— А когда все закончится? — все-таки не удержалась она. — Сколько у меня есть времени? Сколько осталось до твоего нового увлечения?

   — У меня такое чувство, будто я буду хотеть тебя, сколько бы раз мы ни занимались любовью, — сказал он, торопливо стаскивая через голову ее пуловер. Положив его на спинку стула, он продолжал раздевать ее.

   Он все равно не останется навсегда, с отчаянием думала Ханна. Лучше насладиться тем, что есть сейчас, — потом будет только боль.

   Когда он стащил с нее джинсы, все мысли куда-то улетели. Ханна сбросила туфли, и Джордан, улыбаясь, опустился на колени, чтобы снять с нее носки.

   — Знаешь, ты первая женщина в носках, с которой я занимаюсь любовью.

   Она снова вспомнила, что после нее будет следующая, и вздохнула.

   — Уверена, что ты видел больше чулочных изделий на спинках кроватей, чем я переносила за всю жизнь.

   — Ты никогда не пыталась меня очаровать, Ханна, — сказал он, бережно снимая носок. — Мужчины находят это качество очень сексуальным.

   — Мне трудно судить, — честно сказала она. — Я не знала других мужчин. Так что, если ты думаешь, что в твое отсутствие я брала уроки, — сказала она с деланной бравадой, — ты ошибаешься. Я все та же.

   Джордан неожиданно подхватил ее на руки и понес к ореховой кровати.

   — Ты недооцениваешь себя, Ханна, — сказал он, опуская ее на толстое покрывало. — Искренность делает тебя несравненной.

   Она чувствовала себя страстной, беспомощной и распутной. И искренне удивлялась тому, что не стыдится ни одного из своих нынешних чувств.

   Не отводя от нее глаз, Джордан достал из кармана джинсов блестящий пакетик и положил   на   кровать.   Быстро   раздевшись, он швырнул одежду на стул.

   — Дай я, — хрипло прошептал он, когда Ханна потянулась рукой за спину, чтобы расстегнуть лифчик.

   Она вздрогнула от нового удара грома. Джордан целовал ее шею и плечи. Дождь пошел всерьез, и в комнате потемнело.

   Сердце Ханны колотилось, перекрывая шум бури, когда он сбросил на пол лифчик и лег рядом с ней. Он гладил ее груди, и соски твердели под его пальцами. Она изогнулась, и он снял с нее трусики, лаская груди ртом.

   Ее пальцы впились в его поросшую темными волосами грудь. Джордан затаил дыхание. Пальцы Ханны скользнули к его животу, а потом ниже, касаясь и лаская, пока он не застонал от наслаждения.

   — Я хочу все делать медленно, — сказал он, убирая ее руки.

   — Я не выдержу, если ты будешь делать медленно, — честно сказала она.

   Джордан улыбнулся и коснулся ее щеки.

   — Тогда не будем медлить.

   Ханна схватила его, притянула к себе. Когда он вошел в нее, она снова изогнулась от невыразимого наслаждения.

   — Тебе больно? — прошептал он, заглядывая ей в лицо, и Ханна поняла, что кричала.

   — Нет, — шепнули ее губы, — хорошо.

   Джордан улыбнулся.

— Мне тоже. — Он двигался в ней медленно и осторожно, но Ханна уже не могла вынести силы сладострастия.

   Она рванулась навстречу ему, впилась губами в его губы. Шепот, вздохи и тихие стоны смешивались, срываясь с их губ. Такого огня в крови Ханна не знала ни с ним — тогда, — ни в мечтах.

   — Джордан... пожалуйста, — прошептала она, и он задвигался быстрее. Их тела двигались в едином ритме вырвавшейся из-под всякого контроля страсти.

   — Ханна!.. — Он сам не знал, вырвался ли этот крик из его горла, когда тело содрогнулось в пике наслаждения.

   Она что-то неразборчиво бормотала, устраиваясь поудобнее в его объятиях, и Джордан изучал ее лицо. Эта женщина никогда не перестанет его удивлять.

   А сын? Когда Джордан был с Кевином, его жизнь приобретала новое измерение. Он никогда не думал, что так приятно наблюдать, как растет и учится ребенок. Он видел в Кевине кое-что от себя, хотя понимал теперь, что это есть во всех детях: отчаянное желание быть любимым и найти свое место в мире.

