— Этот момент пропустите пожалуйста, — поглядываю со значением на часы. Не хочется портить аппетит разными некачественными и скоропортящимися показаниями. — Сообщите лучше, что побудило вас явится с повинной. Меня конкретно интересует, участвовали ли вы в разбоях, ограблениях, финансовых махинациях, в тяжких телесных избиениях и несанкционированных взломах компьютерных американских сетей.

— К этому повествование свое, гражданин лейтенант, и веду. Немного осталось. Вот вы все на часы посматриваете, а у меня вся жизнь, можно сказать, перед глазами проходит. Но раз уж вы конкретику просите…. Будет и конкретика. Вы, наверно, слышали о дерзком ограблении банка на прошлой неделе?

— Миллион долларов в крупной валюте. Банда из двадцати человек, вооруженная крупным автоматическим оружием. Обошлось без трупов, не считая директора банка. Но тот от переохлаждения в сауне концы отдал. Скончался, тоесть.

— В газетах прочитали? Или знакомые менты шепнули? Враки все. Один я работал. Мне сообщники не нужны. Сами понимаете. Зачем мне лишние рты? Разговоров на миллион, а дел на копейку. Баул с тугриками за сипну, и спокойно через парк в малину.

— Воровской притон? Адрес?

— Не притон. Кусты такие в парке. Малина. Да вы кнопочку свою не жмите. Не убегу, не волнуйтесь. Не для того приперся. Вот вы тут недавно, гражданин лейтенант, о причинах спрашивали. Отвечаю. Побудила меня с повинной придти любовь к противоположному полу.

Прекращаю тискать красную кнопку под столом. Возвращаюсь к насильственному диктанту.

— Как зеленые маньки появились, решил я по глупости, что теперь мне все позволено. Решил в гульбу удариться. Была раньше у меня одна знакомая сучка….

— Попрошу не выражаться в государственном учреждении! — привстаю из-за стола с твердым намерением навести в кабинете порядок.

— А как мне еще ее называть, когда я к этой гадине с полным пакетом зелени приперся, а она на меня даже не взглянула?

Кусаю губы. Клиент прав. Иначе как сучкой сучку назвать нельзя. Хоть ухо режет, но с этической точки все правильно.

— Продолжайте. Но постарайтесь воздержаться от эпитетов.

— Не взглянула на меня эта, простите, сами знаете кто, повернулась задом и с каким-то кавказцем убежала.

— С лицом кавказской национальности, — поправляю огрехи в тексте.

— Не с лицом, гражданин лейтенант, а с мордой. Вот такая морда. Вы бы видели…. Я его потом, конечно, вечером встретил. В темном переулке встретили мы мурку… Простите. Поговорили по душам. Вернее, говорил я один, а он головой вертел.

— Я бы тоже вертел, если бы со мной голоса невидимые беседу затеяли. Именно этот случай заставил вас встать на путь исправления?

— Точно. В точку. В яблочко. Понял я, наконец, что не в деньгах счастье, хотя они мне и не нужны никогда были. Не в количестве съеденной колбасы, счастье, гражданин лейтенант, а в простом человеческом общении. А о каком общении может идти речь, если я по причине неудачного опыта моего дорогого, но безвременно сгоревшего на рабочем месте Ванюши, превратился в полный ноль? Пустое место. Да вы и сами видите.

— Сочувствую, — да, такой жизни позавидовать сложно. Слишком много минусов при минимальном содержании плюсов. Вот если бы процесс был обратим, то я первый встал бы в очередь к дорогому Ванюше. Что бы делал? Идеи есть. Масса идей. Например, первым делом…, — Простите, что? Задумался немного.

— Я вас понимаю. Вы, гражданин лейтенант, наверно размышляли над тем, чтобы сделали бы в первую очередь, окажись на моем месте? И не говорите, что я не прав. Технология невидимости, не будь она почившей в подвале загородного дома погибшего ученого, могла бы превознести в жизнь массу удивительного. Представьте невидимого мента, проникающего на бандитский сходняк. Разведчика, похищающего важные документы. Невидимого укротителя тигров.

