— Это не дает мне права учить, — возразил он.

Бабушка задумалась.

— Он действительно хороший повар?

— По-моему, да. Наверняка твои ученицы получат то, за что заплатили. У тебя ведь есть планы уроков?

— Есть. — Бабушка перевела взгляд на Дрю. — Вы преподавали раньше?

— Кулинарные искусства — нет. — Он обернулся к Эмили: — Не понимаю, как я буду ловить преступника между замешиванием кексов? — Какая решимость в этих огромных карих глазах!

— Это относится к моему курсу «Домашние лакомства», — уточнила Вельма. — «Изысканные десерты» сложнее, это крем-брюле, черешня в винном соусе, торт с мороженым.

— Все очень просто. В роли преподавателя вы получите возможность за всеми наблюдать, и никто ничего не заподозрит. Будете вроде тайного агента.

А не связана ли его неохота принять план с одним изумительно страстным поцелуем? Ведь это его имя она прошептала, когда он пришел разбудить ее. А последние двенадцать часов он просидел в больнице в мечтах о дальнейших поцелуях. Не стоило бы, конечно, и дальше проводить время с этой девушкой, но на нем висит это поджигательское дело.

Главное — не терять головы. Тем более, что гостья не задержится в городе дольше нескольких недель. Все очень удачно складывается. Совсем ему не нужна «липкая» женщина: влюбится, и разбирайся с ней тогда.

— Хорошо, я принимаю предложение.

Ради безопасности людей в школе, — сказал он себе. Ради Эмили, сотрудников и тех, кто учится.

Ничего странного, если инспектор проведет побольше времени на месте происшествия. План необычный, но имеет смысл, раз какой-то сумасшедший заимел зуб на Вельму и ее заведение.

— Спасибо, — благодарно произнесла девушка, озарившись улыбкой.

Просто улыбка. С чего бы забиться сердцу?

— Так, эту проблему мы решили. — Вельма откинулась на подушки с явным облегчением. — Одной заботой меньше.

Для нее-то, может быть. Дрю испытал противное ощущение, что его проблема только еще за него принимается.

Торопливо вошла медсестра постарше давешней, худая, как жердь. Метнула в посетителей сердитый взгляд.

В отличие от своего брата, Дрю умел понимать намеки.

— Нам пора дать вам отдохнуть, — обратился он к Вельме.

Эмили поднялась.

— Больно, лапочка?

При звуке этого необыкновенно ласкового, сердечного голоса у Дрю екнуло сердце.

— Немного, — ответила Вельма.

Улыбка на лице медсестры больше походила на гримасу.

— Сию минуту. Полетим на крыльях морфия в счастливые края. Я дежурю до одиннадцати. Зовите меня в любое время, — проскрипела она.

— Э... спасибо, — выдавила Эмили; очевидно, она не ожидала такой любезности. — Я приду утром, — обратилась она к бабушке. — Принести чего-нибудь? Дома ничего не надо сделать?

— В понедельник утром нужно отправить учетные записи бухгалтеру, больше ничего не могу припомнить.

Эмили нагнулась поцеловать Вельму на прощание.

— Не беспокойся, все будет в порядке.

— Действительно будет, — сказал Дрю, когда они вышли из комнаты.

Эмили глянула на него снизу вверх и грустно улыбнулась.

— Надеюсь, вы правы. Очень бы не хотелось подавать ложные надежды самому важному для меня человеку.

По краю дороги тянулась желтая лента, огородившая место преступления. Стоя за ней, Эмили смотрела на остатки гаража и некогда ухоженного «форда-таурус». Желудок переворачивало от едкой вони — смеси дыма и химикатов.

Крыша провалилась, и опорные колонны торчали вверх, точно в сюрреалистическом кошмаре. Посреди всего этого сидел на корточках Дрю. На руках у него были резиновые перчатки, и он при помощи какой-то непонятной металлической штучки осторожно поднимал за угол нечто перекрученное. Издалека Эмили было плохо видно, но даже при беглом взгляде было ясно: от гаража остались «рожки да ножки». Огонь поработал основательно.

Эмили не могла прийти в себя от возмущения: кем же надо быть, чтобы преднамеренно совершить такую подлость?

