- К товарищу Сталину обращаться только "товарищ Сталин". Если предложит сесть, садитесь без возражений. На его вопросы отвечать чeтко, по существу и, по возможности, коротко, кроме тех случаев, когда он потребует подробности. - Проинструктировал Андрея Поскребышев и открыл перед ним дверь.

Андрей шагнул в кабинет вождя с внутренней дрожью. Решалась его судьба, но не только его, как бы важна она не была для него лично, а и судьба всей страны. Он прошел несколько шагов к столу, оглянулся по сторонам. Сталин стоял в проеме окон, раскуривал трубку. По воспоминаниям знавших вождя людей Андрей помнил, что горящая трубка является знаком хорошего настроения. Да и смотрел на него Сталин довольно приветливо. Андрей опустил руки по швам и повернулся лицом к вождю.

- Здравствуйте товарищ Банев. - Сталин обошeл стол, подошeл к Андрею, посмотрел на него снизу вверх, всe-таки ростом вождь был меньше Андрея с его 184 см, хотя и не таким маленьким, как писали в разного рода мемуарах. Где-то сантиметров сто семьдесят, как прикинул Андрей. Но, насколько было известно Андрею, тот никаких комплексов по поводу своего роста не испытывал, в отличие от последнего императора Николая Второго, который просто панически боялся людей большого роста.

- Здравствуйте товарищ Сталин, - ответил Андрей и повернулся к вождю, который прошeл вдоль стола.

- Расслабьтесь товарищ Банев, вы ведь не военный, чтобы стоять по стойке смирно. Или всe же военный?

- Прапорщик запаса, товарищ Сталин.

- Что за странное звание? - удивился Сталин.

- Введено после войны для старшин сверхсрочной службы, чтобы отличать их от солдат срочной службы дослужившихся до этого звания. - Пояснил Андрей.

Сталин внимательно выслушал его, кивнул каким-то своим мыслям. Подошeл опять к Андрею, сказал:

- Садитесь, товарищ Банев, разговор у нас с вами будет долгий.

Помня инструкции Поскребышева, Андрей прошел к столу и сел на ближайший стул. Сталин обошeл стол, присел напротив, затянулся трубкой, и продолжил:

- Скажите, товарищ Банев, а что вас натолкнуло на мысль объявить французскую и английскую армии такими несостоятельными? Ведь они до сих пор очень хорошо держаться против передовых войск вермахта.

Андрей смутно вспоминал первые дни французской кампании вермахта, может они и вправду храбро сопротивлялись, что вполне соответствовало психологическим портретам "галлов" и "томми", но конечные результаты войны он помнил очень хорошо.

- Товарищ Сталин, я не очень хорошо помню действия противоборствующих сторон в середине мая данного года, но знаю, что в моей реальности, Франция через сорок дней капитулировала. А английский экспедиционный корпус смог эвакуироваться, а вернее сбежать из под Дюнкерка, только потому, что Гитлер остановил свои войска в шестидесяти километрах от данного порта.

Сталин как-то неопределенно махнул рукой. Может быть ему подтвердили информацию ему известную, а может опровергнули? Андрей мысленно отругал себя за то, что никогда основательно не интересовался историей французской кампании вермахта. Да и что там было интересного с точки зрения среднестатистического советского гражданина.

Один буржуин объявил войну другому, искренне надеясь, что тот правильно поймeт его намерения, и отправится искать добычу в другую сторону!

А этот мерзавец, Гитлер, сделал вид, что принял всe за чистую монету! И направился бить своего обидчика!

Глупо! Глупо и смешно! Нецивилизованно! Непорядочно! Некультурно!

С позиции обыкновенного европейского обывателя.

А вот "высокая политика" предусматривает столько градацией подлости и мерзости, что обычному человеку и не снились. Начиная с наивно-глупого "извините, неправильно вас поняли", и заканчивая категоричным - "ваши утверждения оскорбляют достоинство нашей державы" - и так далее и тому подобное. Ну а дальше начинают говорить пушки и десятки тысяч солдат виснут на колючей проволоке, как было в Первую мировую, пытаясь оправдать семантические ошибки перевода дипломатических нот с одного языка на другой.

