– А как твой старичок поживает? – спросила лениво.
– Да неважно. Тут его подранили – совсем стало тяжко: капризничает, не слушается.
– Подранили?
– Да, неприятная история… Теперь ведет себя кое-как…
– Ты с ним все-таки поаккуратнее. – Вера искренне улыбнулась. – Он такой славный!
– Я знаю. Я стараюсь, но иногда терпения не хватает!
Вера взглянула на большие часы у выхода. Полчаса остается до конца перерыва. Маринка может бесконечно говорить о своих проблемах. Если не перевести беседу в другое русло, они не успеют обсудить главное. Марина будто почувствовала – сама сменила тему.
– Как ты после нашей встречи? – спросила со значением. – Необычное что-нибудь заметила, новости есть?
– Мне вчера очень странный сон приснился. – Подойдя к самому интересному, Вера медлила, оттягивала удовольствие. – Тебя ливень не промочил?
– Еще как! – Ковалева оживилась, и Вера с досадой поджала губы: сейчас опять будет долго рассказывать о себе, слова не вставишь! – Я возвращалась после семинара, когда он начался. Стояла на остановке минут десять – ни одной маршрутки. А я усталая, голодная, как зверь. Плюнула, пошла пешком. Надеялась, что успею до дождя. У меня зонта с собой не было, вельветовое пальто. Я вчера на себе испытала, что значит «промокнуть до нитки». Когда я ввалилась в дом, на мне, в самом деле, нитки сухой не было! Родители так хохотали! Сказали: «Как ты ухитряешься попадать в необычные истории?! Мы в жизни ничего подобного не видели! Будто тебя в реке искупали!»
– Послушай… – Вера замялась. – А ты видела… Просто сильный ливень? И все?
– Не просто сильный! Ниагарский водопад какой-то!
– Мне под этот ливень приснился сон, – повторила Вера.
– Очень интересно! Расскажи!
Вера сжато описала вчерашнее происшествие. Слушая ее историю, Ковалева успела прикончить обед, и обе поднялись.
– Ничего не осталось? – серьезно спросила Марина. – Ни единой дождинки?
На душе потеплело. Юная приятельница свято верит в сверхъестественное, которое для нее реальнее любых повседневных происшествий обыденной жизни. Уютнее жить в детском мире волшебства.
– Не знаю… – протянула Вера. – Мне интересно, почему я стала путать сон и явь. Может, от усталости? Или у меня психоз?
Вера с усилием толкнула массивную столовскую дверь.
– Нет, Верочка, я не думаю, чтобы тебя постигло психическое расстройство. Ты роскошно выглядишь, вид цветущий!
– Спасибо! Такой комплимент вдвойне приятно слышать от женщины!
Вера была по-настоящему польщена. Ковалева – модница с современными вкусами и честная девочка – врать во имя комплимента не станет.
Раздался звонок. Вера невольно вздрогнула. Улыбка сбежала с лица. Через десять минут – на галеру. Сотни полторы «платников» – слабо мотивированных, нахальных, расхлябанных юнцов и девиц, которых можно и собрать, и построить, и заставить слушать раскрыв рты… Только для этого приходится в течение четырех академических часов плясать на ушах!
Сверху послышался многоголосый щебет и топот множества ног по лестнице: студенты неслись в столовую.
– Верочка, в сторонку, а то сейчас сметут!
Марина нежно приобняла приятельницу за плечи и отодвинула с прохода. Вера про себя беззлобно усмехнулась: не может девочка не руководить! Даже не задумывается, что старшая и более опытная в вузовских коридорах подруга сама в состоянии сообразить, когда и как увернуться от резвой студенческой толпы, теряющей остатки разума по пути от аудитории до столовой. Маришка автоматически придерживается убеждения, что только она способна обо всем и обо всех как следует позаботиться. Вот невестка кому-нибудь достанется!
– Что это? – Ковалева провела ладонью по Вериному плечу, деликатно коснулась груди. – В чем у тебя джемпер?
– Не знаю. А что там? – Вера опустила голову и скосила глаза вниз, стараясь разглядеть при тусклом освещении, какой непорядок приключился с ее одеждой.
– Он мокрый как будто. Вот, вот же, отблескивает, видишь? А на ощупь совершенно сухой!
