— Есть что-нибудь от Кристиана Хантера?
— Ничего. Но ведь меня не было в стране.
— Вы дадите мне знать, Элизабет, если он попытается вступить с вами в контакт?
— Вероятно.
— Вы готовы?
Она кивнула и поднялась. Закидывая на плечо ремешок своей сумочки, Элизабет заметила за одним из столиков Кэтрин Карлтон. Напротив нее сидел мужчина, которого Элизабет никогда не видела. Женщины уставились друг на друга, и, к своему ужасу, Элизабет заметила, что Кэтрин улыбнулась и слегка махнула ей рукой.
Элизабет ощутила в своем теле дрожь страха. “Не будь дурой, — сказала она себе. — Девчонка не сможет нанести тебе удара ни сейчас, ни в будущем”.
А Род с удивлением отметил, какой она вдруг стала скованной, выходя из ресторана.
— Так это и есть женщина-дракон? — лениво спросил Чэд Уолтере. Глаза его не отрывались от фигуры Элизабет, грациозно скользившей между столиками.
— Да, — ответила Кэтрин. — Та самая маленькая потаскушка-золотоискательница, заманившая в ловушку моего отца и убившая его.
— Я бы ее оправдал, — возразил ее собеседник. — В этой леди есть шик. Я слышал, она хороший музыкант.
— Ну, уж не от меня ты об этом слышал. Я-то ведь этого не говорила?
— Да, я понимаю, Кэти, “зелен виноград”. Да брось ты все это. Давай-ка расправляйся со своим салатом и пойдем трахаться, Глаза Кэтрин засверкали:
— Прекрасно, ты, ублюдок, но только если ты будешь соображать, с кем трахаешься.
— Солнышко, я всегда узнаю по тому, как ты вопишь. Надеюсь, ты подстригла свои ноготки.
— Будь ты проклят, Уолтере. А эту шлюху, мою мачеху, забудь. Она так же холодна, как лед в твоем стакане.
— Фригидная шлюха, — сказал Чэд медленно. — Интересная мысль! Кэтрин вздохнула.
— Как странно! Я бранюсь только рядом с тобой. Пойдем, давай выбираться из этого местечка. Если друзья моей “святой” мачехи увидят меня с тобой, она может попытаться лишить меня месячного содержания, а тебе ведь это не очень понравится, верно?
— Нет, — ответил Чэд, не теряя апломба. — Конечно, мне бы это не понравилось, но ты ведь скоро получишь миллион, завещанный тебе отцом, так?
В этот момент Кэтрин больше всего на свете хотела бы отделаться от него. Но не могла, пока еще не могла.
— Да, — ответила она, — очень скоро.
Элизабет любила “Окна в мир”, ресторан, расположенный высоко, на крыше Мирового центра торговли. Ночь была ясная, уже почти наступило полнолуние, и звезды слегка затуманивал смок. А она была с Роуи, и напряжение, которое преследовало ее целый долгий день, начало спадать. Роуи заказал ей стакан шабли, а себе содовую с лимоном.
Он улыбнулся ей, и она начала рассказывать. О Бенджамине Холлимере, асе-специалисте по денежным операциям, как представил его Род, об Эдгаре Дерби, специалисте и влиятельном человеке в области компьютерных систем и связи, о Кое Сиверстоне, стратеге, способном работать сразу над шестью различными проблемами или сделками, опять же по словам Рода, об Оране Уиксе, занимающемся разработкой и проверкой деталей любой операции. Конечно, она рассказала и об Адриане Марше, молодом вундеркинде из Гарварда, который должен был стать ее правой и левой рукой одновременно. Она замолчала, когда принесли их еду, и снова ощутила прежнее напряжение.
— Ты должен мне сказать, Роуи, если я тебя утомила. Я такой новичок во всех этих делах, но джентльмены были бесконечно терпеливы со мной.
— Ты совсем меня не утомила, любовь моя. Рассказывай мне обо всем. В конце концов на что годится любовник, если с ним нельзя поговорить откровенно?
"Любовник”. Это странно, непривычно для ее ушей. Господи, ну, конечно, любовник, ведь она спит с ним. Ее первый любовник.
— О чем ты думаешь, Элизабет?
Она слегка покраснела и покачала головой, стараясь все свое внимание переключить на мясо “Веллингтон”.
Роуи заговорил:
— Так ты позаботишься о старине Брэде и его ребятах?
