Апнор рассказывал про фосфор трём сухопарым дамам, обклеенным чёрными мушками:

– Адептам алхимии известно, что каждый металл создают лучи определённой планеты, проникающие в глубь Земли. Так, Солнце рождает золото, Луна – серебро, Меркурий – ртуть, Венера – медь, Марс – железо, Юпитер – олово, и Сатурн – свинец. Открытая господином Роотом новая элементарная субстанция заставляет предположить, что есть неизвестная науке планета – возможно, зелёного цвета – за орбитой Сатурна.

Даниель двинулся в сторону стола, за которым говорили, отрешённо глядя в пустоту, Черчилль и Рен.

– Он смотрит на восток и расположен довольно далеко на севере, ведь так? Быть может, король захочет назвать его Новым Эдинбургом?

– Да, чтобы пресвитериане возгордились! – колко произнёс Черчилль.

– Он не так далеко на севере, – подал голос Пепис из-за соседнего стола. – Бостон лежит севернее на полтора градуса широты.

– Мы не ошибёмся, посоветовав ему назвать его в свою честь…

– Чарльстаун? Это название уже использовано – опять-таки в Бостоне.

– Тогда в честь его брата? Однако Джемстаун уже есть в Виргинии.

– О чём речь? – спросил Даниель.

– О Новом Амстердаме. Наш монарх получил его в обмен на Суринам, – сказал Черчилль.

– Говорите, сэр Уинстон! Ещё могут быть бродяги в Дорсете, которые вас не слышали! – захохотал Пепис.

– Король просил Королевское общество подыскать название для города, – очень тихо продолжал Черчилль.

– М-м-м… его брат ведь вроде как завоевал это место? – спросил Даниель. Он знал ответ, но не мог указывать таким людям.

– Да, – со знанием дела произнёс Пепис. – Это была часть атлантической кампании Йорка: перво-наперво он отбил у голландцев несколько гвинейских портов, богатых золотом и рабами, а затем с попутным пассатом отплыл к следующей добыче – Новому Амстердаму.

Даниель отвесил ему лёгкий поклон и продолжил:

– Если вы не можете использовать имя «Джеймс», быть может, воспользоваться титулом… в конце концов, Йорк – город на севере нашего восточного побережья, но не так далеко к северу…

– Уже думали, – мрачно отвечал Пепис. – Есть Йорктаун в Виргинии.

– А может, «Нью-Йорк»? – предложил Даниель.

– Умно… однако слишком очевидное производное от «Новый Амстердам», – заметил Черчилль.

– Если мы назовём его Нью-Йорк, то получится, что в честь города Йорка, а нам надо в честь герцога Йоркского, – ехидно возразил Пепис.

Даниель сказал:

– Вы, разумеется, правы…

– Да полно вам! – Уилкинс хлопнул ладонью по столу, разбрызгивая пиво и фосфор во все стороны. – Не педантствуйте, мистер Пепис. Все поймут, что это означает.

– По крайней мере, все, кто достаточно умён, чтобы иметь хоть какой-нибудь вес, – вставил Рен.

– Э… ясно… вы предлагаете более тонкий подход, – пробормотал сэр Уинстон Черчилль.

– Давайте занесём его в список, – предложил Уилкинс. – Чем больше мы придумаем названий с «Джеймс» и «Йорк», тем лучше.

Сэр Уинстон Черчилль одобрительно хмыкнул – а может, он просто прочищал горло или подзывал служанку.

– Как вам будет угодно… моё дело маленькое, – сказал Даниель. – Я так понимаю, что демонстрация господина Роота была принята благосклонно?

По какой-то причине все разом покосились на графа Апнорского.

– Она шла успешно, – отвечал Пепис, придвигаясь к Даниелю, – пока мистер Роот не пригрозил отшлёпать графа. Не смотрите на него, не смотрите на него.

Продолжая спокойно говорить, Пепис взял Даниеля под руку и развернул от Апнора. Очень некстати, потому что Даниель только что различил слова «Исаак Ньютон» и намеревался подслушать.

Пепис провёл Даниеля мимо Уилкинса, который в этот момент добродушно шлёпал по задику служанку. Трактирщик позвонил в колокольчик, и все задули свет; теперь в таверне светился лишь обретший новую силу фосфор. Все сказали: «Ух ты!», и Пепис вытащил Даниеля на улицу.

– Вы знаете, что господин Роот получает фосфор из мочи?

