– Разумеется, к счастью. К чему же еще?

– А дорога?

– К переменам. Если по дороге на машине едете, то к быстрым переменам и ускорениям всех процессов в вашей жизни, – со знанием дела сказала Ада Львовна. Она постоянно изучала какие-то псевдонаучные книжки, которые Тася именовала «дуристикой». Однако мысли в этих книжках иногда попадались очень даже толковые, и мысли эти Ада Львовна постоянно доносила до сведения коллектива.

– Жалко! Очень я, Ада Львовна, перемены разные недолюбливаю. Я люблю, чтобы спокойно так, тихо, тепло и влажно, – сказала Тася и сама себе удивилась, при чем тут влажно-то?

– Как в болоте! – тут же определила Ада Львовна.

– Точно, как в болоте! – Тася вспомнила сиреневое болото из утреннего сна. В том болоте было очень даже приятно. По бегемотам это чувствовалось. Не могут же бегемоты так мило выглядеть, если им плохо и кто-то кусает. И воздух теплый и влажный вспомнила, и капельки у себя на лице.

– Это, Тасенька, потому, что мы с вами, как и все коренные питерские бабенки, по сути своей кикиморы. Хотя кикиморы – это такие, как вы, а такие, как я, скорее всего, уже не кикиморы, а жабы.

– Я, Ада Львовна, подозреваю, что жаба у нас как раз совсем другая дамочка. Та, которая у меня за стенкой угнездилась.

– Что вы, Тасенька, за стенкой у вас гадюка. Ха! Если б жаба!

Они допили кофе, и Ада Львовна отправилась в приемную, а Тася взяла сигареты, поглядела на часы и пошла в курилку. На часах было девять тридцать.

Курилку Тася очень любила. И курилку, и тамошнюю компанию. Ей даже удалось убедить директора по персоналу, что сплочение коллектива, происходящее в курилке, не идет ни в какое сравнение с эффектом от корпоративных мероприятий. Курильщики стояли друг за друга горой, причем без особых финансовых вливаний со стороны предприятия. Безо всяких там закусок, фокусов, клоунов, самодеятельности, приглашенных эстрадных певцов и прочих мотивационных ужимок. В курилке обсуждалась не только личная жизнь, но и решались важнейшие производственные вопросы. Несмотря на то что Тася имела полное право курить у себя в кабинете, она каждое утро обязательно появлялась в курилке, чтобы, так сказать, держать руку на пульсе.

Сегодня народу в курилке было немного, слушали Эмму Эдуардовну, которая рассказывала очередную историю про своего супруга. К сожалению, Тася застала только конец этого захватывающего повествования.

– И тут, представляете, выходит он! В шортиках! – Эмма Эдуардовна показала размер этих шортиков. – А вот тут, по бокам, разрезы!

– А что? По-моему, очень сексуально! – со смехом заметила главный бухгалтер Алевтина.

– Вот-вот! Плейбой! У меня даже сумки из рук выпали! Так бы и треснула чем-нибудь тяжелым! По шортикам!

Курильщицы заржали.

Муж Эммы Эдуардовны до сих пор работал инженером все в том же проектном институте, в котором и сама Эмма работала вместе с ним до начала перестройки. Когда в институте перестали платить и начались приватизационные катаклизмы, Эмма Эдуардовна ушла челночить. И Тася в свое время нашла ее на вещевом рынке. Покупала Дуське джинсы и просто разговорилась с энергичной продавщицей приятной наружности. Толковых специалистов было днем с огнем не сыскать, все разбежались кто куда, и вновь созданное питерское подразделение компании испытывало острую нехватку кадров. Тася уговорила московских боссов дать Эмме Эдуардовне шанс, о чем те никогда впоследствии не жалели. Эмма оказалась не только толковой, знающей, но и пробивной теткой. Она запросто налаживала хорошие отношения с заказчиками, даже с самыми трудными. Кроме того, Эмма пила водку не пьянея, курила, забористо ругалась матом и вместе со строителями в резиновых сапогах и пластиковой каске вышагивала по стройплощадке по колено в грязи. То есть и внешне соответствовала представлениям заказчика о хорошем подрядчике. Правда, неоднократно Эмма жаловалась Тасе на большую любовь любого заказчика к выезду на место. Эмма объясняла это тем, что в большинстве своем заказчики были людьми предельно конкретными и разглядыванию чертежей предпочитали беготню по пересеченной местности с размахиванием руками. Это Эмму очень веселило, но она соблюдала правила игры и всегда таскала с собой свою каску и резиновые сапоги.

