Ольга отчего-то сильно нервничала, сновала как тень, десять раз спросила, не забыл ли он паспорт и так ли уж важна эта поездка. Очень важна, заверил ее Сергей, но она все равно нервничала и в сотый, наверное, раз поправляла ему галстук, смахивала что-то невидимое с его пиджака и снова интересовалась – а билет не забыл?
Песков, наконец, приехал, и по его спокойному, уверенному тону Сергей понял – никуда они не опаздывают, просто он паникер.
– Ну что, едем? Добрый вечер, Ольга Михайловна, – улыбнулся Игорь.
Ольга ему кивнула без обычного радушия к гостям и вдруг вцепилась в рукав мужа.
– Сережа, я с тобой в аэропорт!
– Зачем? Поздно уже. Ты что, детей одних оставишь?
– Дети спят. – Голос у нее задрожал, и рука, вцепившаяся в пиджак, задрожала.
Барышеву стало вдруг неудобно, что свидетелем этой необъяснимой Ольгиной паники стал Песков. Он глазами ему показал – уйди, но Игорь не понял. Или сделал вид, что не понял.
– Что с тобой? – Наплевав на Пескова, Сергей поцеловал Ольгу в губы. – Ты на себя не похожа.
– Я не знаю… я чего-то боюсь…
Ольга отпустила его рукав, а Песков с бесцеремонной шутливостью сказал ей:
– Нечего бояться, Ольга Михайловна. Сергей в полной безопасности. Когда он со мной, можете не волноваться.
– Сережа!
– Оль, перестань. Я лечу на один день. И лету туда всего час. Ну вот, смотри. – Он достал из кармана ручку и быстро записал в блокноте, лежащем возле телефона, номер обратного рейса и время прилета. – Видишь? Пятнадцать тридцать. Значит, в пять я уже буду дома. Ну, не дури, не дури!
Он опять поцеловал ее, на этот раз – вскользь, торопливо. Игорь уже нервничал у входа.
Вдруг Сергей заметил букет желтых тюльпанов. Глаза его потемнели.
– Грозовский?
– Что ты, Сереж! Надя утром принесла. – Ольга заулыбалась. Его ревность ее всегда веселила.
– Значит, Грозовский… Я эти тюльпаны ему…
– Опаздываем! – не выдержал Песков.
Ольга захохотала, и Сергей ушел, довольный, что своей ревностью вывел жену из ступора. Правда, вот ревность была настоящая и грызла его порой нешуточно. Но он привык с ней как-то договариваться, чтобы не мешала жить.
А ночью Ольга обнаружила черную книжицу со страшными предсказаниями у Машки в кровати. Она просто зашла к ним проверить, не сползли ли с детей одеяла, крепко ли спят… а увидела эту мерзость, торчащую у дочери из-под подушки. Ольга тихо охнула, выдернула этого «скорпиона» и порвала тут же в мелкие клочья, в пыль, а потом сожгла эту пыль во дворе с веселым злорадством – все, нет больше этой дряни в ее доме, нет и не будет…
Она падала с тридцатого этажа и знала – сейчас последует страшный удар о землю, и все, конец.
Больно это или не больно?
Мимо пролетали дома, облака, горы, леса, реки и чьи-то лица, а удара все не было…
Больно или сразу конец?
Большое лицо Пескова стало парить рядом с ней. Ухмылка, а вместо зубов – бриллианты.
– Нечего бояться, Ольга Михайловна. Когда вы со мной, можете не волноваться…
Ольга вдруг поняла, что лучше грохнуться с тридцатого этажа оземь, чем вот так – парить рядом с этой бриллиантовой ухмылкой… Она сделала усилие, чтобы упасть, но ничего не получилось. Лицо его увеличивалось и увеличивалось, занимая собой все пространство, и Ольга догадалась – она не разобьется, она задохнется, потому что эта рожа не оставит вокруг ни капли воздуха, ни миллиметра свободного места.
– Пусти! – закричала она, но голоса не было.
Огромный лик раздулся до размеров Вселенной, приобретая черты бывшего мужа.
Дышать стало нечем.
Ольга проснулась, села в кровати и прижала руки к груди, пытаясь отдышаться и успокоиться. Сердце сбоило, как старый мотор.
Это всего лишь сон.
Всего лишь кошмар.
