– Значит, теперь вы в состоянии мне сказать, почему вы так часто летаете на самолетах.

Он не забыл о своем вопросе, но что я могла придумать? Не рассказывать же, в самом деле, автобиографию.

– Я сопровождала своего бывшего мужа в деловых поездках.

– Надеюсь, у вас было время увидеть мир?

– Можете быть уверены, я не упускала случая.

Я представила его состояние, если бы он узнал, как обходился со мной мой муж, когда я жила под одной крышей с этим чудовищем. Наверное, этот господин, спрятавший обручальное кольцо, свалился бы с кресла.

« Забудь, Самия, забудь. Все кончено».

В глубине души я повторяла эти слова как молитву, но они не доходили до моего сознания. Страх был настолько сильным, что мне мучительно захотелось забиться в какую-нибудь щель. Когда же я наконец освобожусь от этих проклятых воспоминаний?

Сосед терпеливо ждал объяснения. Сказать правду? Что я была проклята с самого рождения? Что страх и угнетенность были моим хлебом насущным? А также насилие и физические страдания? Что я нашла в себе силы бежать после долгих лет мучений, когда угроза нависла над дочерьми? И вся моя вина только в том, что я родилась женщиной?

Абракадабра какая-то. Он сразу решит, что перед ним заторможенная в развитии, убогая женщина из третьего мира, которая жила у мужа под башмаком. С другой стороны, мой внешний вид не подтверждал, что я такая. Я выглядела, как обычная женщина, а возможно, производила впечатление сильного, счастливого и свободного человека.

Прервав мой внутренний монолог, попутчик спросил, замужем ли я. Решительно, его стратегия преследовала вполне определенную цель. Что ж, в таком случае он получит ответ, который положит конец его попыткам.

– Замужем.

Сбитый с толку, он напомнил, что я назвала мужа бывшим.

– Я вышла замуж второй раз.

А может быть, стоило сказать этому мужчине, что, с моей точки зрения, снять с пальца и спрятать обручальное кольцо не делает ему чести? Впрочем, не мое это дело. Мне оставалось только пытаться игнорировать его присутствие более чем семь с половиной часов.

Он поспешил сменить тему:

– Что собираетесь делать в Египте?

– У меня месячный отпуск. Много времени, чтобы все увидеть.

– Одна?

– Вас это удивляет?

– Немного. Если вы замужем, почему не путешествуете вместе с вашей половиной?

Нахальства этому мужчине, который выдавал себя за холостого, было не занимать. Впрочем, я ведь тоже не была искренней. Каждый из нас старался провести собеседника.

– По обоюдному согласию мы решили отдохнуть отдельно друг от друга.

– Похоже, у вас семейные проблемы. Или вы хотите проверить чувства?

О боже, во что я позволила себя втянуть? Меня ужасало вранье, я чувствовала себя так, словно репетировала роль в дешевом сериале.

– Просто интересно узнать, что чувствует женщина, оказавшись одна на краю света.

– Неужели вам интересно путешествовать в одиночку?

– Достаточно интересно. Уверяю, впечатлений масса.

– Вы задержитесь в Каире?

– Да.

– Тогда у меня к вам предложение.

– В самом деле?

– Давайте поужинаем вместе. Это возможно?

Его старания скрыть свои подлинные намерения были шиты белыми нитками. Сначала кольцо, теперь приглашение. Не так давно, согласившись на это, я лишилась бы головы.

– Не думаю, что это возможно.

– И все-таки я постараюсь вас убедить в обратном, – заявил он, явно не теряя надежды.

– Моему мужу это не понравилось бы.

«Вашей супруге тем более», – мысленно добавила я. Я не сказала это вслух из вежливости, к тому же разговор следовало побыстрее закончить.

В тот момент я задалась вопросом, при каких обстоятельствах женщина чувствует себя максимально комфортно. Наверное, где-то посредине между теми, в которых когда-то оказалась я, то есть изолированная от посторонних мужчин, но отданная во власть бывшему супругу, и теперешними, когда я была не защищена от нескромных предложений. Очевидно, женщины, в отличие от мужчин, никогда не могут чувствовать себя полностью свободными, путешествуя, завязывая разговор или обрывая его. Везде можно встретить ловеласа, от которого трудно отделаться.