— Невидимые тещи, начальники, налоговые инспекторы, водопроводчики, — продолжаю я, снисходительно улыбаясь. Лично у меня более глобальные планы. — Давайте мы на этой веселой ноте завершим сегодняшние чистописание. Я аккуратно записал все, что вы сообщили. Подпишитесь здесь, здесь и вот здесь. Надеюсь, вы укажите правоохранительным органам место, где спрятаны похищенные вами ценности?

— Здесь подписаться? Конечно, укажу. Я ведь, гражданин лейтенант, в душе честный. Мне чужого не надо. Раньше без денег обходился, а сейчас тем более. Вы меня арестуете?

Арестую ли я его? Смысл. Покажет тайники, вернет похищенное. И все. Как мне его оформлять? Как невидимку?

— Сделаем так. Вы сейчас сходите в туалет, это по коридору налево. Отдохните после сдачи чистосердечных признаний. И возвращайтесь. Мы подумаем, что нам делать дальше.

Клиент тяжело вздыхает и направляется в указанное место. В дверях сталкивается с Баобабовой. Прапорщик, которая голыми руками плющит пули и завязывает в узел гвозди, визжит, отскакивая в сторону, и только мое вмешательство предотвращает стрельбу в кабинете отдела «Пи».

— Это что было, Лесик? — Баобабова пугается редко, но от испуга отходит долго. Вот и сейчас, забивается в угол, дрожит вся.

— Вот, держи. Почитай откровения, — протягиваю Марии исписанные бумажки. Клин клином вышибают, а испуг дополнительной нагрузкой на мозг.

— "Чистосердечное признание", — у Машки немного трясутся руки, но она постепенно приходит в себя. — «Чистосердечное признание. Исповедь собаки невидимки». Что за чушь? Это была собака?

— Ну, не лошадь же, — удивляюсь непонятности напарника. — Лошади диктовать не умеют.

— А собаки, значит….

— Очевидно, то, что сделало ее невидимой, вправило собачьи мозги. Только этим я могу объяснить удивительную сознательность и, в некоторой степени, красноречие этого кобеля.

— Его необходимо немедленно арестовать, — Баобабова дочитывает признание в преступлениях и раскатисто прихлопывает исповедь невидимки ладонью. — Все начинается с мелочей. Сначала миллион из банка, потом кошельки из карманов честных граждан.

— Не арестуем. Что мы, Маша, предъявим начальству, и в частности, прокурору? Невидимого преступника. Тем более говорящего? Нас засмеют и лишат последних звезд.

— Чистосердечное признание, — указывает Мария на бумагу.

— Написано мной. К сожалению. Очень умная особь. Подпись, правда, его, но ни одна экспертиза не подтвердит ее подлинность. И еще! Представь, какой поднимется шум, когда о процессе над собакой-невидимкой пронюхает общество защиты животных?

— Тогда я не знаю! — умывает руки прапорщик Баобабова.

— А я знаю. Вот смотри. По имеющимся у нас агентурным сведениям закрываем сразу несколько дел. Нам почет, начальству уважение. Но что самое главное, возвращаем иностранный миллион законному владельцу….

— Возвращаем?!

— Обязательно, Маша. У оперативных сотрудников должны быть чистыми что?

— Стволы личного оружия, — Баобабова отворачивается к окну. Я вижу, какая нелегкая борьба происходит в ее кристально преданном нашему делу сердце.

— В общем, так, — закругляю тему, пока Баобабова не расплакалась из-за своего слишком честного характера. — Деньги в банк, колбасу на склад.

В двери стучат. До обеда минут пятнадцать. Принимать посетителей нет ни малейшего желания.

— Войдите! — раздражена не только Баобабова, но и я.

К счастью, это не очередной гражданин, который постоянно чувствует воздействие на него инопланетного разума. Двери открываются и по полу шлепают сырые собачьи следы.

— Это вы? Присаживайтесь. Давайте закончим с этим делом.

Хозяин отпечатков забирается с лапами на стул и укладывает передние на очень важные рабочие бумаги.

— Мы здесь, пока вы отсутствовали, немного посовещались с прапорщиком Баобабовой….

— Здрасте.

— Ага, — вздрагивает Мария в очередной раз, но на приветствие вежливо отвечает.

— Посовещались и пришли вот к какому решению. Лапки уберите, пожалуйста. У меня здесь месячный труд на тему «Влияние толщины шоколадной фольги на степень проникновения через нее сигналов психотропного воздействия».