— Вы много говорите, господин шут!
— Что вам угодно от меня, господин из тайной канцелярии?
— Вы арестованы, — произнес Топильский.
— Я? — Пьетро сделал вид, что удивлен. — Но я не подданный России. Я итальянец.
— Разберемся. Прошу вас следовать за мной.
Пьетро накинул простой серый кафтан и последовал за людьми из тайной канцелярии.
Внизу он принял из рук слуги плащ и шляпу.
— Сей дом приказано отобрать у вас, сударь. Я вам не сказал? — спросил Топильский.
— Я это понял и без ваших слов. Так в вашей стране делают всегда. Я ведь помню когда арестовали кабинет-министра Волынского, все его имущество забрали. А сей дом — подарок императрицы.
Пьетро отвезли в подвалы к Ушакову и там сразу поставили к допросу. Но вздергивать его на дыбу не стали. Все-таки он был иностранцем и Ушаков не рискнул подвергнуть его допросу с пристрастием….
Генерал Ушаков стал задавать Пьетро вопросы:
— Ты состоял в дружбе с Бироном?
— Да, — честно ответил Пьетро. — Скажу более. Я не только состоял в дружбе с герцогом Бироном. Но и сейчас являюсь другом оного герцога. А сие разве преступление?
— Ты, мил человек, не ершись. Я ведь с тобой покуда, по-доброму, разговариваю.
— Но я разве в чем-то виноват? В чем меня обвиняют? Отчего я арестован? Я служил в придворной кувыр коллегии шутом. Сие есть преступление?
— Ты учинил разбой на улицах столицы и почтенного человека избил совместно с иным шутом, коего Кульковским кличут. И тот Кульковский ныне в бегах пребывает.
— Вы говорите про сеньора Франческо Арайя?
— Сеньор Франческо Арайя есть подданный Российской империи. Он капельмейстер при дворе ея императорского высочества правительницы Анны Леопольдовны. И за разбой и за побои ты ответить должен.
— Сие все, в чем меня обвиняют?
— А тебе сего мало? Али думаешь, что ты персона знатная и великая? Дак я в сем подвале много кого повидал. И иноземцы разные здесь живот свои кончали.
— Но я не скрываю, что избил капельмейстера Арайю!
— А по чьему наущению ты сие сделал, и не было ли в том умысла противу правительницы нашей Анны Леопольдовны?
— А какое отношение имеет правительница к сеньору Арайя? — спросил Пьетро. — Разве сеньор Арайя уже министр империи?
— Ты говори толком, подбивал ли тебя герцог Бирон действовать противу правительницы империи Российской?
— Герцог Бирон был регентом империи по воле покойной императрицы Анны Иоанновны! Какой же здесь может быть злой умысел?
Пьетро Мира просидел к подвалах тайной канцелярии три дня, а затем его отправили в Шлиссельбург. Ушаков его пытать не стал, ибо измены государственной за сим шутом не было. А про то, что он побил капельмейстера Арайю так то разве преступление? Он и ранее при весёлом дворе Анны Ивановны не единожды с ним сталкивался, и окромя смеха то ничего не вызывало. Мало ли на Руси кто кому морду разбил.
Напугать же шута Ушаков не смог и потому далее возиться с ним не пожелал. Пусть сам Остерман решает, как с ним быть….
Год 1740, ноябрь, 17 дня. Санкт-Петербург. Генерал Ушаков у Остермана.
Начальник тайной канцелярии нашел вице-канцлера Остермана у Анны Леопольдовны. Тот теперь часто посещал правительницу и постоянно чернил Миниха. Говорил, что де ведет фельдмаршал империю к гибели и без него, без Остермана, все рухнет. Анна Леопольдовна его слушала, но Миниха боялась, и делать ничего против фельдмаршала не желала.
Ушаков кивнул Остерману и тот подошел к нему.
— Андрей Иванович? Вы здесь? — спросил Остерман.
— Пришлось прийти. Хотя я не желаю дабы Миних увидел меня с вами. Он все же теперь первый министр.
— Фельдмаршала здесь нет.
— Но ему могут донести.
— Что вы хотите, генерал?
— Я шута по вашему приказу арестовал. И в Шлиссельбург его отправил. Но на кой он вам сдался не могу понять?
— Сей шут у нас не беден. Да и Бирону он друг. А Бирон под судом. Сколь денег в дому его нашли? — спросил Остерман.
— Рублей сто не более. Он мне на допросе сказал, что все деньги его в банках европейских пребывают. У Либмана надобно деньги спрашивать.
— Умен больно, генерал. У Либмана, — махнул рукой Остерман. — Либман банкир и все деньги его не здесь. И нам их не взять. Это тебе не Россия. Сей еврей хитер больно, и отпускать его придется. А шут в Шлиссельбурге?
— Да.
— Пусть посидит в каземате сыром рядом со своим герцогом. Он мне все отдаст. Сам. У него не менее ста тыщ имеется. А там посмотрим, что с ним делать.
Остермана сейчас больше волновал не шут, и даже не его хозяин Бирон. Его волновал фельдмаршал Миних. С остальными он сумет посчитаться потом….
Год 1740, ноябрь, 18 дня. Санкт-Петербург. Миних за работой.
Фельдмаршал забрал себе власть не только над армией, но и все дела иностранные. Он с солдатский прямолинейностью разговаривал с дипломатами, и стучал кулаком по столу. Послу Венскому он заявил:
— Ваш император Карл VI умер. У власти дочь его Мария-Трезия. И в России вы перемены наблюдаете. Я вам более не пособник! Хватит Остермановщины!
— Что вы хотите сказать, фельдмаршал? — австрийский посол побледнел как полотно.
— Токмо то, что Россия более ваши проблемы решать не станет! Мало вы нас передавали? Вы у меня победу над турками украли! Я мог бы и Константинополь занять! А Австрия предала меня тогда! И того я вам не забуду!
— Это значит разрыв отношений с моей императрицей? — спросил посол. — Разрыв между Петербургом и Веной?
— Про то я вам скажу позже! А пока ждите!
— В отношения между государствами такие слова, господин Миних! Я посол Австрии. И представляю сейчас не себя лично!
— Про сие я не позабыл! Но и вы помните, что политикой империи Российской правит более не Остерман. Так и скажите своей императрице!
Миних указал послу Австрии на двери….
Посол отправился к Остерману, но вице-канцлер и новоиспеченный генерал-адмирал, только руками развел. Его от дел иностранных отрешили.
— Но моей императрице нужна ваша помощь как никогда, граф. Вы ведь знаете что за обстановка сложилась. Над Веной нависли тучи! Молодой король Пруссии готовит войну!
— Но что я могу сделать? Вы подумайте сами. Миних забрал себе всю власть! И я принимаю меры дабы отстранить эту грубую скотину ольденбургскую от управления делами империи Российской. Но пока у меня ничего не получается. Анна Леопольдовна его боится. Он рушит все, что создано мною за долгие годы. Думаете мне, маркиз, то приятно видеть?
Остерман закрыл лицо руками…..
Миних через Манштейна узнал, что венский дипломат сразу от него поперся к Остерману, и сам поехал во дворец Анны Леопольдовны. Он им покажет кто в доме хозяин.
Фельдмаршал без стука ворвался в покои принца Антона и прокричал:
— Где эта венская лиса?
— Вы что фельдмаршал? — как ошпаренный подскочил с кресла новоиспеченный генералиссимус.
Рядом с ним сидел его брат принц Людвиг Брауншвейгский. Он также поднялся при виде фельдмаршала.
— Посол Вены притащился сюда жаловаться на меня? Остерману?
— Я не видел венского посла сегодня, фельдмаршал, — честно сознался принц Антон.
— И я не видел, — сказал принц Людвиг.
— Стало быть, он у принцессы Анны Леопольдовны. И там же я найду генерал-адмирала Остермана. Он любит утирать венцам сопли. Ну да я ему покажу!
Миних ушел, оставив принцев, причем он громко хлюпнул дверью, не дав закрыть её створки лакеям.
— Он несносен, брат, — принц Людвиг посмотрел на Антона.
— Я это вижу, брат мой. Но что я могу сделать? Я генералиссимус только благодаря ему. Если бы не он, то нами бы помыкал герцог Бирон.
— Но он желает поломать отношения Петербурга с Веной, брат. А Марии-Терезии как раз сейчас нужна поддержка России.