— Обними меня, обними крепче, — молила она.

Пол стиснул Мирабел в объятиях, и ее тело преисполнилось неведомым доселе восторгом. Она всхлипнула, и Пол понял, что больше не может сдерживаться. Медленные, поглаживающие толчки сменились резкими и сильными, и он снова выкрикнул ее имя. И тут наслаждение достигло высшей точки — словно извергся вулкан и вознес их к звездам.

Оба вскрикнули в последний раз, и ответом им стала блаженная тишина.

Мирабел понимала, что произошло нечто неотвратимое. Она позволила себе заглянуть в тот уголок души, который поклялась оставить навсегда запретным. В этом уголке таилась ее любовь к Полу. Страшная, непоправимая ошибка!

Потом они немного поплавали, а чуть позже уселись ужинать. О том, что произошло, оба не проронили ни звука. Мирабел знала, что Пол не скажет ей тех слов, которые она ждала. А раз так, то лучше сделать вид, что ничего не случилось, и постараться впредь такого не повторять.

— Господи, я только сейчас сообразила, что ты, наверное, еще не видел дом! — притворно спохватилась Мирабел, когда ужин был закончен и Пол с улыбкой посмотрел на нее. Если его не отвлечь, эта улыбка разорвет мне сердце, по думала Мирабел.

— Да я, в общем-то, и не приглядывался, — медленно усмехнувшись, признался Пол.

— Тогда пошли посмотрим! — скомандовала Мирабел, хватая его за руку и отворачиваясь, чтобы он не заметил, как зарделись ее щеки. — Все уже закончено, и получилось прекрасно.

Пока они обозревали результаты совместного труда, обоих не покидало чувство товарищества. Пола это уже не удивляло. Он понимал, что ничто в его отношении к Мирабел уже не могло его поразить.

Дом был просто мечта. В кухне, отделанной в двух цветах — белом и голубом, стояли светлые дубовые шкафы. Пол был выложен терракотовой плиткой. На полках расположились кулинарные книги Мирабел и высокие стеклянные банки с приправами. У стены, где прежде находились плита и холодильник, квадратный дубовый стол со стульями занял место хромировано — ластиковых уродов. В другом углу красовался массивный шкаф в голландском стиле, наполненный кухонной посудой в голубых и кремовых тонах.

— Вот это настоящая кухня, — одобрительно заметил Пол.

Да, — мягко согласилась Мирабел. — Самая лучшая кухня из тех, где мне приходилось готовить. Спасибо, Пол. — Действительно, это была кухня, где словно сосредоточилась душа дома.

Гостиная, где настелили новый паркет, а стены покрасили в кремовый цвет, с разбросанными повсюду ковриками и диванами, покрытыми пестрыми вязаными пледами, теперь была полна света, хотя прежде казалась темной и мрачной. Двери столовой, отделанной буком, где стояли серванты, заполненные дорогим фарфором и хрусталем, открывались на небольшую затененную деревьями террасу. Ее украшали цветы в горшках и плетеная мебель с пухлыми подушками, синими с белой отделкой.

— Идеальное место для отдыха, ты не находишь? — возбужденно воскликнула Мирабел. — Все получилось именно так, как мы с тобой представляли.

Она и не заметила, что доверительно держится за руку Пола, однако от его внимания это не ускользнуло. Пол искоса взглянул на молодую женщину. Длинные, только что вымытые волосы рассыпались по плечам и казались мягкими, как шерстка котенка. Он поднял руку, чтобы погладить их, но как раз в эту минуту Мирабел наклонилась, чтобы сорвать сухой листок с герани.

Осталось только меблировать детскую. Ее уже отделали в мягких бело-зеленых тонах, а на одной стене наклеили обои со смешными медвежатами, но мебель здесь осталась прежней — двуспальная кровать для взрослых и туалетный столик.

Пол иногда приводил кого-нибудь из своих дизайнеров или инженеров домой ужинать, а потом они надолго засиживались за работой в его кабинете. Поэтому на время детскую использовали как комнату для гостей. Мирабел перебралась в большую спальню, где прежде спал Пол и где теперь прорубили дверь, соединявшую ее с детской.