Можно заменить машину, построить новый гараж. Но ей нанесли и моральную травму. Кто-то не на шутку взялся досаждать ее бабке, и если этого кого-то в ближайшее время не поймают, старушка может получить повреждения похуже поджаренного предплечья.

Они с Дрю попали в дом намного позже пожарных. Те уже уехали, осталось только двое полицейских. Эмили подробно допросили, но она могла сказать немного.

Дрю попросил ее снять копии со студенческих досье и документов сотрудников школы, для себя и для полиции. Когда Эмили закончила копирование, Дрю еще продолжал раскопки. Она сходила в дом, приняла душ и переоделась, потом вернулась в бабушкин офис. Двумя часами позже она уже могла сделать некоторые выводы.

А Дрю все копался. Эмили перешла на другую сторону дороги и уселась, скрестив ноги, на маленькой лужайке в скудной тени эвкалиптов, расправив вокруг себя цветастую шелковую юбку. Опершись на руки, она откинулась назад и стала наблюдать за работающим.

Эмили размышляла, и размышления эти наполняли ее душу грустью. Как она и подозревала, школа испытывает денежные затруднения. В последнее полугодие бабушка не только сама стала меньше преподавать, но и весь учебный план сократила на треть. По документам получалось, что желающих учиться находилось все меньше.

Эмили уже решила остаться, пока бабуля не сможет заботиться о себе сама. Зачем торопиться обратно в Нью-Йорк, где ее не ждут ни работа, ни дом, ни отец ее ребенка?

Сейчас она нужна бабушке для присмотра за Академией, после выписки понадобится для ухода за выздоравливающей. Потом придется искать работу и место, где жить. Беременность тогда уже, конечно, будет заметна, и шансов найти фирму, согласную смириться с перспективой трех-четырехмесячного отпуска для вновь нанятой сотрудницы, практически нет. Но можно брать временную работу, пока ребенок не родится, если она найдет агентство, занимающееся трудоустройством рекламных менеджеров.

Дрю подошел к ней, и все заботы отступили на задний план. Эмили увидела ручейки пота, сбегавшие с его лба. Он присел рядом с ней на корточки, смахнул со лба пот. После возни с мусором в удушающей жаре он казался взъерошенным и мокрым, но его поразительной сексуальности оказалось достаточно, чтобы пробудить в ней все женское.

Лоб Дрю прорезала морщинка, и зелень его глаз потемнела, отчего он показался Эмили холодным и неприступным.

— Собирайте вещи. — Его тон не допускал возражений. — Сегодня вы здесь не ночуете.

Эмили внутренне ощетинилась: эта властность ей не нравилась.

— Я не собираюсь никуда уходить.

Приятно, конечно, пожить в месте, где тебя обслуживают, но, пока она не устроится с работой, денежки придется экономить.

Дрю шумно вздохнул и провел рукой по разметанным ветром волосам.

— Эмили, — устало проговорил он, — не спорьте. Оставаться здесь одной небезопасно.

Она равнодушно дернула плечом.

— Никуда я не пойду, и оставьте эту идею.

Из одного дома ее уже выкинули, и, черт возьми, с другим этот номер не пройдет.

— Постарайтесь понять, что положение серьезное. Пожар случился не от неисправной розетки или неаккуратно брошенной спички, это намеренный поджог, и, что школа или дом не загорелись, можно считать везением. — Он опять вздохнул. — Школу придется закрыть.

— Я ценю ваше участие, но отменить занятия не могу. Я поговорила с полицией, участок будет под охраной.

— Этого мало, — резко возразил он.

Эмили приподняла бровь.

— Закрыть Академию нам не по средствам, и уходить отсюда, чтобы какой-то чокнутый мог без помех жечь все, что ему приглянется, я не собираюсь. — Она поднялась. — Благодарю вас за заботу и за все, что вы для нас сделали. А теперь извините меня, и давайте встретимся в понедельник вечером.

Она двинулась к дому. Беспокойство Дрю было понятно, но, пока никто не погиб, здание пожароопасным не было, так что решение за Эмили. Может, бабуля, в конце концов, и закроет школу, но пока отменить свои курсы она отказалась.