— Да, Род уверяет, что я сумею. Брэд еще ничего не знает, это будет для него сюрпризом. Собственно говоря, все будет обставлено так, что на следующей неделе проверят деловые издержки Брэда за последние шесть месяцев. Род убежден, как и все остальные из “Благородной шестерки”, как я их называю, что Брэд старается изо всех сил “облапошить эту шлюху”. Вот почему все делается в такой строгой тайне.
Роуи протянул руку через стол, захватил ее кисть и начал играть пальцами.
— Я желаю тебе удачи, Элизабет, и “Благородной шестерке”. Похоже, что ты поставишь старину Брэда на место, и он не сумеет пустить в ход свои ядовитые зубы.
— Я предпочла бы жить и жить давать другим, но никто Брэду не доверяет. Они не доверяют и Майклу Карлтону, младшему брату Тимоти. Он единственный по-настоящему внушает мне страх. Он такой собранный и полон энергии — Могу я чем-нибудь помочь, Элизабет? Она сжала его руку.
— Просто будь со мной, и, если захочешь дать мне совет, я вся обращусь в слух.
— Руки у тебя прекрасные. Сегодня мне доставили новый инструмент “Болдуин”. Ты мне поиграешь, когда мы будем дома?
"Дома”, — подумала она. Еще одно слово, которое казалось ей странным. Еще одна мысль, к которой надо привыкнуть, но ведь и о доме Тимоти ей было трудно думать как о своем собственном. Апартаменты Роуи занимали весь десятый этаж и были полны французскими и английскими антикварными вещами XVIII века. Элизабет все еще оставалась где-то глубоко внутри все той же буржуазкой со Среднего Запада и поэтому буквально боялась прикоснуться к чему-нибудь.
Что будет? И чего бы она хотела?
Наступила полночь, когда она начала играть. Играть на новом рояле “Болдуин” было непривычно, она чувствовала себя скованной и попыталась приручить его с помощью музыки Гершвина, потом перешла на Шопена. На ней ловко сидела одна из старых рубашек Роуи, белая оксфордская рубашка с пристегивающимися концами воротника. Очень консервативная. Ничего другого она бы не надела.
Он провел ее назад в спальню. Она уже засыпала, когда он спросил шепотом, прижавшись губами к уху:
— Моя дорогая, ты говорила о наших отношениях Роду Сэмюэлсу?
Прижавшись к его плечу, она попыталась покачать головой.
— Нет, это слишком личное. Это не относится, ну, к моим.., к делам, связывающим меня с ним.
— Хорошо, — отозвался Роуи, — я не хочу делить тебя ни с кем. Ты моя, Элизабет, ты вся принадлежишь мне.
Ей казалось, она слышала его шепот о том, что он любит ее, и уснула, полная ощущения безопасности и того, что она не одинока, а принадлежит кому-то.
Кристиан Хантер сидел за викторианским письменным столом красного дерева в своей библиотеке, держа в пальцах ручку с золотым пером и обычного размера чистый лист бумаги. Роуи Чалмерс. С ним надо что-то делать. Хантер уставился на бумагу, потом скомкал ее и бросил в корзину. Листок упал точно в центр, и он улыбнулся. В колледже он играл в баскетбол и еще не потерял хватки. Надо передвинуть корзину для бумаг подальше, может быть, поставить ее у стенной панели, чтобы можно было отрабатывать на ней броски.
Хантер нажал кнопку своей панели личной линии связи, потом набрал хорошо ему известный номер.
Ему ответил скрипучий голос.
— Говорит Хантер. Доложите мне… Мужчина говорил очень долго. Когда он закончил, Кристиан в течение нескольких минут молчал. Ноги его упирались в тумбу письменного стола.
— Прекрасно, — сказал он наконец. — Продолжайте. Я позвоню вам во вторник.
Он мягко положил трубку на затейливо украшенный рычаг и откинулся на спинку стула, сомкнув руки на затылке.
Услышав тихий стук в дверь кабинета, Хантер нахмурился, но только на минуту.
— Кристиан?
— Минутку, Сьюзен, — откликнулся он. Яркая блондинка ждала в спальне, одетая только в очень дорогое шелковое неглиже персикового цвета, которое он сам купил для нее. Блондинкой она была, разумеется, крашеной, но последнее ее ничуть не волновало, кроме того, она носила зеленые контактные линзы.