Од начал уставать. Он шёл на некотором удалении от группы охотников, примерно на таком же удалении шла остальная часть рода; он не смел ждать помощи ни с той, ни с этой стороны, но знал, на что решался, и мог прийти с опозданием, но кроме бесчестья как охотнику, это ничего бы ему не принесло. Однако он и не думал об этом; только когда от идущей впереди группы охотников отделился один из них и решительно взял Фа с рук Ода, он понял, что не один.
Они прибыли в установленное место, когда оба соседних рода были уже там, и после взаимных приветствий приступили к непосредственным приготовлениям к охоте, проходившей в этом месте уже несколько лет подряд. У большинства её участников имелись необходимые навыки, поэтому подготовка не заняла много времени. Процесс охоты должен был заключаться в том, чтобы табун лошадей, находившийся на полуденном водопое, выгнать от реки и направить на площадку, ограниченную двумя сходящимися вместе оврагами; при этом рельеф местности был благоприятен охотникам, поскольку роковой для лошадей обрыв не был виден до самого последнего момента и испуганный табун с большой скоростью должен был приближаться к нему, не имея возможности повернуть в сторону. Мужчины-охотники составляли одну группу, женщины и подростки – другую, и обе группы отправились к месту охоты.
Оставив несколько человек в опасном месте, где табун мог выйти из-под контроля, все двинулись дальше; а женщины, подростки и частью мужчины-охотники, стараясь быть незамеченными, образовали широкий проход от водопоя до площадки между обрывами, в то время как остальные охотники разделились на две группы и отправились к водопою, причём одна группа – выше водопоя, другая – ниже по течению. Когда всё было готово, охотники по условленному сигналу выскочили из укрытий, громко крича и размахивая дротиками и дубинами. Табун нервно дрогнул. Лошади, вытягивая шеи, раздувая ноздри, испуганно озирались, перебирая ногами, но вскоре первоначальная оторопь стала проходить, и табун, сгрудившийся было на берегу, рысью двинулся по широкому участку степи, ограниченному живой цепью женщин и подростков, начинавших кричать, размахивать палками и руками при виде приближающихся лошадей; а сзади табуна с криками и воплями бежали мужчины-охотники, и по мере передвижения, к ним присоединялись другие участники охоты, бывшие ранее в оцеплении, поэтому шум и сумятица всё время нарастали. Лошади уже переходили на галоп, когда приблизились к опасному участку, где начинавшийся с левой стороны обрыв делал поворот влево, а справа обрыва ещё не было, и в этом месте находилась в засаде группа охотников, истомлённых ожиданием и нервным напряжением так, что выскочили из укрытия несколько раньше, чем нужно, и чуть было не сорвали всю охоту. Табун резко осадил бег, часть его ринулась в сторону засады, остальная намеревалась двинуться следом; тогда Од, дико закричав, ринулся в образовавшийся прорыв, а следом устремились ещё несколько охотников. Рядом бежал Ор, который был моложе его, и Од вдруг позавидовал его прыти. Они врезались в уходящий косяк лошадей, рискуя быть изувеченными или убитыми, и пустили в ход дротики, в результате чего несколько раненных ими лошадей дико заржали, а оставшаяся часть табуна, повернув, пустилась вскачь в прежнем, нужном охотникам направлении, между тем как значительному количеству лошадей удалось вырваться из ловушки. Охотники были вынуждены усилить преследование, чтобы не оставаться без добычи, и косяк быстро приближался к обрыву, преследуемый едва ли половиной участвовавших в охоте мужчин.
Резко открывшийся обрыв был неожиданным для передних скакунов; лошади, вздымаясь на краю обрыва, теряли равновесие, падали вниз, теснимые сзади, передние, остановившиеся уже, также не могли удержаться и валились в пропасть. Над местом охоты густо висел смертельный храп, дикое ржание и визг раненых лошадей. Быстро нараставшая сумятица вдруг прекратилась, хотя охотники продолжали набегать, крича и размахивая дротиками; табун не двигался, нервно дрожа и тяжело поводя боками, и вдруг он отчаянно ринулся в обратном направлении. Од, ожидавший такого поворота событий, всё-таки едва не был растоптан вместе с несколькими охотниками взбесившимися лошадьми.
Охотники подошли к краю обрыва. Внизу, в месте падения лошадей, там, где сходились два оврага, лежали без движения, шевелились, пытались подняться или передвигались, хромая и перепрыгивая на трёх ногах, упавшие с обрыва лошади, и Од, посчитав, решил, что их почти столько, как пальцев на его руках и ногах. Некоторые из них, способные двигаться, направлялись от места падения вверх и вниз по оврагам, пытаясь найти выход, но это было бесполезно: по всем трём отрогам стояли заграждения, сделанные из нетолстых деревьев, через которые лошадям невозможно было перебраться; сколько помнил Од, они стояли всегда, лишь изредка их приходилось чинить или делать заново, когда сносило бурным потоком.
Вожди подали сигнал, что охота окончена, а это означало, что прекращаются действия всех запретов, вводимых на время подготовки к ней; вслед за этим возбуждённая толпа охотников с примкнувшими к ним женщинами и подростками, участвовавшими в охоте, спустились вниз, на дно оврага, бывшего не очень глубоким; местами каменистые осыпи в нём доходили до самой кромки обрыва. К этому времени к месту падения лошадей собрались люди всех трёх родов; площадка в месте слияния оврагов была достаточно просторна и вмещала в прежние годы людей четырёх родов; по преданиям, даже большее число родов принимало участие в охоте, но некоторые из них ушли южнее, и связь с ними была прервана, а между ними большое пространство занимали люди тотема кабана.
Возбуждённая, ликующая толпа смеялась, шумела, веселилась, и не было трёх родов – был один большой род, не имевший никаких запретов, никаких ограничений; праздник, которого так ждали, начался. Люди пьянели от горячей лошадиной крови, от парного мяса внутренностей и около костров, на которых жарились выпотрошенные лошадиные туши, танцевали свой победный танец, а рядом беззаботно играли сытые и счастливые дети, оживлённо беседовали собравшиеся вместе старики. То тут, то там отягощённые вынужденным воздержанием пары открыто занимались любовью. Исчезли куда-то Лу и Ра. К Оду подошла незнакомая ему ранее молодая женщина из другого рода, и он понял, что она даже из другого тотема и появилась здесь недавно, а та, призывно улыбаясь, взяла его за руку, и он охотно последовал за ней.
Пиршество продолжалось до ночи, но наконец всё утихло; умиротворённые люди спали на земле, прогретой большими кострами, застланной хвоей и шкурами лошадей, укрываясь такими же шкурами, принесёнными с собой. Кругом горели несколько костров, глухая ночь покрыла место пиршества.
Праздник длился несколько дней, люди пили, ели, занимались любовью; но пришло время возвращаться в пещеру. Уже вспыхнуло было несколько драк, которые, впрочем, быстро прекратили, разняв дерущихся; а кроме того, прошёл дождь, не обещавший быть коротким – время было такое, – и, распрощавшись и захватив с собой еды, соплеменники вернулись на свои стоянки, оставив в овраге три четверти из добытых и покалеченных, но живых лошадей, которых продолжали кормить и поить до нужного времени, заготавливая им корм. Несколько человек из всех трёх родов должны были заниматься этим ежедневно, так будет продолжаться до тех пор, пока не будут съедены все лошади, и тогда наступит время следующей охоты.
Кончились дожди, стало теплее, появилась возможность разнообразить еду собирательством, а охотники всё чаще возвращались домой с добычей, занимаясь свободной охотой, и их добычей были кролики, косули, мелкие зверушки и птицы. Женщины приносили черепах, змей, разнообразные яйца. Завершилось полуголодное существование – люди были сыты и довольны.
Однажды во время охоты в лесу Од услышал стон и понял, что он принадлежит человеку, а раздвинув кусты, увидел молодого охотника, почти подростка, находившегося без сознания, и осмотрел его. Тело юноши было в ссадинах, больших кровоподтеках, левое плечо опухло и посинело, кожа на голове была пробита, но раны были неглубокими; он взял юношу на руки и отнёс в пещеру, где старухи и пожилые женщины окружили раненого, обмыли раны, приложив к ним какие-то травы, а когда тот пришёл в себя, напоили какими-то отварами. Больше он уже не терял сознание, и выяснилось, что он принадлежит к тому, пропавшему роду, что в роду осталось совсем мало охотников, что он спасся бегством от Юла – вождя рода, который чуть не убил его, когда он выразил протест, что мясо, добытое во время охоты, доставалось только сильнейшим охотникам, а те могли его дать, а могли и не дать тем, кому хотели. Юл стал вождём рода прошлой осенью, после перехода на зимнюю стоянку, и с тех пор погибло больше половины охотников в результате кровавых ссор, а также много стариков, женщин и детей от голода и болезней. Ун, так звали юношу, объяснил, что в роду вместе с ним оставалось столько охотников, сколько пальцев на руке. Прошло несколько дней, и он начал выходить из пещеры на свежий воздух – заботы лечащих его и хорошее питание делали своё дело.
