Перед обедом мне опять позвонил Вадик.
— Евгения! Как обстановка?
— Отлично. Собираемся обедать.
— Бесполезно просить вас подсыпать слабительного ему в суп?
— Абсолютно.
— Что ж… в таком случае возвращайтесь.
Мне показалось, что на меня упал потолок.
— Что?!
— Возвращайтесь. Вы нужны мне здесь, а там ваша миссия закончена. Не расстраивайтесь, я вас понимаю. Вы исполнительны и трудолюбивы, но в вас нет цинизма и азарта, присущих нам, акулам пера. Вас сдерживают рамки приличий, а в подобном деле нужен бессовестный человек… Я пошлю Анжелу.
Потолок еще раз стукнул меня по голове.
— Зачем Анжелу?
— Ну, все равно она и будет вести журналистское расследование насчет потусторонних сил.
— Слушайте, Вадим Альбертыч, а почему бы вам… нам просто не оставить Долгачева в покое? В конце концов, он же не медийное лицо, он простой сельский ветеринар…
— Ха! Это вы так решили. А мы тут покопались в архивах, нашли его однокурсников… Знаете, на какой операции он был главным ассистентом? Помните, у предыдущего главы государства были проблемы с сердцем? Да-да, правильно молчите.
— Ну и что? Это же было давно…
— За него уже схватились сразу несколько изданий. Человек, сам себя сделавший, все такое… Между прочим, ему присудили Госпремию, а он всю ее вбухал в этот несчастный Караул. Так что ваш Долгачев очень даже медийный, теперь важно не упустить его и не дать конкурентам шанса переманить его в другие издания. Мы на нем состояние сделаем, вот увидите…
Вадик еще что-то нес, а я стояла и кусала губы. Нет, конечно же я не собиралась провести остаток жизни в Карауле, окучивая картошку и ассистируя Андрею во время отела. Я с самого начала знала, что уехать придется, и даже довольно скоро, но все равно распоряжение Вадика застало меня врасплох. Не говоря уж о сообщении, что сюда приедет Анжела Мессер! Вот кто времени терять не будет, так это она.
Вадик опомнился и поинтересовался:
— Как моя собака? Доктор уже сделал операцию?
Я была слишком расстроена, чтобы беречь нервы босса, и потому брякнула:
— Нет. Не сделал. Она беременная.
— ЧТО?
— Что слышали. В смысле, у Матильды будут щенки.
— Но когда…
— Через месяц. Даже раньше.
— Да нет, это как раз исключено, я имею в виду, когда она успела, мерзавка… А! Понимаю! Поэтому этот негодяй и подарил мне ее!
— Вы ж сказали, что она пять штук стоит?
— Ой, Евгения, ну вы прямо как ребенок! Неужели я могу отдать такие деньги за обычную собачонку? Просто этот мерзавец набивал ей цену, чтобы сбагрить… Так, скажите вашему… нашему ветеринару, что от щенков нужно срочно избавляться!
И тут я озверела. Бывает такое состояние — ты становишься спокоен, как танк, но в голосе твоем слышится далекая канонада, а в глазах появляется стальной блеск…
— Вадим Альбертович, я не стану этого говорить. А Андрей не станет этого делать.
— Но я приказываю…
— Вы ничего и никому приказывать не можете, потому что вы идиот. А мне — тем более, потому что я у вас больше не работаю.
— Евгения…
— И не звоните мне больше. Выходное пособие можете оставить себе. Да, не гоняйте понапрасну Анжелу Мессер. Я все расскажу Андрею, и он не пустит ее даже на порог.
— Евгения, вы этого не сделаете!
— Еще как сделаю!
На «слабо» меня взять очень легко. Я шваркнула телефоном об стенку и вылетела из комнаты.
Андрей был на улице, возле машины. Он стоял лицом ко мне, разговаривая с каким-то мужиком, и, когда я увидела его глаза, сердце у меня глухо стукнуло — и остановилось. Нестерпимо заслезились глаза, зачесалось в носу… Черные траурные омуты ярости и обиды выжигали из меня жизнь, и я пока еще не могла понять причину, но тут собеседник Андрея повернулся…
Это был Жора Члиянц, один из самых мерзопакостных репортеров, которых когда-либо знала желтая пресса. В последнее время Жора работал на «Дрюч».
