Я мог бы предостеречь старых друзей, но разве вы поверили бы моему рассказу? Пактли не первый!
– Но до него были всего лишь рабы и простые горожане, – возразил Чимальи. – Возможно, их никогда и не хватятся. А господин Весельчак – человек знатный, наследник правителя Шалтокана.
Я покачал головой. – Говорят, муж той женщины, изображенной на рисунке, совсем помешался, пытаясь узнать, что случилось с его любимой женой. Рассудок никогда к нему не вернется. И даже рабы не исчезают просто так, ни с того ни с сего. Чтимый Глашатай уже поручил своим стражникам расследовать таинственное исчезновение нескольких человек. Так что разоблачение неминуемо, это лишь вопрос времени. И не исключено, что все произойдет уже следующей ночью, если Пактли не станет мешкать…
На лбу Тлатли выступил пот. – Крот, имей в виду, мы не допустим, чтобы ты…
– Вы не можете остановить меня. А если попробуете сбежать, предупредить Пактли или остеречь Жадеитовую Куколку, я немедленно об этом узнаю и прямиком отправлюсь к юй-тлатоани.
– Он не пощадит тебя, – сказал Чимальи. – Ты поплатишься жизнью вместе со всеми. Зачем ты хочешь погубить меня и Тлатли, Крот? Зачем ты губишь себя?
– В гибели моей сестры виноват не только Пактли, – заявил я. – К этому причастны также и мы трое. Я готов, если таков мой тонали, искупить вину ценой собственной жизни, а у вас остаются кое-какие возможности спастись.
– Не говори ерунду! – Чимальи всплеснул руками. – Какие уж тут могут быть возможности?
– Ну, мало ли какие. Я думаю, что госпожа Жадеитовая Куколка достаточно умна, чтобы не убивать столь знатного юношу. Скорее всего, она позабавится с ним некоторое время, не исключено, что довольно долго. А потом отошлет Пактли домой, взяв с него слово молчать о случившемся.
– Да, – задумчиво протянул Чимальи, – может быть, она и убийца, но никак не самоубийца. – Он повернулся к Тлатли. – А пока любовники развлекаются, мы с тобой успеем закончить уже заказанные нам статуи и, сославшись на неотложное дело в другом месте…
Тлатли залпом допил остатки шоколада. – Точно! Будем работать днем и ночью. Мы должны побыстрее закончить свою работу, чтобы успеть попросить у госпожи разрешения отлучиться, прежде чем ей надоест сын нашего правителя.
Порешив на этом, они бегом бросились в мастерскую. Меня нельзя упрекнуть во лжи, я лишь утаил от них одну деталь своих приготовлений. Я действительно думал, что Жадеитовая Куколка вряд ли решится убить сына правителя, и именно по этой причине внес в письменное приглашение одно небольшое изменение. Пактли должен был заплатить за смерть Тцитцитлини.
Думаю, боги заранее знают обо всех наших замыслах, и они наверняка злорадствуют, потешаясь над простыми смертными: путая планы людей, как сети птицеловов, или воздвигая на пути к их осуществлению самые неожиданные препятствия. Вмешательство богов очень редко идет нам во благо. Но я уверен, что на сей раз, проведав о моем замысле, они сказали: «До чего же ловко придумал Темная Туча! Вот что, давайте-ка ему поможем! Сделаем его коварный план еще лучше!»
На следующую ночь я стоял у себя в комнате, крепко прижав ухо к двери, и слышал, как Питца привела гостя и как они вошли в покои юной госпожи. Я слегка приоткрыл дверь, чтобы лучше слышать, и уже приготовился к тому, что Жадеитовая Куколка, увидев, что живой Пактли отличается от портрета не в лучшую сторону, выкрикнет в мой адрес пару бранных словечек. Однако вместо этого госпожа вдруг издала пронзительный, просто душераздирающий вопль, вслед за которым раздался истерический призыв:
– Выполняй! Ко мне! Немедленно сюда! Выполняй! Я никак не ожидал, что разочарование окажется настолько сильным, что Жадеитовая Куколка впадет в истерику, даже если ей совершенно не понравился господин Весельчак. Открыв дверь и выглянув в коридор, я увидел там двоих стражников с копьями, которые привычно отсалютовали мне оружием, никак не препятствуя моему проникновению в комнаты Жадеитовой Куколки.
Я нашел юную госпожу в передней, сразу за дверью. Лицо ее, искаженное яростью, было бледным от потрясения, но тут же, на моих глазах, побагровело от нескрываемой злобы.
– Что это за представление ты тут устроил, собачий сын? – закричала красавица, срываясь на визг. – Да как ты только посмел сделать меня предметом своих гнусных шуток?
Она продолжала выкрикивать что-то в этом роде, тогда как я, мало что понимая, повернулся к Питце и человеку, которого та привела. А увидев, в чем дело, невзирая на гнев госпожи, не смог удержаться от неуместно громкого смеха. Я совсем забыл о том, что снадобье, которое Жадеитовая Куколка закапывает в глаза, делает красавицу близорукой. Должно быть, она, с нетерпением поджидавшая гостя, услышав шаги, выбежала из спальни и бросилась ему на шею и лишь потом смогла разглядеть, кого именно заключила в свои пылкие объятия. Теперь понятно, почему госпожа издала такой пронзительный вопль. Я, признаться, и сам был потрясен не меньше, только в отличие от Жадеитовой Куколки не завизжал, а оглушительно захохотал. Ибо вместо господина Весельчака узрел своего старого знакомого – сморщенного старикашку с кожей цвета бобов какао.
Я специально составил письмо к Пактли таким образом, чтобы тот попался, однако не имел ни малейшего представления, каким образом вместо него здесь оказался этот старый бродяга. Но к расспросам обстановка как-то не располагала, да к тому же мне никак не удавалось совладать со смехом.
– Предатель! Негодяй! Мерзавец! – вопила Жадеитовая Куколка, перекрикивая мой громогласный хохот, в то время как Питца пыталась спрятаться в занавесках, а коричневый старикашка размахивал пергаментом с моим письмом, вопрошая:
– Госпожа, разве это не твоя собственноручная подпись? Она наконец перевела дух и огрызнулась: – Моя, ну и что? Неужто ты и вправду вообразил, будто мое приглашение может предназначаться жалкому нищему оборванцу! Заткни немедленно свой беззубый рот!
После чего снова набросилась на меня:
– А ты, судя по тому, как тебя корежит от хохота, видимо, считаешь, что здорово пошутил? Сознавайся, и отделаешься колотушками. Но если ты сейчас же не прекратишь смеяться, я…
– Видишь ли, моя госпожа, – не унимался старик, – поскольку я узнал в этом письме руку и стиль моего старого знакомца, присутствующего здесь Крота…
– Заткнись, кому сказано! Когда цветочная гирлянда обовьется вокруг твоей шеи, ты еще пожалеешь о каждом вздохе, потраченном впустую. А его зовут теперь не Кротом, а Выполняем!
– Да неужели? А я и не знал. Ну что ж, имя подходящее! С этими словами старик прищурился и посмотрел на меня. Глаза его блеснули, причем не слишком дружелюбно.
Смех мой моментально прошел. – Но в письме, моя госпожа, ясно говорится, чтобы я прибыл сюда в этот час, с перстнем на пальце и…
– На каком еще пальце? – опрометчиво взвизгнула красавица. – А еще притворяешься, старый урод, будто умеешь читать! Перстень следовало спрятать, чтобы потом предъявить как пропуск, а ты, наверное, тащился с ним у всех на виду, по всему Тескоко… Ййа, аййа! – Она заскрежетала зубами и снова переключилась на меня: – Ты хоть понимаешь, во что могла вылиться твоя шутка, дубина этакая? Ййа, оййа, не надейся, что умрешь легкой смертью!
– Как это могло быть шуткой, моя госпожа? – спросил старик. – Судя по этому приглашению, ты наверняка кого-то поджидала. И ты с такой радостью выбежала мне навстречу…
– Тебе? С радостью? – взвизгнула девушка и развела руками, как будто физически отбрасывая всякую осторожность. – Да с таким старым уродом не легла бы в постель даже последняя портовая шлюха! – Она снова напустилась на меня: – Выполняй! Зачем тебе понадобилась эта дурацкая выходка? Отвечай немедленно!
Я наконец успокоился и мог говорить. – Моя госпожа, – промолвил я, стараясь произносить суровые слова по возможности мягко. – Я часто думал о том, что Чтимый Глашатай поступил неосмотрительно, когда, приказав мне служить его супруге Жадеитовой Куколке, велел беспрекословно ей повиноваться, не задавать вопросов и не заниматься доносительством. Однако я человек подневольный. Как ты справедливо заметила, моя госпожа, я не мог разоблачить супругу правителя, не ослушавшись при этом его самого. В конце концов мне пришлось прибегнуть к хитрости: сделать так, чтобы ты себя выдала.
