Европейцы в испуге отпрыгнули от алого капота, тайцы, в силу природной лени, не сдвинулись с места, но побледнели… Когда Оксана вышла из машины, испуг и бледность у тех и других сменились восторгом и восхищением. Она процокала каблуками мимо, чувствуя на себе пожирающие взгляды.

У Барышева было отличное настроение.

Дела шли даже лучше, чем он рассчитывал.

Подрядчики попались толковые, ни со сроками, ни с качеством работ проблем возникнуть не должно. Огорчало только одно – сомнения зама.

Стрельников мужик толковый, надежный, с таким хоть в разведку, хоть в бой, но очень уж осторожный, он отмерял не семь раз – четырнадцать, и все равно не спешил «отрезать», перепроверял, перестраховывался, назначал экспертизы, делал перерасчеты, собирал совещания и выслушивал мнения разных специалистов.

Сергей и сам не любил скоропалительных решений и действий, но скрупулезность и обстоятельность Петра Петровича его иногда раздражали.

И все же Барышев уважал исключительную добросовестность Стрельникова, поэтому убеждал его всегда исподволь, ласково, уговорами, шутками и собственным авторитетом, с которым, что ни говори, Петр Петрович очень считался.

– Вот посмотри, – Сергей разложил на столе чертежи отелей в ортогональной и перспективной проекциях и экспликацию будущих зданий.

Петр Петрович склонился над ними с тем трепетом и почтительностью, с какими всегда изучал любые документы.

– По-моему, решение очень толковое, – как всегда немного издалека и не очень настойчиво начал Барышев, убеждая заместителя в том, что к работе все готово и нет никаких рисков.

Петр Петрович сменил очки на другие, с более сильными диоптриями, и снова склонился над чертежами, которые видел уже, наверное, в сотый раз. Этот этап означал, что первый порог недоверия чертежи прошли. И теперь им предстояло преодолеть еще более вдумчивый и серьезный подход зама.

– Да, похоже, похоже…

Петр Петрович почти бороздил носом по линиям, казалось, еще немного, и он начнет эти линии нюхать и щупать. Над одной из ортогональных проекций Стрельников завис надолго, и Барышев почувствовал нетерпеливое беспокойство.

– Что? Есть сомнения? – Сергей тоже склонился над чертежом и сделал вид, что внимательно его изучает, хотя знал здесь каждый миллиметр, каждую цифру и штрих.

– Не знаю, не знаю… – Стрельниковский палец, короткий и сильный – скорее палец работяги, чем инженера, – уперся в сочленение перекрытий и несущих колонн. – Вот эти опоры меня смущают. Бетон может не выдержать. Не знаю, не знаю… – Он снова склонился над чертежом и забороздил по нему носом, беззвучно шевеля губами.

Этот этап означал, что чертежам грозят перепроверки и экспертизы.

Барышев вздохнул, но его хорошее настроение не испортилось – это же не зам, а золото. С таким хоть отели строй, хоть крепости – века простоят. Только и строиться им предстоит века, потому что расчеты не один десяток лет проверяться будут…

– Ты не знаешь, а я знаю, – похлопал он Стрельникова по плечу и быстро свернул многострадальные чертежи, которые от тесного общения с Петром Петровичем теперь источали аромат его терпкого парфюма. – Расчеты абсолютно правильны! Сам проверял. Так что бери все это хозяйство и – с Богом!

Барышев улыбнулся – иногда следует проявить свою власть генерального, а то воз не сдвинется с места.

– Когда самолет? – спросил он, давая понять, что вопрос решен и перерасчетов не будет.

Стрельников, погрустнев, сменил очки на прежние и посмотрел на часы.

– Через два часа.

Вот за что еще любил Сергей Стрельникова, так это за армейскую субординацию. Генерал сказал – солдат сделал. Генеральный решил, зам подчинился…

– Так скоро? – расстроился Барышев. – А я хотел тебя в гости позвать. Ну, ладно, в следующий раз. Прилетишь дней на пять хотя бы, все тебе здесь покажу.

Сергей вдруг почувствовал себя очень неудобно перед Петровичем. Он тут царь-батюшка, решил и постановил, а Стрельникову за свои сомнения перед комиссией Стройнадзора в Москве придется отдуваться.