– Ходят такие слухи, – отвечал Даниель. – Мистер Ньютон разбирается в алхимии лучше меня; он сказал, что Енох Красный пытался по старинному рецепту получить из урины философскую ртуть и случайно наткнулся на фосфор.

– Да, и рассказывает целую историю о том, как нашёл рецепт в Вавилонии. – Пепис закатил глаза. – Придворные слушали как зачарованные. Так или иначе, для сегодняшней демонстрации он собрал мочу из Уайтхолла и выпаривал её бесконечно на барже посреди Темзы. Не стану мучить вас подробностями, довольно сказать, что, когда он закончил и зрители перестали хлопать, все придворные как один начали сравнивать лучезарность короля с лучезарностью фосфора…

– Полагаю, это было обязательно…

Уилкинс, грохнув дверью, вышел из таверны, по-видимому, с единственной целью: посмотреть, как Даниелю будут пересказывать эту историю.

– Граф Апнорский высказался в том духе, что причиной всему некая особая субстанция – королевский гумор, пронизывающая тело монарха и выделяемая с мочой. Когда все придворные согласились и отвосхищались философскими познаниями графа, Енох Красный сказал: «По правде говоря, бо́льшая часть мочи принадлежала королевским гвардейцам и лошадям».

– Тут граф вскочил! Рука его потянулась к шпаге, – разумеется, чтобы защитить честь короля, – вставил Уилкинс.

– А что его величество? – спросил Даниель.

Уилкинс изобразил руками весы и покачал ими вверх-вниз.

– И тут мистер Пепис перевесил чашу весов. Он рассказал историю времён Реставрации. В тысяча шестьсот шестидесятом году он был на корабле с королём и некоторыми приближёнными, включая графа Апнорского, тогда двенадцати лет. Ещё на борту был любимый старый пёс короля. Пёс нагадил на палубу. Молодой граф пнул пса и хотел выбросить за борт, но король остановил его, сказав со смехом: «По крайней мере в некоторых смыслах короли ничем не отличаются от простых смертных!»

– Он правда это сказал?! – вскричал Даниель и тут же почувствовал себя полным болваном.

– Разумеется, нет, – отвечал Пепис. – Я просто пересказал историю таким образом, поскольку это казалось мне полезным.

– И помогло?

– Король рассмеялся, – сказал наконец Пепис.

– И Енох Красный спросил, не пришлось ли отшлёпать графа, чтобы научить его почтению к старшим.

– К старшим?

– Пёс был старше графа… слушайте внимательнее! – сурово нахмурился Пепис.

– Мне кажется, это были опрометчивые слова, – пробормотал Даниель.

– Король ответил: «Нет, нет, Апнор всегда был учтивым малым» – или что-то в таком роде, и дуэли не произошло.

– Однако Апнор злопамятен…

– Енох отправлял в ад людей получше Апнора, за него не тревожьтесь. Займитесь собственными недостатками, молодой человек, – излишней серьёзностью, например…

– Склонностью к беспокойству, – вставил Пепис.

– Недолжной трезвенностью… Идёмте назад в таверну!

Он проснулся когда-то на следующий день в наёмном экипаже по пути в Кембридж – в замкнутом пространстве вместе с Исааком Ньютоном и его разнообразными приобретениями: шестью томами «Theatrum Chemicum»*[33], многочисленными ящичками, набитыми соломой, из которой торчали горлышки реторт и пахло чем-то незнакомым. Исаак говорил:

– Если будешь ещё блевать, то, пожалуйста, в эту миску: я собираю желчь.

Эту просьбу Даниель удовлетворил сразу.

– Думаешь преуспеть в том, что не удалось Еноху Красному?

– О чём ты?

– Хочешь получить философскую ртуть?

– А чем ещё можно заниматься?

– Королевское общество в восторге от твоего телескопа, – сказал Даниель. – Ольденбург просит тебя о нём написать.

– М-м-м… – рассеянно проговорил Исаак, сравнивая отрывки из трёх книг сразу. – Не подержишь минуточку?

Так Даниель стал живой подставкой для книг; впрочем, сейчас он ни на что лучшее и не годился. Следующий час у него на коленях лежал фолиант в четыре дюйма толщиной, оправленный в золото и серебро и явно изготовленный за столетия до Гуттенберга. Даниель едва не ляпнул: «Он небось обошёлся тебе в чёртову уйму денег», но при ближайшем рассмотрении обнаружил вклеенный экслибрис с гербом Апнора и дарственной надписью: