Это была не она, говорил он себе. Не могла быть она. Это невозможно. Но разве он мог ошибиться, разве мог не узнать свою жену? Тогда что это было? Энди терзали мучительные сомнения.

Больше года он заставлял себя не думать о ней каждый день, каждый час. И все напрасно. Теперь ему хотелось спрятаться и никуда не выходить, чтобы не встретиться с этой женщиной, кем бы она ни оказалась. Энди боялся, что не сможет еще раз это пережить.

Его взгляд упал на фотографию на столе маленькая девочка с темно-рыжими волосами, голубыми глазами и улыбкой, от которой щемило сердце. Его дочь Саманта. Лора звала ее Сэм, как в одной из книжек о докторе Айболите «Зеленые яйца и ветчина»: «Я не люблю зеленые яйца и ветчину. Не люблю их совсем, я Сэм». Как наяву, услышал он мелодичный голос Лоры (прямо наваждение какое-то!), рассказывающей сказку. Он помнил каждое слово, хотя и не дотрагивался до книжки со дня аварии. Лора оставила ее на кухонном столе — читала Сэм за завтраком. Книга так и лежала там, когда в тот день он вернулся домой, после того как бесстрастный голос по телефону сообщил ему, что его жена погибла в автомобильной аварии прямо на границе штата Коннектикут. Она вернется, раз не дочитала дочке сказку. Внутренний голос упорно твердил, что если он оставит книгу там, где она лежит, и даже не дотронется до нее, то Лора обязательно вернется.

Но в один прекрасный день он не увидел книгу на привычном месте. Когда поздно вечером он вернулся из отдела судебно-медицинской экспертизы штата Коннектикут, то обнаружил, что Минди, его секретарь, поставила книгу обратно на полку. Мелочь, конечно, но тогда в нем все перевернулось.

Все. Лоры больше нет. Она бросила его без предупреждения или объяснения ранним февральским утром. Уже одно это ставило его в тупик. А ведь она еще бросила и свою трехлетнюю дочь. Почитала ей книжку за завтраком, отвела в детский сад, а потом села в машину и уехала. Правда, в последние месяцы она вообще очень изменилась и вела себя довольно странно. Она донимала его непониманием, подозрениями, объяснениями. Энди видел, что Лора чем-то расстроена, но ему и в голову не могло прийти, насколько все серьезно.

Но она уехала. И через несколько часов, врачи в госпитале, в трехстах километрах от дома, констатировали ее смерть. И уже не было возможности ни что-то исправить, ни объясниться.

Сколько долгих месяцев прошло с тех пор! Энди опять посмотрел на фотографию Сэм. Он часто думал, помнит ли та мать. Ведь она была такая маленькая, когда все это случилось, ей было всего лишь три года. Сначала она очень переживала. Как мучительно было снова и снова объяснять ей, что мама не вернется. Она никак не хотела в это поверить. Пусть мамы нет сегодня, но, может быть, завтра, когда девочке захочется показать ей новый рисунок, она придет.

Энди взял ручку и начал что-то автоматически рисовать на листе бумаги.

Время шло. И Сэм начала забывать. Сейчас она просто иногда расспрашивала о Лоре. Какая она была? Хорошая? Красивая? Энди не мог понять, действительно ли она забыла или не хочет помнить? Вот он, например, не хотел помнить, слишком мучительны были воспоминания.

Энди добавил пару линий к рисунку. Облако. Он не винил Лору за то, что она ушла. Теперь, когда у него было столько времени на размышления, он у самого себя обнаружил массу недостатков. Сколько он мог ей сказать, но не сказал! И, что еще хуже, сколько лишнего было сказано! Порой Энди винил себя в смерти Лоры. Если бы можно было начать сначала, он бы все сделал по-другому. Но самое страшное, что он понял за этот год, — она больше не вернется. И все его сожаления напрасны.

Энди посмотрел на рисунок. Получился набросок детского пляжа около порта Оторити. Он добавил несколько штрихов. Лора очень любила бывать там и смотреть на лодки. Энди не вспоминал об этом месте до сегодняшнего дня. Он попытался нарисовать Лору, но резко бросил ручку на стол. Она мертва, и он должен смириться с этим.

Мэри Шеппард примеряла колечко-оберег, стоя около уличного лотка. Такое же носила одна ее знакомая в приюте для женщин, подвергшихся насилию в семье, куда Мэри попала после госпиталя. Сначала носила в память о том, кто надругался над ней, а потом кольцо стало для этой женщины символом одиночества. Таинственная символика вещей всегда вызывала у Мэри какое-то странное чувство, которому она не находила объяснения.

Впрочем, она многого не могла объяснить, особенно того, что касалось ее самой. Уже целый год она была Мэри Шеппард. Придя в себя в госпитале Святого Иосифа в Коннектикуте с тяжелой травмой головы, следами от веревки на руках и ногах, она не помнила о том, что произошло. Ничего не помнила о своей прежней жизни. У нее не было обручального кольца, но на безымянном пальце левой руки остался след, как будто она его долго носила и совсем недавно сняла. Но если она не помнила даже своего имени, что уж тут говорить о таких мелочах.

«Психогенная амнезия», — сказали доктора. Ее реакция на случившееся настолько сильна, что организм в целях самосохранения просто отказывается что-либо вспоминать. Это может продлиться месяц, а может остаться навсегда. Никто не знает. Мэри боялась, что это навсегда, потому что уже пятнадцать месяцев она ничего не могла вспомнить — ни хорошего, ни плохого, вообще ничего, что было до аварии. Только иногда случались какие-то странные, необъяснимые порывы, такие, как тот, что привел ее в Нантакет.

Ее так тянуло к воде, что женщины в приюте, где она жила и работала, даже подшучивали над ней: наверное, она была капитаном корабля и командовала сотней матросов. Конечно, кому не захочется такое забыть! Но, увидев однажды фотографии Нантакета в витрине бюро путешествий, она поняла, что просто должнапобывать именно там, именно в Нантакете: не на полуострове Кейп-Код, не в Бель-Виле, а только в Нантакете. Подруги по приюту скинулись и отправили ее в автобусную экскурсию на север. Они назвали это заслуженным отпуском для самого трудолюбивого обитателя их приюта.

Мэри опять посмотрела на кольцо. Повернешь его так — ты один человек, снимешь и перевернешь — другой. Может быть, именно поэтому ей всегда хотелось его иметь. Уж очень заманчивой казалась мысль, что она повернет волшебное кольцо — и станет опять той женщиной, которой была до аварии.

Я — Сэм. Опять на ум пришла эта странная фраза. Так бывало и раньше, неожиданно и необъяснимо. Я — Сэм. Мэри пыталась понять, что она может означать. Еезвали Сэм? Или в ее жизни был мужчина, которого звали Сэм? Ей даже пришло в голову, что, может быть, она служила в армии? Отсюда — Дядя Сэм. Нет, все не то.

Солнечный зайчик, отскочивший от серебряного колечка, попал в глаза. Да, жаль, что чудес в жизни не бывает. Она положила кольцо обратно на витрину, но после минутного колебания спросила у продавца:

— Сколько стоит?

Старый тощий хозяин магазинчика задумчиво потер подбородок.

— Для вас — десять долларов.

Мэри улыбнулась — здесь все стоило десять долларов.

— А если за пять? — Видя, что он колеблется, она добавила: — Это все, что у меня есть, а мне… оно мне очень нравится.

У нее не было лишних денег, особенно на такие мелочи. Но ей так хотелось колечко, которое она сама наделила волшебной силой. Ведь как только Мэри надела его на палец, у нее появилось чувство, что вот-вот должно случиться что-то прекрасное.

— Никогда не могу отказать очаровательной женщине, — заметил продавец, беря деньги.

Она тут же надела кольцо — как хорошо оно смотрится на пальце! Она вдруг почувствовала себя спокойнее и увереннее. Колечко стало как бы еще одним маленьким шагом к разгадке тайны Нантакета, которую Мэри пыталась найти уже целую неделю.

Мэри шла вниз по Федерал-стрит, все время прислушиваясь к себе, стараясь понять, почему ее так тянуло в этот город. Но она ничего не чувствовала, кроме покоя и защищенности, на этих продуваемых ветрами улицах, среди высоких узких домов.