Но как показывает опыт общения великих, или кажущихся себе такими, держав - кровь дешевле чернил! И намного проще положить несколько сотен тысяч, а то и миллионов, обычных граждан, чем признавать несостоятельность утверждений высокопоставленных дипломатов, а тем более руководителей государства, неважно какими путями попавших на это место. А тем более неважно - кто, на самом деле, за этими руководителями стоит.

Ну, а после приходят историки и придумывают оправдание всем этим глупостям в виде "государственных интересов" или "суровой необходимости".

- Так вы, по-прежнему, утверждаете что Франция будет разгромлена? - В который раз спросил Сталин.

- Так точно, товарищ Сталин, Франция будет разгромлена за время чуть более месяца. - Продолжал вдалбливать свои взгляды в голову вождя Андрей. - Конечно, в это трудно поверить! И не верят французы и англичане, и даже немцы! Но в моe время было именно так. И я не думаю, что будет по-другому здесь. Уж очень сильно похожи события, происходящие здесь, на то, что было в моe время.

Андрей рисковал и рисковал сознательно. Тех немногих крох информации, которые он получил за эти дни, вряд ли хватало для полноценных выводов. Но рискнуть стоило. Один этот вызов чего стоил.

Первые пять дней отсидки его никто не трогал, не считая наряда, приносящего положенные завтрак, обед и ужин. Причeм, были эти продукты не иначе как из офицерской, или как она сейчас называется, столовой. Так же постоянно появлялся сержант госбезопасности, сопровождавший его в эту камеру, с тем же самым вопросом "о претензиях к условиям содержания".

Единственными претензиями Андрея было отсутствие информации в любой доступной форме. Но сержант всегда неизменно отвечал: "Ваша жалоба будет рассмотрена". И уходил.

Но пять дней назад конвой принeс "Правду", на первой полосе которой излишне крупный заголовок кричал: "Германские войска перешли в наступление в Бельгии". Ниже следовали, обычные для этого времени, но удивительные для Андрея, плевки в сторону "западных плутократий", не желающих принять законные требования Германии.

Прошло ещe три дня и тот же самый сержант дал очередную команду: "С вещами на выход".

Андрей тогда подумал, что теперь, пожалуй, в расстрельный подвал. Но его повели к выходу, усадили в неотличимую от первой эмку, прокатили по ночным улицам столицы, не засвеченной многочисленными рекламами, как в его время. И выкатили на Красную площадь!

А дальше Спасские ворота, петляние по каким-то внутренним закоулкам Кремля, ещe два десятка минут блуждания по таким же неизвестным коридорам и ещe одна камера, или комната, без решeток на окнах, но с охраной снаружи.

Ещe пара дней ожидания. И вот он перед "вождeм всех времeн и народов", как не забывали каждый раз говорить при упоминании имени Сталина во времена Андрея.

Сталин, похоже, удовлетворился объяснениями Андрея и перешeл к самому важному, ради чего и была затеяна эта встреча. Правда, для этого пришлось ждать долгие десять дней. Уж очень сказочно выглядело всe рассказанное этим человеком.

- Объясните мне, товарищ Банев, некоторые места своего письма. Как получилось, что немецкая армия нанесла нашей такое сокрушительное поражение, как вы описываете? Ведь превосходства у немцев, да и вы это подтверждаете, не было ни в танках, ни в самолeтах, ни в артиллерийских орудиях.

- Главной причиной, товарищ Сталин, была внезапность нападения. - Начал свой рассказ Андрей. - Наши войска были эшелонированы на несколько сотен километров в глубину, вторые эшелоны вообще до Днепра. Поэтому немцы громили их по частям по мере подхода. Одной из главных причин было то, что большая часть складов, даже окружного подчинения, была выдвинута к самой границе. И, в первые же дни, они достались фашистам, оставив нашу армию без оружия, боеприпасов и даже обмундирования. В первый день потеряли две трети фронтовой авиации Западного особого военного округа, которую немцы расстреляли на аэродромах, плохо подготовленных и совсем не замаскированных. Не намного меньше были потери и в других округах, где на аэродромах, а где и в воздухе, но изрядная часть наших самолeтов была уничтожена в первые же дни войны. А затем, используя подавляющее превосходство в воздухе, немцы диктовали свои условия войны. Наши войска расстреливались на марше, теряли большую часть личного состава, даже не войдя в соприкосновение с противником.