— Не кипятись. — Ворожцов был чернее тучи. — Я помечал все дома, которые мы проверили. Сейчас посмотрим.
Тимур повернулся.
Ворожцов уменьшил масштаб карты и тихонько вел пальцем вдоль схематичной улицы — сначала с одной стороны, потом с другой. Бубнил себе под нос.
А Тимур не мог оторвать взгляда от черной полоски под ногтем на указательном пальце.
Такой же, как у него.
Три дня, и эти чертовы полоски под ногтями…
Нет уж! Теперь они найдут этот проклятый прибор!
— Мы проверили все. — Ворожцов поднял глаза на Тимура. Во взгляде застыло непонимание. — Я не знаю, где еще могли проводить эксперимент.
— Дай сюда шарманку. — Тимур отобрал ПДА и уставился на карту. Схематичные домики двумя параллельными рядами горели на темном фоне. Во многих мерцали метки аномалий. — Как тут еще отдалить?
— Вон ползунок, — показал Ворожцов. — Ты же вроде позавчера по такой же карте шел…
— Не гунди. — Тимур двинул ползунок, меняя масштаб. Теперь он видел всю деревню целиком. — Так, здесь что?
— Это крайние дома, — объяснил Ворожцов. — Вот в этом мы ночевали.
— Ага, понял. — Тимур повертел головой, соотнеся изображение с окружающей местностью. Вновь уткнулся в экран. — Погоди-ка, а это?
— Где? — нагнулся Ворожцов.
— Да вот же, пес слепой… — Тимур осекся и шмыгнул носом. — Извини. Вот, на отшибе совсем.
Оба подняли головы и синхронно обернулись. За трухлявой крышей просевшей хибары виднелся цилиндр водонапорной башни. А ведь Тимур приметил ее еще вчера вечером, с пригорка…
— Водонапорка! — воскликнул Ворожцов. — Ее не проверяли!
— Не спеши радоваться, — осадил его Тимур. — На карту глянь, там нет аномалии.
— Башня слишком далеко отсюда, детектор не добивает. — Ворожцов забрал ПДА из руки Тимура. — Пошли.
Как только башня появилась на детекторе, стало ясно: аномалия возле нее есть. Одна, мощная, ярким пятном горящая на фоне остальной тусклой россыпи.
А еще там была радиация.
Водонапорка излучала, и излучала нехило. Странно, что на карте это место отмечено не было — ни как опасное, ни вообще как объект, достойный внимания. Никак. И Ворожцов-старший ни разу не упоминал в своих пьяных россказнях, что на месте эксперимента такая суровая радиация.
Счетчик затрещал еще на подходе, метров за тридцать.
— Стой, — предупредил Ворожцов, придерживая Тимура. — Башня фонит.
— И что? — нахмурился Тимур. — Здесь много чего фонит. Рентгеном больше, рентгеном меньше… И так уж нахватались на год вперед.
— Вот именно, — кивнул Ворожцов.
Тимур повернулся к нему. Внимательно посмотрел исподлобья. Тихо спросил:
— Я что-то не пойму, ты расхотел туда идти?
— Нет. — Ворожцов ответил на взгляд, хотя уверенности в голосе не было. — Но придется делать все очень быстро.
— Сколько у нас времени?
— Точно не знаю. Минуты три. Может, пять. Потом… если не успеем или не получится… Нужно будет быстро уйти.
— Значит, у нас есть одна попытка.
— Значит.
Тимур еще некоторое время держал взгляд Ворожцова, потом моргнул. Не потому, что тот его переглядел. Вовсе нет…
— Готов? — привычно спросил он и скинул рюкзак на траву.
— Кажется, — кивнул Ворожцов. Тоже снял рюкзак, поморщившись от боли в руке. — Да, готов.
— Тогда заводи чертову шарманку… И бегом!
Тимур рванул через бурьян. Он старался смотреть под ноги, чтобы не споткнуться и не упасть. Среди кустиков мелькали валуны, под подошвами хрустели прошлогодние стебли. Но скоро трава стала редеть, и Тимур выбежал на песчаную площадку.
