— Брент, подожди! Как насчет одежды и продуктов для рабов?
— Как ты сама сказала, Байрони, все женщины всегда чего-то хотят. Сегодня ты играешь в самоотверженную маленькую владелицу поместья. А завтра?
— Брент, прошу тебя!
— Почему бы тебе не продать колье Айры Батлера?
Денег бы хватило, чтобы сыграть роль щедрой леди.
Брент развернул жеребца и быстро скрылся из глаз Байрони.
Она застыла, глядя ему вслед. Она, несомненно, была права. Только не понимала размеров чувства вины мальчика, его предательства и роли женщины в этом предательстве. И никогда бы этого не поняла, если бы они не приехали в Уэйкхерст. Как он замкнут!
И упрям. И стал совершенно невозможным, когда она слишком приблизилась к нему. Байрони распрямила плечи и направила кобылу к дому.
Как теперь поступит ее муж?
Она видела, какой он был в тот вечер после ужина — предельно мягок и любезен. И отчужден.
— Жареная окра восхитительна, — восторгался Брент. — Я уже забыл, какими чудесными достоинствами отличается южная кухня.
— Ты прав, — согласилась Байрони, улыбаясь всем сияющей улыбкой. — В Бостоне мы ели одну рыбу. В то время мне было пятнадцать лет, и я была уверена, что у меня вот-вот вырастут жабры.
— Неужели тетя Аида не рассказывала тебе о жизни? — обратился к ней Брент, по привычке растягивая слова. — В пятнадцать лет растут куда более интересные вещи, чем жабры.
Ей тут же захотелось швырнуть в него тарелку с фасолью.
— Тетя Аида никогда не была замужем, — услышала она свой резкий голос. — Она не.., то есть она никогда не стала бы говорить… — Байрони умолкла, прерванная заливистым смехом Лорел.
— Вы так хорошо умеете рассмешить, Байрони, — заметила Лорел, слегка прижимая к губам льняную салфетку. — Наверное, у каждой девушки есть подобная родственница.
— Незамужняя, а значит, несведущая и сверхскромная? — спросил Брент.
— Ты, брат, и сам был неженатым еще совсем недавно, — повернулся к Бренту Дрю, — но я как-то не могу отнести эти слова к тебе.
— А я не могу отнести их к большинству женщин, — развил его мысль Брент, глядя на жену. — Разумеется, если женщина не отличается ни лицом, ни фигурой, способными привлечь мужчину, то, я считаю, она должна заниматься благотворительностью и другими добрыми делами. В этом смысле женщинам, сидящим за этим столом, сильно повезло, ты согласен с этим, Дрю?
— А если мужчина не располагает ни лицом, ни фигурой, привлекательными для женщины, он должен поступить так же?
— Вы хотите сказать, он должен наложить на себя епитимью и оставаться бобылем? — засмеялся Брент. — О нет, моя дорогая, если у него есть деньги, он просто сможет купить себе все, что ему нужно.
— Если бы женщины имели хоть какую-то власть, это было бы невозможно, — заметила Лорел.
— Слава Богу, женщины не располагают властью, присущей мужчинам, — качая головой, продолжал Брент. — Иначе каждый из нас, смертных, превратился бы в жалкую собачонку, вымаливающую подачки.
Байрони бросила быстрый взгляд на Лорел. Она, разумеется, была права. Если бы у Лорел была власть, а власть — это деньги, разве она вышла бы замуж за отца Брента?
Если бы у меня были деньги, я никогда не вышла бы замуж за Айру.
А Брент? Байрони покачала головой в ответ на свои думы, не зная о том, что муж смотрел на нее из-под опущенных ресниц. Она хотела его, ее тянуло к нему.
Но и здесь не было выбора. Он снова заговорил с этой его дурацкой манерой растягивать слова:
— Интересно, много ли женщин уступили нам, бедным мужчинам, если бы их не вынуждали к этому обстоятельства ?
«Он думает о нас с ним, — решила Байрони. — Или о тех женщинах, которым платит. О своих любовницах».
— Полно, брат, — заговорил Дрю. — Не будь таким циничным. Видишь ли, существует еще такая вещь, как любовь. Довольно широко распространенное эмоциональное состояние.
— Любовь, Дрю? Я думаю, ты имеешь в виду просто невостребованную похоть, а когда она востребована — что остается от любви? — Брент пожал плечами.