Она встала и подошла к окну. Ее кошмары тоже из прошлой жизни. В этой не может быть ничего страшного, будь тут хоть сто Песковых!
Словно стряхнув с себя ненужный и тяжкий груз, Ольга, наконец, успокоилась, легла в кровать и безмятежно проспала до утра.
Ей все-таки удалось в красках поймать зарождающееся лето.
Ольга сидела перед мольбертом, и светлое чувство удовлетворенности своей работой всецело завладело ею. Дом, цветы, деревья, ясное небо, блики солнца в бассейне…
– Мам, а папа скоро приедет?
Маша налетела на нее, прижалась, нечаянно толкнув под руку. Мазок пошел криво, и блик в бассейне получился странно изогнутым.
Ольга глянула на часы. Ничего себе! За работой она не заметила, как пролетело полдня. Она обняла Машу.
– Скоро. Он, наверное, уже прилетел. Через часик приедет. А Мишка где?
– Мишка кино про войну смотрит, а я не люблю про войну.
Следовало спасать Мишу от киношных перестрелок, а то он с утра, наверное, у телевизора сидит.
– Ну, иди, поиграй еще. – Ольга поцеловала Машу в затылок, собрала краски, мольберт и пошла в дом.
– Миш! – позвала Ольга из прихожей, пристраивая краски на столике у стены. – Миша!
Миша не отозвался. Ольга прошла в гостиную – сына возле включенного телевизора не было, только детали робота-конструктора, разбросанные на диване, и недоеденный кусок пирога указывали на то, что Мишка был здесь совсем недавно. Улыбнувшись, Ольга стряхнула с дивана крошки – наверное, фильм «про войну» закончился, и Мишка умчался в детскую, забыв про железное правило: убрать за собой игрушки и не бросать еду где попало…
– Миша! Это просто безобразие какое-то… – Ольга собрала детали конструктора и направилась в детскую, но споткнулась о пульт, который почему-то валялся на полу. – Ну, Мишка…
Она наклонилась, с трудом удерживая запчасти от робота, подняла пульт и попыталась красной кнопкой выключить телевизор, с экрана которого диктор слишком громко сообщал последние новости.
Кнопка отчего-то не нажималась и была скособочена – похоже, Мишка ее сломал, оттого и не выключил телевизор.
– Ну, Мишка…
Ольга попыталась пальцем подцепить кнопку и придать ей правильное положение.
– …И вот только что получено срочное сообщение от агентства «Интерфакс», – гремел голос диктора.
Проще было положить на диван запчасти от робота, выключить телевизор с панели, а пульт отнести мастеру, но Ольгой вдруг овладело упрямство – непременно справиться с кнопкой…
– …В Нижнем Новгороде потерпел катастрофу пассажирский авиалайнер, следовавший рейсом двести четырнадцать по маршруту Нижний Новгород – Москва, – бесстрастно сообщил диктор и замолчал, словно давая Ольге время осознать смысл сказанного…
Детали конструктора с грохотом посыпались на пол, словно останки человеческих тел…
– По предварительным данным, на борту находились сто двадцать человек…
Пульт тоже упал, но перед этим красная кнопка все же сработала, и экран погас.
Ольга закричала, схватила пульт, теперь уже пытаясь включить телевизор этой проклятой кнопкой…
Пальцы занемели, голова закружилась.
Это не может быть правдой… «Потерпел катастрофу пассажирский авиалайнер, следовавший рейсом»… Наверное, она неправильно поняла. Не расслышала…
Экран вспыхнул, диктор безжалостно повторил:
– Причины катастрофы авиалайнера, следовавшего рейсом двести четырнадцать, будет расследовать специальная комиссия. Подробности произошедшего смотрите в ближайших выпусках новостей…
Почти теряя сознание, Ольга ринулась в прихожую – там возле телефона лежал блокнот, в котором Сергей перед вылетом записал номер рейса. Оставалась зыбкая, маленькая надежда, что она неправильно запомнила три цифры…
Двести четырнадцать, пульсировал в голове голос диктора, двести четырнадцать…
И в блокноте Сережиной рукой было записано: «214».
Очертания предметов вокруг стали размытыми, тело сделалось ватным, а сознание вроде и не ушло совсем, но не подсказывало ни одной спасительной мысли – как дальше жить, что делать…
