-Западную Африку. И вторая такая оказия случилась, когда фельдмаршал Смэтс возвратился после долгой кампании в Восточной Африке. По словам Смэтса, он обращался к восьми тысячам человек, и все отлично его слышали».
И разве не оказалось такое открытое место для массовых собраний пророческим предвидением, — пишет сэр Герберт, — в свете усовершенствования громкоговорителей, позволивших восстановить античную традицию народных лидеров лично обращаться к народу?
Как я уже говорил, Здание Союза располагается на возвышенности. Земля спускается вниз террасами, на которых разбиты роскошные цветочные клумбы. Посреди них стоит памятник, который является копией делвиллвудского Военного мемориала (вторая такая же копия находится в Кейптаунских садах). Признаться, когда я впервые увидел кейптаунский памятник, то не проникся его символикой. Однако мне объяснили, что две мужские фигуры, соединившие руки на спине жеребца, представляют собой обобщенные образы африканера и британца, а сам жеребец — это конь войны. Таким образом, весь памятник символизируют совместное укрощение двумя нациями духа войны.
Над Братьями-Близнецами имеются два свободных пьедестала, — пишет Бейкер. — Для кого они предназначены? Для «Ромула» и «Рема» или для Боты и Смэтса, которые оба — хоть и были в прошлом врагами англичан — в годы войны отправились сражаться в армии Содружества, защищая безопасность мира и цивилизации.
7
Дом президента Крюгера в Претории — один из интереснейших музеев страны. За прошедшие полвека здесь ничто не изменилось, а потому посетителей охватывает жутковатое чувство, что хозяева дома ненадолго отлучились, но могут вернуться в любую минуту. Миссис Крюгер наверняка бы ужаснулась, увидев пыль на занавесках. Зато оомПауль был бы доволен: ведь его любимое кресло находится на прежнем месте, как и вместительная медная плевательница и драгоценная коллекция трубок.
Хранители музея приложили немало усилий, чтобы сохранить атмосферу тех времен, когда президент Крюгер — старый носитель соломоновой мудрости — сидел на веранде промеж двух мраморных львов, подаренных ему Барни Барнато. Кстати, Барнато был одним из немногих англичан, к которым Крюгер относился с симпатией. Родса он недолюбливал и ему не доверял, а вот хитрый Барнато сумел найти подход к старику. По словам самого Крюгера, «когда мистеру Барнато что-то надо от меня, он всегда приходит в гости, мы садимся и обсуждаем».
Вот пример человеческой необъективности! Старик с возмущением отверг парочку живых львов, которых Сесил Родс прислал ему из своего зоопарка в Хрут-Скер (а ведь это был дар от чистого сердца), но сохранил мраморных львов Барни Барнато. Животные эти проливают любопытный свет на взаимоотношения двух мужчин, ничем не похожих друг на друга, кроме одного — уныния и разочарования, которое им пришлось испытать в конце жизни.
Жилище Крюгера представляет собой длинное одноэтажное здание с белеными стенами. Вдоль дома тянется крытая веранда — ступ, — она опирается на чугунные решетки. Крыша дома (как, впрочем, и веранды) из рифленого железа. В музее мне продемонстрировали личные вещи президента — его любимые трубки, бритву, рубашку, кровать, кресло, а также перочинный нож. С последним экспонатом связана неприятная история: во время охоты у Крюгера взорвалась пороховница. В результате взрыва ему практически оторвало большой палец на левой руке, и президент отрезал поврежденный палец этим ножом! В доме есть комната, целиком заполненная траурными венками. А в сарае хранится личный экипаж Крюгера, изготовленный на лондонском Лонг-Акре, и старый треккерский вагон. На мой взгляд, самый прекрасный предмет в доме — маленькая бронзовая статуэтка работы ван Вува. Она изображает сидящего старика, усталого, обессиленного, уже приготовившегося к неизбежному концу. А самым печальным экспонатом музея является фотография Пауля Крюгера, сделанная, наверное, незадолго до его смерти в Швейцарии. Невозможно без боли смотреть на сильное волевое лицо, несущее печать горя и разочарования. Мне оно напомнило голову состарившегося льва.