Участки стоят на самой окраине, в баре ниже по дороге на ужин каждую пятницу собираются алкаши, там же стриптиз, простой бар для синяков с простыми девушками, не какое-нибудь живое секс-шоу Прекрасной Белинды. Одна-две бензозаправки, заколоченные досками, пуленепробиваемое стекло заменили фанерой. Сорняки уже начали разрастаться во дворе, охренеть, как миллиарды семян и насекомых прячутся в щелях, ждут своего времени, готовы захватить территорию. В прошлом году было нашествие слизней, они истребили большую часть овощей, но это всё фигня, участок — просто повод выбраться на свежий воздух, хотя и в денежном плане они помогают. Я привёз отцу специальные семена, он просил забрать их в Вулис, ранние бобы и редиска, и каждый пенни посчитан, совсем как шпинат, он дорогой в супермаркетах и растёт почти весь год, если его растить вместе со свёклой.
Когда овощи прорастают, из ниоткуда налетают насекомые и начинают их обгрызать, слизни собираются под каждой доской и кирпичом. Отец нашёл старую трубу и врыл её в землю, заделал полифиллой, сделал из мусора пруд, огородная дань культуре «сделай сам», сформировавшейся во время войны и окрепшей в тяжёлые времена, наступившие после. Она проникла везде. Эти люди находили применение пластику, бумаге, стеклу, металлу, дереву, задолго до того, как администрация решила установить утилизационные баки на автостоянке в Хоумбейз. В прошлом году вывелось много лягушек, но даже они не смогли сожрать всех слизняков, и он уже накидал в пруд икры, надеется на большой приплод лягушек и тритонов.
— Ну что, ещё силёнки остались? — спрашивает отец. — Там ещё пятачок надо вспахать. Если не лень.
Я торчу там до шести, потом по дороге домой останавливаюсь у дома Криса, снимаю ботинки перед дверью, но всё равно оставляю грязные следы на ковре. Он сидит на диване, отмечает номера в лотерее, дети ссорятся за столом, вгрызаются в сырную пиццу и картошку фри, Крису пока не до еды, он знает, что его время придёт, волшебный момент, шары лягут как надо, и он сможет уволиться. Говорю ему, играй в лото со своей мамой, так шансы выше.
— Иди ты на хуй, — говорит он с тяжёлым вздохом. Кэрол приносит тарелки с порезанной пиццей и свежеразогретыми бобами. Я ставлю их на колени, прошу Даррена притащить соль. Он тихий ребёнок, кетчуп на его английской рубашке залепил трёх львов, похоже, как будто они грызут немецкий флаг. Кэрол садится и берёт пульт с коленей Криса. Убирает громкость, красивые люди хихикают, выстраиваясь на свидание вслепую.
— Жрать охота, — говорит Крис. — Там ещё пицца осталась?
— Джо её доел. У тебя наверно проблемы с щитовидкой. Как у мамы, когда она совсем потеряла вес.
Она поворачивается ко мне и пожимает плечами.
— Он постоянно ест. Не знаю, что с ним такое.
Когда мы были мелкими, мы считали, что у него солитёр, потому что у нас было мало китайских забегаловок, и все говорили, если ты заказываешь жареные рёбрышки, то в тебе поселится червь и сожрёт твои потроха, и твой живот вспухнет и лопнет; правда, мы никогда не покупали жареные рёбрышки, они были слишком дорогие, настоящий бриллиант в меню Мао. Сейчас Дэйв обычно прикалывается, что Крис тайком ездил в Лондон, снял мальчика и подхватил от него СПИД. Я говорю Кэрол, что это генетическое, часть ДНК, прирождённое свойство Криса.
— Похоже на то. Просто хочется, чтобы у него наросло побольше мяса на костях.
— Зато ни унции жира, — смеётся Крис, встаёт, смотрит в телек. — Милая, смотри, сейчас эта девчонка так перепугается, когда на неё наедет камера.
Ведущий программы одет до боли ярко и вульгарно.
— Ни хуя себе гомосек, — говорит Крис. Кэрол шлёпает его по ногам.
— Тише ты, тут дети.
Даррен, хихикая, поворачивается к нам, и я углубляюсь в борьбу с пиццей и бобами, мы с Крисом уговариваем по банке, и дети отправляются в постель, а Кэрол — в ванную. Он сидит в тапочках с Багзом Банни, их подарили ему на день рождения, спрашиваю его, мол, и кто тут гомосек, вспоминаю Сару рано утром в её Микки Маусах, и солнце светит в кухонное окно. Он улыбается и кивает, и мне пора бы домой, надо разобрать те пластинки, работа надолго, но надо её сделать, если я собираюсь их продать. В полдевятого ухожу от Криса, иду домой и достаю холодную банку лагера, выбираю из пачки альбомов «Blue Lines» Massive Attack, ставлю на проигрыватель.