— Забота? Доверие? Дети? — Слова вырвались у Байрони, прежде чем она успела закрыть рот.
Брент рассмеялся.
— О да, конечно, дети привязывают мужчину.
Подрезают ему крылья и все такое.
Байрони на секунду закрыла глаза, так обожгли ее слова Брента. Она чуть коснулась рукой своего живота. Почему этот жалкий человек не обернется на себя?
— Тогда почему же мужчины женятся? — весело спросила Лорел. — Действует ваша теория невостребованной похоти?
Брент помолчал. Отпил немного вина, потом осторожно поставил хрустальный бокал на стол.
— Либо так, либо он оказывается в таком положении, когда у него не остается выбора.
— Вы имеете в виду соблазнение?
— Ах, Лорел, — возразил Брент, — я по-прежнему сомневаюсь, чтобы такая ситуация вообще существовала.
Байрони швырнула на стол льняную салфетку. Она хотела осыпать Брента ругательствами, но сохранила самообладание. Только не перед Лорел и Дрю. Натужно улыбнувшись, она поднялась из-за стола.
— С вашего позволения, я, пожалуй, вас покину.
Она вышла из столовой не оглянувшись. А войдя в свою спальню, долго смотрела на дверь, жалея о том, что не могла запереть ее на замок.
Она так обессилела от собственных мыслей, что не сразу услышала какой-то странный звук, доносившийся из угла комнаты, примыкающего к балкону.
— Лиззи?
Снова послышалось прерывистое рыдание. Байрони быстро подошла к стеклянной двери и увидела забившуюся в угол Лиззи.
— Лиззи, — позвала Байрони, опускаясь на колени. — Что случилось? Почему ты плачешь?
Лиззи вытерла глаза сжатыми в кулаки руками. Ей сказали, что масса отказался дать миссис еду и материю для рабов. Это подтвердил и Фрэнк Пакстон. Он схватил ее за руку около дома и сказал, что он скоро, очень скоро ее возьмет.
Но миссис ничего не могла сделать. Пакстон был белым человеком, управляющим.
— Ничего, миссис, — пробормотала Лиззи, не желая смотреть Байрони в глаза.
Байрони села на корточки, в размышлении наморщив лоб.
— Ты уверена, что не хочешь поведать мне, что тебя беспокоит?
Черная головка отрицательно качнулась.
Байрони медленно поднялась на ноги, чувствуя свою беспомощность и бесполезность.
— Хорошо, Лиззи, — проговорила она наконец. — Помоги мне раздеться, а потом отправляйся спать. Если захочешь поговорить со мной утром, я буду здесь.
Около полуночи Брент тихо вошел в спальню.
Через незашторенные окна в комнату лился лунный свет. Байрони лежала на боку, положив щеку на ладонь. Он медленно подошел к кровати, остановился и долго смотрел на жену. Он почувствовал мощный прилив чувств и молча посмеялся над собой. «Похоть, — подумал он. — Я все еще испытываю страстное желание обладать ею». Он наклонился, осторожно приподнял мягкий локон, лежавший на плече Байрони, и на секунду закрыл глаза. Байрони пошевелилась, но не проснулась. Брент вспоминал, что она ему говорила.
Она, разумеется, была права. Но правота далеко не всегда изменяет вещи к лучшему. Он понимал только, что хотел ее снова, сейчас.
Брент разделся и лег в постель рядом с Байрони.
Он поднял до пояса ее ночную рубашку, повернул ее на спину, раздвинул ей ноги, и скользнул в нее, глубоко и нежно.
Он чуть не задохнулся от тепла ее тела.
Байрони проснулась, как от толчка, ощутив его в себе.
Она содрогнулась от зарождавшихся внутри нее ощущений и наконец поняла, что происходило.
— Нет! — Она стала бороться с Брентом, но он опустился на нее всей тяжестью, словно каждым мощным движением прикалывая ее к постели.
— Не шевелись, — услышал он свой хриплый, грубоватый голос. — Боже, — простонал он, полностью теряя контроль над собой.
Байрони увидела, как напряглись жилы на его шее, когда он откинул назад голову и застонал от наслаждения.
Брент упал на нее задыхаясь.
Байрони не двигалась. Да и не могла бы при всем желании.
— Ты закончил со мной?