   Младший из трех братьев, Джордан знал, что значит искать свое место в мире. Мальчиком он донашивал одежду братьев, а занимаясь спортом, боролся за место там, где уже блистал Джон или Джейк, и отчаянно пытался найти в себе талант, который есть только у него.

   Он взглянул на спящую Ханну. Ее губы были упрямо сомкнуты даже во сне.

   Это в ее стиле: упрямо держаться за решение вырастить сына самостоятельно, не сказав ему об отцовстве. А что будет, если она наконец скажет? Джордан тяжело вздохнул. Неизвестно. Он хотел встречаться с сыном, но не хотел давать никаких обещаний.

   Ханна шевельнулась и открыла глаза.

   — Который час? — сонно спросила она.

   — А что? — улыбнулся он. — Боишься опоздать на автобус?

   — Еще чего! — тихо рассмеялась Ханна.

   — Я приехала сюда на мотоцикле, на мотоцикле и уеду. — Она села, натянув на грудь покрывало. — Дождь еще идет?

   — Немного. Гроза прошла. — Он провел пальцем по ее щеке, потом повернул к себе ее лицо. — Ты торопишься?

   Ханна вгляделась в его глаза.

   — А ты?

   — Нет, — тихо сказал он. — Сейчас — нет.

   Большего он сказать не мог. Кто знает, что будет дальше?

   — Я привыкла думать наперед, — сказала она. — Я из тех, что назначают время у дантиста за год. Составляю список, собираясь в магазин. Читаю рецензии, прежде чем посмотреть фильм. — Она искоса глянула на Джордана. — Ты же человек импульса. Бьюсь об заклад, ты даже не просматриваешь карту, прежде чем отправиться в путешествие, и уж тем более не заходишь в банк за мелочью для въезда на платные автострады.

   Джордан усмехнулся.

   — Я обычно проверяю, достаточно ли бензина в баке.

   Она вздохнула.

   — Джордан, когда соберешься оставить нас, очень тебя прошу, предупреди на этот раз заранее. Не ограничивайся одним лишь «Пока!» в дверях.

   — Это я тебе обещаю, — сказал он. — Видишь ли, по правде говоря, я не оставлял тебя тогда. Две недели я тонул в бумагах, а когда выплыл — попытался связаться с тобой. Но ты исчезла, не оставив адреса.

   — Я решила, что ты мной больше не интересуешься. Я была неискушенной в постельных утехах. Да и осталась такой до сих пор.

   — Я не за невинностью твоей охотился, — парировал он. — Мы оказались в постели, потому что мне нравилось смотреть на тебя, потому что никогда жизнь не была для меня такой полной, как рядом с тобой.

   — Не надо, — перебила она. — Я не хочу слышать, насколько была дорога тебе, Джордан. Все равно я не верю.

   — Тогда поверь этому, — сказал он, притягивая ее к себе и запуская руку ей в волосы.       — Поверь тому, что ты чувствуешь, когда я делаю вот так.

   Он впился ртом в ее губы. Она не ответила, сердясь более не на него, а на себя. Но тело отказывалось подчиняться воле, и мгновение спустя она застонала и обвила руками его шею.

   — Верь этому, Ханна, — шептал он. — Верь хотя бы этому. — А потом он уже ничего больше не мог сказать и лишь повторяли повторял ее имя.

   Потом они молчали. Джордан лег рядом с ней, и дыхание его стало успокаиваться. Ханна повернула голову, чтобы рассмотреть его. Она готова была прожить всю жизнь с таким мужчиной — если бы он любил ее. Сердце ее забилось, когда пришло осознание долго скрываемой правды: она — любит. Подобно многим другим женщинам, она полюбила этого человека, который даже не пытался обмануть ее бесполезными обещаниями.

   Что ж, Святой Джуда, только на тебя и остается надеяться.

   Джордан открыл глаза, услышав ее вздох.

   — В чем дело?

   — Нам пора ехать, — ответила она, поспешив перевести взгляд на окно. — Дождь закончился. Нас уже, наверно, потеряли.

   — Думаю, все прекрасно понимают, где мы и чем заняты, — сказал он, и Ханна покраснела. — Не делай этого, Ханна.

   — Чего?

   — Не делай вид, что это значит для тебя не больше, чем помыться в душе.

   — Никогда и не пыталась.

   Она соскользнула с кровати, завернувшись в покрывало, и подняла свое белье.