Силсу и пашу, конечно, придётся долго разгребать эту кучу, но всё равно это выгодная покупка. Старые конверты надо заменить, найти пластиковые обложки, но гораздо важнее собственно винил, и я проверяю его на царапины, чищу своим волшебным раствором. Пластинки, которые мне нравятся и которых у меня нет, оставляю себе, и если состояние обложки лучше, чем у моей, меняю, но, по большей части, у меня всё есть. Картинкам повезло по-разному. Некоторые почти новые, некоторые истрёпаны. Скоро в Виктории большая ярмарка, отвезу эту пачку туда, вместе с тем, что я уже приготовил. Но сначала выставлю в интернете. В прошлом году в Виктории я сделал три сотни фунтов, но, похоже, в этот раз выйдет больше. Сейчас хватает подростков, которые ищут оригинальную музыку, не говоря уже о людях в возрасте. Винил — более специфическая штука, чем компакты, так что за пластинками приходят серьёзные люди. На дисках звук надо сначала декодировать, а потом перевести, а в пластинках звук идёт прямо через иглу и в колонки. Он теплее, и ди-джеи всегда выбирают его, всегда и везде.
Техника не может выдать больше, и конечно компакты идеально подходят для классической музыки, фишка в шероховатостях и ощущениях, которых никогда не добьёшься от компьютера. Никто не превзойдёт сессии на Сан Студиос с Элвисом, Карлом Перкинсом, Джерри Ли Льюисом и остальными. Оборудование было примитивным, но при этом чувства не потерялись в технике. Можно потратить целое состояние и близко не подойти к тому, что делали легендарные ямайские продюсеры. Считается только чувство, и к новой музыке это вполне относится. Ди-джейство — это искусство, я, конечно, простой крутильщик, но я стою и смотрю, как Чарли микширует звуки, и это само по себе потрясающее умение. Стоит застрять во времени, упустить инновации — скрэтч, сэмплинг и микширование — и ты обречён.
«Where Have All The Boot Boys Gone», сингл The Slaughter The Dogs, качает по-чёрному, я бурчу, что вот он я, ставлю «The Call Up», семидюймовку Clash, нарезку из альбома «Sandinista». Я не оценил этот LP, когда он только вышел, трёшка, которую продавали по цене одного альбома, ставлю его, когда кончается «Blue Lines», теперь ясно, что Clash просто обогнали своё время. Слушаю все шесть сторон, ставлю иглу обратно на «The Equalizer», потом на «Crooked Beat» и «Оnе More Time», Майк Дред отлично вписывается. «The Call Up» напоминает мне о поездке на поезде через Сибирь, дорога от Пекина до Москвы, незадолго до резни на площади Тяньаньминь и развала Советского Союза, кстати, примерно в то же время рухнула Берлинская Стена. В те годы я взглянул на мир, понял несколько истин, и, близко познакомившись с расизмом и коммунизмом, осознал, насколько умеренная у нас страна. Семидесятые и восьмидесятые — нескучное время. Разделённая Европа и угроза ядерной войны. На экранах — Вьетнамская война, и в головах ещё свежа Вторая Мировая Война и Холокост. В наших знакомых детей стреляли в Ольстере, шла постоянная война между государством и профсоюзами, сельские и уличные бунты, время борьбы и убеждений.
Ставлю синглы рядком, вспоминаю, как мы ходили в Кэмден и как он изменился, стал туристической точкой, где сплошные профессионалы и студенты, пивняки, где мы квасили, превратились в модные пабы. Я часто ездил туда на ярмарку записей, везде был, там по ярмарке часто бродят психи, парни, которые хотят иметь каждый пласт, который только выходил. Сначала они скупают любимую музыку, потом не самую любимую. И это хобби захватывает всю их жизнь. Они в яростных поисках редкой записи заберутся куда угодно, и покупка для них станет по ощущениям не хуже секса с прекрасной женщиной. Всякие люди бывают. Кто-то, жирный и недолюбленный, следит за поездами на Клапамском узле, а у нас тут хуже — гремучая смесь интровертов и экстравертов, кто-то хочет сунуть запись в сумку и идти дальше, кто-то весь такой общительный, любит потусоваться и поговорить о техпроцессе и мутных группах, которые умудрились выпустить супердешёвое говно, и их записи оказались на верхушках ценовых чартов. Я редко пропускаю ярмарки, торговать по почте проще, но мне нравится бывать в Моркэмбе, Брэдфорде и Лейстере, я даже несколько раз ездил на континент. Люблю такую жизнь. Мне везёт.