Вера провела рукой по вязаному полотну и слегка вздернула брови: все вроде нормально. Однако Марина продолжала выразительно пялиться на ее грудь, так что Вера забыла о толпившихся вокруг студентах и неприлично потянула джемпер, ухватив его на самых выдающихся местах. Сердце екнуло: поверхность поймала случайный луч света из окна и блеснула серебром. Вера снова аккуратно провела по ней пальцами, изучая ощущения. Шерсть пополам с синтетикой. Сухая. Только почему-то холодная. Взволнованный голос Марины будто разбудил ее:
– Этот отблеск тебе ничего не напоминает?
– Люрекса здесь нет. Я терпеть не могу дешевки с люрексом!
– Ну разве это похоже на люрекс?! – укорила молодая приятельница. – Скажи, ты в этом свитере была вчера на балконе?
– Я надела халат… Да, поверх свитера.
– Подумай, вспомни. – Речь Ковалевой приобрела размеренность и властность. Именно так подруга вещала на посиделках, когда наступала ее очередь развлекать других. Одного лишь виртуозного владения голосом было достаточно, чтобы Маринка снискала уважение в глазах Веры!
– Подумай, вспомни: дождь, потоки воды, фонарики из фольги с длинными нитями, ты прижимаешь их к груди… Они мокрые?
– Да! Они были мокрые, с них лилась вода. Я стряхивала ее, прежде чем…
– Не стирай эту вещь, – сказала Марина с мягкой улыбкой, настойчиво и торжественно, – сохрани подарок от Создателя сновидений!
У Веры заколотилось сердце. Девочка, конечно, играет. Со старшей подругой, с самой собой, с волшебством. Совсем скоро непонятному оптическому эффекту найдется простое и скучное объяснение. И все же, почему бы не счесть отблеск воды на поверхности давно просохшей одежды добрым знаком?
– Спасибо, Мариш, ты меня порадовала! Значит, все-таки есть на свете чудеса?
– Есть, – ответила девушка абсолютно серьезно.
– Ладно, рада была тебя видеть. Пойду. Мне надо успеть подняться на одиннадцатый этаж до звонка. Сейчас проверки идут – ты об этом знаешь?
– Да, знаю: следят, чтобы преподы приходили в аудиторию вовремя. Пойдем вместе до лифта: мне на первый этаж. Я тоже была очень рада с тобой пообщаться!
Они успешно просочились сквозь густую упругую студенческую массу, весело громыхавшую голосами, хохотом, непрерывными проигрышами мобильных телефонов.
Около лифтов тоже было многолюдно, но они располагались в торце коридора, прямо у огромного, еще не мытого после зимы окна. Вера опустила глаза и в белом свете дня увидела свою одежду такой, какой сегодня утром сняла ее со спинки стула: красивый, пестрый джемпер тонкой вязки – безо всяких признаков промокания и водяной пленки на поверхности. Быстро перевела взгляд на Марину, собираясь сказать: «Вот и кончилось волшебство!», но тут темные автоматические двери прямо перед ней раздвинулись. Стоявшие рядом люди слегка посторонились, пропуская выходящих. Над дверью горела зеленая стрелка, направленная вниз. Ковалева наскоро обняла подругу и, как только кабина опустела, шагнула вперед. Уже внутри лифта, уворачиваясь от заполошно влетающих вслед за нею пассажиров, обернулась:
– Счастливо, Верочка! Помни о нашем деле!
– Пока, Маринка! Старичка своего береги, не обижай!
– Постараюсь!
Темные двери поползли навстречу друг другу. Марина подняла руку в прощальном жесте. Тонкие девичьи пальцы, узкая ладонь, обнажившееся предплечье, сгиб локтя – вся кожа блестела серебром, будто рука была погружена в толщу воды, пронизанной лунным светом. Так же странно светилось Маринино лицо. Двери лифта со скрежетом сомкнулись.
Рядом, наоборот, открылся новый проход, и Вера шагнула под зеленую стрелку, указывавшую вверх.
* * *
Он начал медлительно возвращаться к реальности, когда сквозь сомкнутые веки забрезжил серенький рассвет. Приятное, волнующее тепло с правой стороны касалось его голого плеча, бока, дразнило под одеялом у бедра. Такие ощущения может дарить лишь разгоряченное и размягченное сном женское тело. Ярослав отчетливо почувствовал, как упругая и бархатистая кожа ластится к его подмышке, нежной петлей обвивает ногу. Его организм отреагировал раньше, чем сознание, и только тут Ярослав выскочил из блаженной дремоты и окончательно проснулся. Глаза намеренно зажмурил поплотнее. Вместе с сознанием и вслед за другими, более древними функциями организма в нем проснулся азарт исследователя.