По крайней мере, в одном я была свободна – по пути из Парижа в Каир я не буду сидеть рядом с этим человеком.

– Интересно, будем ли мы сидеть вместе на следующем рейсе? – сказал он.

На моем посадочном талоне значилось место 32D, а на его – 19А.

– Как жаль! – воскликнул он.

Я перестала поддерживать разговор, зная, что неприятное соседство придется терпеть лишь до пересадки в Париже. Мужчина выглядел разочарованным. Я надела наушники и сделала вид, что смотрю телевизор.

С другой стороны, меня порадовало происшедшее, ибо предложение попутчика служило доказательством того, что мужчины испытывают ко мне интерес. Вот ведь парадокс!

Не проходило и пяти минут, чтобы он не посматривал в мою сторону. Я делала вид, что ничего не замечаю, продолжая слушать музыку. Неплохая уловка, чтобы избежать его инквизиторского взгляда и каверзных вопросов. Я попыталась уснуть, чтобы побыстрее оказаться в Париже и забыть об этом ни к чему не ведущем разговоре. Мне также необходимо было взять себя руки, так как от мысли, что я снова окажусь во Франции и увижу аэропорт, в котором не была пять лет, у меня начала кружиться голова.

Оставалось только пятнадцать минут до конца полета. Мое сердце едва не выскакивало из груди, и внутреннее напряжение стало почти болезненным. Мой сосед заметил мою нервозность, возможно, ему хотелось проявить участие. Но он также заметил, что я избегаю на него смотреть, почувствовал ту дистанцию, которую я установила между нами.

Через несколько минут мы должны были расстаться, и я не хотела показаться ему невежей. Поэтому на прощание я решила сказать ему несколько слов.

– Слишком долгий этот перелет.

Он посмотрел на меня озадачено, словно спрашивая: «Ну что, надумала?»

– Долгий, согласен. Но не без приятностей.

Не без приятностей. Надо же! Неприхотливый, но очень упрямый. Голос стюардессы в который раз спас ситуацию. Самолет стал снижаться.

Мое сердце сильно билось при мысли, что я снова увижу аэропорт, который воскресит все мои кошмары, и я совсем забыла, как меня раздражал своей настойчивостью этот мужчина.

Это правда, что есть раны, которые всегда напоминают о себе. В лучшем случае они затягиваются, оставляя ощутимые рубцы. Мои шрамы до сих пор еще красные, грубые и очень большие.

Мой неугомонный сосед продолжал разглагольствовать, но я словно оглохла. Я знала, что, когда закончится полет, оборвутся и эти речи.

Во время посадки я смотрела на проплывающий внизу пейзаж. Франция, ее зеленые пространства, хорошо спланированные маленькие мирные поселки не могли не радовать глаз. Я разволновалась. Все начиналось в этой стране, на моей родине. Она видела мои радости и несчастья, здесь грубость и жестокость родителей растоптали мое детство. Милая Франция была также свидетелем дьявольского сговора между моими родителями и садистом, который стал мне мужем. Воспоминания напуганного ребенка накладывались на воспоминания взрослой женщины, униженной и оскорбленной.

А попутчик все говорил и говорил, и это было изнурительно. Я горела желанием гневно крикнуть ему: «Да заткнешься ты, наконец? Пожалей женщину, которой и так приходится несладко!»

Кадры воспоминаний ослепляли и оглушали меня. Крики моего первого ребенка Амира, украденного моей матерью, смешивались с криками Норы, которая, бессильная что-либо сделать, видела, как отец получает наслаждение, издеваясь надо мной у нее на глазах. Жалобы моих детей во время нескончаемых скитаний по улицам Парижа сливались с рыданиями Мелиссы, испытывающей страх быть арестованной в аэропорту.

Голос стюардессы грубо вырвал меня из этого провала в пустоту.

– Мадам, пожалуйста, вы должны выйти.

Салон самолета опустел, на сиденьях рядом со мной тоже никого не было. Мой попутчик ушел, не удосужившись попрощаться.