Башня была крупнее, чем казалась издалека: метров десять в высоту, а то и больше. Из нижней ее части торчал огузок толстой трубы с намертво прикипевшим вентилем, вдоль железного бока поднималась вторая труба — совсем тонкая, проржавевшая насквозь.
А рядом, за прутьями ограды, белела кирпичная пристройка.
Возле забора, с внешней стороны, лежал разложившийся труп с клочьями седых волос на черепе. Второе тело валялось на пороге мастерской.
— Умники-ботаники? — не разобравшись, спросил Тимур.
— Нет, — отозвался Ворожцов, притормаживая. — Один прямо рядом с прибором умер, второго брат уволок.
— О как! — удивился Тимур. — Значит, кто-то еще приборчик врубал?
— Наверно. — Ворожцов восстановил дыхание и покосился на седовласого. — Откуда им было знать, что это за штуковина и как она настроена…
— То-то я гляжу, как их в глубокий пенсионный возраст вогнало, — кивнул Тимур и сплюнул, чувствуя, как его начинает подташнивать. — Сколько времени прошло? Ты не засек?
— Не засек. Минута или больше уже…
— А где аномалия? — спросил Тимур, со скрежетом отворяя решетчатую калитку.
— Там же, где прибор, — мотнул головой Ворожцов. — Внутри.
Тимур хотел включить налобник, но увидел, что внутри горит свет. Замедлил шаг.
— Что за хрень?
— Аномалия, — сказал Ворожцов. — Заходи уже.
Тимур переступил высохший труп, распластанный на пороге, и вошел внутрь. Здесь действительно когда-то была мастерская местного плотника или слесаря. А может, и того, и другого в одном лице. По левую руку стоял искромсанный стамесками и временем верстак. Вдоль стен темнели круги для циркулярок.
Посреди мастерской возвышался трехногий штатив с причудливым прибором, напоминающим телекамеру. А за ним переливалась радужным сиянием аномалия. Завораживающая. Будто живая. Таких Тимур еще не видел.
Рядом со штативом белели кости. По всей видимости, это были останки ученого.
Ворожцов встал рядом.
Дошли.
Продрались, чтобы воплотить в жизнь сумасшедшую идею, возникшую на перемене в школьном туалете.
Они хотели всего лишь немного повзрослеть, чтобы предки не шпыняли, как маленьких, чтобы девчонки воспринимали всерьез, чтобы…
Тимур засомневался.
Перевел взгляд на чернеющий на фоне перламутрового марева прибор.
Одно движение.
Хлоп, и Тимур станет на пару лет взрослее.
И отец больше не будет тюкать его всякими боксами и армейскими приколами, а мать перестанет наконец воспринимать как несмышленого сыночка, которого надо пристроить в хороший вуз.
Хлоп…
Тимур вздрогнул. Перед глазами возник образ Леси. Яркий, пугающе знакомый, он проступил сквозь сияние аномалии, вырвался из памяти и вломился в сознание, разрушая все преграды и снося к чертовой матери все блоки. Образ вихрем влетел в сердце. Заполнил собой все вокруг.
Тимур почувствовал, как дрогнули веки, роняя на щеки обжигающие слезы.
— Минута, — громыхнул в ушах голос Ворожцова. — Пора.
— Да, — неслышно сорвалось с губ Тимура. — Успею.
Он поднял дробовик, ставший вдруг легким, как игрушечный, и выстрелил. Оглушительно громыхнуло. Дробь снесла ножку штатива и ушла в угол. Прибор крутанулся, рухнул на пол.
Тимур переломил обрез. Подцепил теплую гильзу, чувствуя как полоски застрявшей под ногтями земли наконец крошатся. Вставил новый патрон. Защелкнул. Взвел курок.
Грянул второй выстрел. Дробь отщипнула от пластикового корпуса краешек и заставила прибор бешено завертеться на месте.