Пол открыл дверь и посмотрел на кровать, представлявшую собой хаос из подушек и простыней — напоминание об их близости. Он улыбнулся Мирабел, но та отвернулась.

— Не знаю, как быть с комнатой для гостей, когда родится ребенок, — пробормотала Мирабел и осеклась: ответ напрашивался сам собой. — Ну, все равно, это ведь ненадолго, — напомнила она им обоим. Почему-то эти слова прозвучали странно фальшиво.

В лаборатории царило возбуждение. Как это часто бывает с людьми, годами упорно и самоотверженно трудящимися бок о бок, успех пришел к ним буквально за одну ночь. В первое утро после возвращения Пол вошел в лабораторию и с удивлением уставился на улыбающуюся шеренгу встречавших его членов команды.

— Мы чертовски рады, что ты не разбился, Пол! — радостно заявил Марти.

Обычно, когда Пол возвращался после гонок, торжественной встречи ему не устраивали. Он пристально вгляделся в лица товарищей. У большинства из них, как он заметил, был такой вид, словно они померли уже дня три назад, но каким-то чудом продолжали двигаться. Почти никто не брился чуть ли не с того дня, как он уехал, и, похоже, перебивались ребята одним кофе. Кроме того, от них попахивало.

— Какого черта? — осведомился Пол. — Вас что, ребята, с моего отъезда держали в заложниках? Или вы специализируетесь на производстве едких запахов?

Он, разумеется, уже все понял, и все это знали.

— Мы тебя еще удивим, — заметил Том.

— Приятно слышать. Если придется закрыть проект, вам будет чем заняться.

Марти, ухмыляясь, почесал заросший подбородок:

— Это верно, но, похоже, с закрытием проекта придется повременить, Пол.

И тут всех словно прорвало, и они со смехом и радостными возгласами стали хлопать друг друга по плечам.

— Все, Пол! Мы нашли! — заорали ребята и потащили Пола показывать результаты.

Это, разумеется, был не первый случай, когда они вместе добивались успеха. Что выделяло этот успех из числа остальных, так это то, что он был последним в длинной цепочке. Теперь они твердо знали, куда идут и как им достичь цели. Оставалось только работать.

Единственным интимным предметом для обсуждения, которого Мирабел не могла избежать, был ребенок. Чем больше он напоминал о своем присутствии, тем меньше Мирабел могла противиться соблазну помечтать о его будущем вместе с Полом. А тот всегда охотно поддерживал эту тему.

— Если малыш пойдет в Норландов, то не надейся, что из него вырастет какой-нибудь уравновешенный бухгалтер, — как-то предостерег Пол. — Скорее он будет по характеру разбойником.

— Хотела бы я посмотреть, как воспитанный мною ребенок окажется по ту сторону закона, — с воинственным блеском в глазах парировала Мирабел.

Пол улыбнулся. Когда Мирабел что-то задевало, ее волосы сразу становились взъерошенными, как перья у драчливого воробья. Иногда Пол не мог удержаться от того, чтобы немного подогреть ее негодование.

— И как же ты собираешься это предотвратить?

Мирабел смотрела на него, широко раскрыв глаза от удивления:

— Просто научу его — или ее — тому, что хорошо, а что плохо, вот как! — заявила она. — И учить его буду сама. Я не собираюсь бросить своего ребенка на милость телевизора или еще чего похуже.

— Кстати, а что такое хорошо и что плохо? — спросил Пол.

— Тебе надо это объяснять? — с иронией поинтересовалась Мирабел.

Пол усмехнулся — ловко она его поймала. А он-то надеялся вытянуть из нее целую лекцию.

— Не всякий из тех, кто понимает разницу между добром и злом, выбирает добро. Разве нет? — сделал он новую попытку.

— Если правильно учить человека и с ним не случится ничего фатального, то, разумеется, он будет поступать правильно.

— А ты объясняешь своим шестиклашкам, что хорошо и что плохо?

— Естественно. Некоторые из них растут с телевизором вместо няньки. Если я не научу их, то этого вообще никто не сделает.

— Расскажи мне, чему ты их учишь, — мягко и совершенно серьезно попросил Пол. Вот так они неожиданно оказались втянутыми в дискуссию о добре, правде и любви.