Поэтому он подмигнул ему и, заговорщицки понизив голос, сказал:

– Да не кисни, не кисни! Смелей! В случае чего вали все на меня.

– Шутить изволите, – невесело улыбнулся Петр Петрович. – Рад, что у босса хорошее настроение. А дней на пять не получится. Кто в лавке-то останется? Ты тут с концами пропал, а «Стройком», между прочим, присмотра требует. А если уж совсем точным быть – хозяйского глаза.

– Мой глаз здесь сейчас нужен, Петь, здесь, – вздохнул Сергей, все еще чувствуя свою вину перед замом. – Сам ведь знаешь, слишком много на карту поставлено.

– Вот именно, – буркнул Стрельников.

– Ну, не бурчи, не бурчи… А ты у меня на что? Твой глаз не хуже моего будет.

Решительно ничего не могло сегодня испортить настроения Барышеву – ни сомнения зама, ни то, что приходится «включать сатрапа»… Он с нежностью посмотрел на фотографию Ольги с детьми, стоявшую на столе.

– Или я не прав? – весело поинтересовался он у Петровича.

– Прав, прав, – вроде бы как оттаял тот. – Ладно. Когда сам-то в Москву собираешься?

– Ох, не знаю, Петя, не знаю… Время покажет. Кстати, о времени, – Барышев взглянул на часы. – А мы с тобой, пожалуй, кофейку глотнуть успеем.

Петр не успел ничего ответить – ожил селектор, заговорив мужским голосом с жутким акцентом:

– Господин Барышев, господин Винай просит помнить вас о встрече с инвестор.

– Тьфу ты, черт, совсем забыл! – чертыхнулся Барышев, но селектор тут же продолжил:

– И еще новый переводчик хотать прийти к вас. Будете принимать?

– Принимать, принимать… – пробормотал Барышев, отключая селектор, и тоном сатрапа и генерального, не терпящим возражений, сказал Стрельникову: – Так, сейчас мы по-быстрому переводчика сбагрим и все-таки вдарим по кофейку. Подождут инвесторы…

Дверь в этот момент открылась, и Сергей замер на полуслове…

Он миллион раз потом себя спрашивал, что так поразило его, и миллион раз не находил ответа.

Ведь красивых женщин он видел не раз, а на красивейшей был женат…

– Добрый день. Меня зовут Оксана. Я ваш новый переводчик, – сказала девушка с лазурными глазами и закрыла за собой дверь, словно отрезав путь к бегству. Не себе, а тем, кто сидел в кабинете.

Петр Петрович с удивлением увидел, как Барышев, словно зомби, переложил на столе какие-то папки, не отводя глаз от посетительницы. Она тоже смотрела на него с изумлением – как будто увидела в кабинете генерального совсем не то, что ожидала увидеть.

Девушка, конечно, была симпатичная, но это не повод так неприкрыто, так разрушительно и бесстыдно, не стесняясь посторонних глаз, терять голову, как шеф.

Опора, как говорится, не выдержала.

Собственно, случилось то, чего он и опасался. Расчеты оказались неточными. На какую-то сотую, а может быть, тысячную долю…

Петр Петрович, усмехнувшись, вышел из кабинета. Он почувствовал злость на Барышева.

Нет, злость – сильно сказано – раздражение.

Ладно, отправил его с сырыми чертежами в Москву, так еще и от драной кошки речи лишился…

Видел он Ольгу Михайловну. Эта худосочная фея в подметки ей не годится.

Стрельников сел в машину и закурил, решив во что бы то ни стало дождаться Барышева, «дерябнуть» с ним кофейку и как бы между прочим упомянуть в разговоре, что переводчица какая-то… недоделанная. Ну, очень уж озабоченная.

Сменить бы ее на нормальную.

А то скажет как строитель строителю – эта балка о двух концах, начнет интриги плести, воду мутить, глазки строить.

Оно нам надо? Все, что запланировано, мы и без нее построим…

Сигарета закончилась, и почти докурилась вторая, когда из дверей офиса наконец вышел Барышев – оживленный, с горящими глазами, немного бледный и на себя не похожий – слишком стремительны и суетливы были его движения, слишком много он улыбался и как-то отрешенно смотрел, словно не видел ничего вокруг, кроме… спутницы.