При виде меня Жора так и засиял и издал бодрый вопль:
— Да что ж это я! Ведь она же сама вам все подтвердит, правда, Женечка? Дай, дай, поцелую, моя девочка…
Я шарахнулась от слюнявых Жориных губ, не отводя глаз от побледневшего лица Андрея.
— Андрей, я должна с тобой поговорить…
— Потом. Так что вы там говорили, Георгий? И что должна подтвердить Евгения Васильевна?
— Как — что? То, что Вадик окончательно свихнулся, хотя с точки зрения маркетинга ход гениален! Ге-ни-а-лен!!! Мистическая составляющая в наше время — это цимес! Представляете — четыре лица с обложки до вас уже в больнице, с травмами различной тяжести. Уже хорошо — таких совпадений не бывает. Но это все же люди известные, медийные, так сказать. И тут вы, простой деревенский коновал… я извиняюсь, конечно.
— Ничего, продолжайте.
Глаза — пожары, глаза — ножи. В самое мое бедное сердце, да с поворотиком… Жора захлебывался от счастья, прыгая по крышке моего виртуального гроба.
— Сначала Женечку послали, чтобы она вас, так сказать, оберегала от неприятностей, но потом концепция изменилась, и теперь ей велено эти самые неприятности вам устроить. Мол, злой рок не разбирает, медийный ты или не медийный!
— И что ты собиралась сделать? Подсыпать мне слабительного? Угару напустить? Тормоза испортить?
— Андрей, я…
— Где твоя статья, Жень? Хоть одну строчку можешь прочитать?
— Андрей, я все тебе объясню…
— А зачем? Я уже все понял. Это все-таки была подстава.
— Нет!!!
— Перестань. Ты взрослая женщина, не ребенок и не сумасшедшая… хотя мои односельчане уверены в обратном. Ты приехала выполнять задание редакции… скажи, а поиметь меня тебе тоже приказали?
Жора навострил уши и с похотливым любопытством стал переводить взгляд с Андрея на меня и обратно. Андрей, не глядя на него, негромко скомандовал:
— Буран! Проводи.
Громадный пес призраком вырос перед Жорой. Аккуратно взял в пасть Жорино худосочное предплечье, затянутое в лакированную кожу, и потащил в сторону дороги. Жора взвыл от ужаса и завопил страшным шепотом, чтобы не нервировать собаку:
— Погодите! Я имею к вам хорошее предложение! Давайте договоримся! «Дрюч» заплатит вам большие деньги! Мы вместе с вами разоблачим «Самый-Самый», подадим на них в суд, а вы сможете обвинить руководство журнала в сексуальных домогательствах…
Голос Жоры угас вдали. Буран был не той собакой, с кем хотелось спорить относительно выбранного направления движения.
Я стояла перед Андреем и шмыгала носом. Слезы катились по моим щекам, и это не было аллергией.
— Андрей, я…
— Не надо, Семицветова. Не унижайся. Ну что в самом деле — встретились, перепихнулись, съездила на пленэр, покушала экзотики. Пора и честь знать. Это я в образном смысле. Вадику передай: в суд я подавать не буду, пусть не боится. Но если еще раз кто-то из ваших сюда сунется… Я скажу Бурану «фас!». Знаешь, что это значит?
— Знаю. Андрей…
— К тебе это тоже относится. Иди, собирайся.
— Я не хочу…
— А мне надо работать. Собирайся.
Не помня себя, я кидала в сумку вещи и тихо подвывала от горя. Матильда в тревоге вертелась под ногами, заглядывала в глаза, и даже Лесик, который за последние несколько дней окончательно превратился в компактное подобие тигра и даже спал на улице, вывернулся откуда-то и стал тереться об мои колени.
Я посадила зверей в переноски и выползла на крыльцо, почти ничего не видя своими опухшими глазенками.
За рулем «хаммера» сидел суровый и немного испуганный Серега. Росточка он был небольшого, поэтому из-за руля выглядывала только его лохматая голова. Я в панике огляделась — и сердце мое упало окончательно.
Андрей сидел на завалинке, неловко подвернув под себя ногу. Загорелое лицо посерело, на лбу бисером высыпал пот. Он дышал короткими, резкими вздохами, судорожно прижимая правую руку к сердцу. Увидев меня, он презрительно скривил губы и хрипло прошептал:
