Он взял реторту и с размаху бросил её на пол: стекло разлетелось в разные стороны, липкое вещество растеклось, распространяя отвратительный запах.

Монах взял приготовленные фолианты и рукописи, медленно спустился по лестнице, унося с собой увесистую ношу.

Несчастный Ризолли стоял на коленях перед стражниками и причитал в слезах:

– Я ничего не знал, поверьте мне! Ничего! Ничего не знал!

Доминиканец холодно взглянул на него из-под капюшона.

– Этого тоже в повозку! Уж он-то мне про всех расскажет!

Фра Конрад внимательно изучил все рукописи, изъятые в мансарде Альберта Савойского, и пришёл к выводу, что неудачный лектистернес ничему не научил мошенника. Мало того, что он налево и направо продолжал продавать никчёмные пантакли, якобы наделённые магической силой, он ещё и гомункула пытался вывести. И на этом ересь горе-алхимика не заканчивалась. Судя по прочитанным фолиантам, фра Конрад пришёл к убеждению, что Альберт интересовался тёмными силами и активно пытался вступить с ними в контакт. Удалось ли это ему? – этот вопрос терзал монаха.

Дверь распахнулась, бесшумно вошёл брат Фома.

– Фра Конрад, еретик с улицы Булочников – в пыточной. Палач всё приготовил к допросу.

– Благодарю тебя, брат Фома.

Фра Конрад спустился в подвал обители. Последние несколько лет по указу Папы Иннокентия он был превращён в темницу, где применялись весьма изощрённые пытки. Орден Святого Доминика постепенно утрачивал своё первоначальное предназначение, превращаясь в тайного соглядая Ватикана. Папа Иннокентий благоволил к ордену, всячески поддерживая его материально, способствуя основанию новых обителей на территории Сиены, Флоренции, Феррары, Ломбардии и Неаполитанского королевства. Монахи-доминиканцы заполонили почти все королевства на Аппенинах[23], всякая свободная мысль подавлялась.

Фра Конрад вошёл в пыточную: масляные факелы чадили, изрыгая неприятный запах. «Опять сэкономили и купили прогорклое масло», – подумал он.

Монах окинул взглядом дыбу, на которой висел Альберт, обнажённый до пояса. Рядом стоял палач.

– Писарь, ты готов? – справился фра Конрад.

– Да.

– Что ж, приступим с Божьей помощью. Назовите ваше имя, возраст, род занятий, – доминиканец приступил к допросу.

– Альберт Савойский, учёный, возраст тридцать семь лет, – похрипел алхимик. – За что меня схватили?

– Вопросы здесь буду задавать я, вы же – отвечать. Если будете молчать – прикажу применить пытки, – пояснил фра Конрад. – Вы обвиняетесь в распространении чёрной магии и проведении опытов, противоречащих христианской вере. Что скажите в своё оправдание?

– Ничего. Я не использовал чёрную магию и никаких опытов не производил.

– Так, так. А вот у меня имеются показания почтенного Фернандо Ризолли, который утверждает, что вы обманом вселились в его дом, проводили со своими помощниками тайные обряды, цель которых – вызов нечистой силы и заключение с ней договора, – отчеканил фра Конрад леденящим душу тоном.

– Ваш голос кажется мне знакомым… – вымолвил Альберт. – Не лучше ли отвязать меня отсюда и поговорить в иной обстановке?

– Десять плетей обвиняемому, – приказал доминиканец, – тех, что с металлическими крюками на концах.

Палач выполнил приказ: Альберт кричал от нестерпимой боли, окровавленная кожа со спины разлеталась в разные стороны.

Конрад с нескрываемым удовольствием наблюдал за работой палача.

– Достаточно, окати его водой. Теперь он заговорит, – обратился доминиканец к палачу. – Итак, чем вы занимались в доме Ризолли, кто помогал вам?

Альберт, привыкший к сытой сладкой жизни, поначалу вообще не понимал, что происходит, отчего его схватили эти кровожадные монахи и что хотят от него? После десяти плетей его озарило – запытают до смерти, придётся говорить.

– Я всё скажу, – он откашлялся. – Ко мне приходили ученики, я учил их изготавливать пантакли, объяснял их смысл. Затем мы изучали расположение планет и их влияние на судьбы людей.

– И это всё? – удивился фра Конрад. – А что вы выращивали в реторте?

– Ничего. В ней была неудачная смесь, которую я хотел применить при изготовлении пантакля власти.

– Насколько мне известно, для пантакля власти не требуется ничего подобного. Смесь же применяется для выращивания исчадия ада – гомункула! – фра Конрад терял терпение, упрямство Альберта выводило его из равновесия.

– Вам и это известно… Странно, вы очень осведомлённый монах, с точки зрения алхимии, – еле слышно проговорил Альберт: разодранная спина причиняла ему страшную боль.

– Да. Вы верно заметили, – фра Конрад поднялся из-за стола и подошёл как можно ближе к алхимику. – Ошибки молодости: тяга к знаниям, множество недостойных желаний – всё это позволило одному мошеннику, назвавшемуся учителем, ввергнуть доверчивого юношу в объятия тёмных сил, а самому скрыться, – проговорил монах почти шёпотом, так что его слова были слышны лишь обвиняемому.

Альберта пронзила страшная физическая и душевная боль. Несомненно, перед ним стоял его бывший ученик Конрад!

– Вы пытались вступить в контакт с Сатаной, не так ли? Фолианты, найденные в мансарде, подтверждают это, особенно запрещённый труд Алесандро Маддалети.

– Конрад… – неуверенно начал Альберт в растерянности, не зная, что сказать.

– Точнее, фра Конрад, – поправил его доминиканец.

Альберт помолчал, собравшись с мыслями.

– Фра Конрад, я виноват. Но вспомните: ведь я всегда был добр к вам. А неудачный лектистернес – вовсе не моя вина; видимо, дело в заклинании, которое мы использовали! Оно…

– Я с вами ничего не использовал, – фра Конрад резко оборвал сбивчивую речь алхимика.

Тот сник, понимая, что живым из подземелья не выйдет, издал душераздирающий крик и зарыдал.

Доминиканец выдержал паузу:

– Расскажите мне о женщине, которая посещала вас и принимала участие в тайных обрядах и опытах.

Альберт пришёл в себя от слов монаха: «Нет, только не мадонна! Они будут издеваться над ней и уничтожат как еретичку!»

Спустя пять дней на центральной площади Остии полным ходом шли приготовления к аутодафе: плотники смастерили помост с множеством шестов, к которым доминиканцы должны были привязать приговорённых, рядом с ним сложили связки сухого хвороста и поленья.

В городе доселе не происходило ничего подобного. Казнили воров и убийц, но чтобы запылал костёр, – такого не было! Горожане были взбудоражены последними событиями. Поглазеть на сожжение еретиков собрались все – от мала до велика. Площадь была полна народа.

Фра Конрад и присланный Папой Иннокентием легат лично контролировали приготовления к аутодафе. И когда приговорённых доставили к месту казни, они с братьями-доминиканцами и палачом уже поджидали их.

Альберт рыдал всю дорогу от обители до площади, Ризолли не мог идти самостоятельно, он лежал в телеге, так как от пыток его хватил удар. Растерзанная мадонна Требби еле передвигалась – одна нога её была раздроблена, остальные же несчастные плелись из последних сил, «как овцы на заклание». Стражники подгоняли приговорённых к аутодафе пиками, стараясь задеть их и причинить как можно больше физических страданий.

Глашатай развернул приговор:

Глашатай перечислял имена всех несчастных. Сильвия стояла в толпе на площади, она сжимала правой рукой крестик на груди и молилась: «Господи! Вразуми Конрада, ибо он не ведает, что творит!»

Приговорённых подвели к столбам и крепко привязали, затем деревянный настил обложили приготовленными вязанками хвороста и поленьями.

Лукреция, рыдая, проклинала Альберта: умирать не хотелось, теперь она понимала, что у неё было всё… Альберт стоял в забытьи: он был готов к смерти – может быть, там он обретёт то, к чему стремился в земной жизни.