Платили Эмме очень хорошо, в холдинге ее знали, любили и ценили, а муж благополучно сидел у нее на шее, периодически разражаясь речами о том, как проклятые капиталисты продали советскую науку. Тем не менее при своей ностальгии по всему советскому он прекрасно ездил отдыхать за границу на деньги жены, постоянно наряжался в какие-то модные шмотки и с удовольствием курил дорогие сигареты, которые покупала его жена, приспешница тех самых воров и капиталистов.

«И как она его до сих пор не побила? – думала Тася, каждый раз слушая очередной рассказ Эммы о своем плейбое. – А может, она его все-таки тайком побивает? Уж больно характер у тетки железный».

Девчонки, правда, сошлись во мнении, что Эмма своего плейбоя очень любит и хоть и ругает постоянно, но всячески балует.

– Тась, ты видала? Эта сука в брюках опять машину на твое место поставила! Вот тварь! – Эмма Эдуардовна дала Тасе прикурить от своей зажигалки.

– Ничего, я ее там заперла как следует, так что придется ей сегодня подольше поработать.

– И откуда только она вылезла? – всплеснула руками главный бухгалтер Алевтина. – Такая зараза вредная.

– Откуда, откуда? Из Мухосранска, откуда же еще, – со знанием дела сообщила начальник отдела кадров Светлана Васильевна. – Именно там куются самые ценные кадры нашей родины.

– И кем она там подвизалась? – поинтересовалась Эмма. – Вы меня хоть убейте, но она на финансового директора никак не тянет! Наша Лилечка, царствие ей небесное, вот это был директор.

– Еще бы! – Светлана Васильевна победно оглядела курильщиц. – Образование, конечно, у нее профильное, финансовое, однако в трудовой всего две записи. Сначала главный бухгалтер какого-то ООО, потом аудитор другого ООО. И все в том же Зажопинске.

– Ты говорила в Мухосранске, – укоризненно заметила Тася.

– Один хрен! Там населения три с половиной человека. Так что можете представить, какой у нее богатый опыт. – Светлана Васильевна брезгливо сморщилась и потушила окурок. Но тут же достала новую сигарету.

– То-то я смотрю, она все ко мне в бухгалтерию лезет да вопросы дурацкие задает, – фыркнула Алевтина.

– Смотри, Аля, подсидит она тебя! Не успеешь глазом моргнуть. Девочки, а может, мы ее просто из-за Лили возненавидели? Известно ведь, как бывает – пришла баба на место хорошего человека, который умер, вот все ее сразу в штыки и приняли. Ей наверняка тоже тяжело. – Тася решила попробовать посмотреть на ситуацию с другой стороны.

– Ага! Пожалей ее! И место свое парковочное заодно уступи, – предложила Эмма Эдуардовна. Эмма всегда смотрела в корень.

– Нет, Тася. Тут дело вовсе не в Лилиной смерти. Мы же все видим, что баба эта попросту некомпетентна, но жутко амбициозна. Катастрофически! – заметила Алевтина.

– Ну, тогда осталось определить, кто за ней стоит. С какого перепуга она у нас тут плотно так уселась. Должность такая без московского согласования не проходит, – поделилась своими соображениями Тася.

– Я знаю! – Алевтина подняла руку вверх, как школьница. – Мне в московской бухгалтерии сказали, что Кислицкий упросил начальство разрешить ему взять на это место своего человека. Он, видите ли, хочет быть спокоен за финансы предприятия! Ему под персональную ответственность и разрешили.

– Вы действительно все такие дуры или только прикидываетесь? – с иронией в голосе поинтересовалась Эмма Эдуардовна.

– Эмма! Поясни народу свою мысль, – попросила ее Тася.

– Да вы глаза-то разуйте! Она же вылитая Роза Кислицкая. Только моложе раза в два, – возмущенно заявила Эмма Эдуардовна, даже проматерилась.

– Эмма! Здесь дети. – Тася погрозила ей пальцем, кивнув на Эммину ученицу Асю. Ася была молодым специалистом, ходила за Эммой хвостом и смотрела ей в рот. Эмма была очень довольна Асей и прогнозировала для нее блестящее будущее.