Уж кто-кто, а Карл Дёниц знал, что в море шанс есть почти всегда. Он вспоминал, как в далекие годы сам атаковал конвой в Средиземном море и как лодка предательски провернулась вокруг продольной оси и пошла на дно. Чего стоило ее вытолкнуть на поверхность! Да и плен — это ведь тоже не конец. Вот он сам побывал в английском плену. Но он жив! Жив и, невзирая ни на что, задушит этого чванливого британского льва. Надо было его убить еще тогда, в 18-м, в лагере, когда время от времени среди британцев возникали настроения «перевешать всех пленных командиров подлодок»! А зря вы это не сделали, дорогие «томми», — сейчас бы вам жилось куда как слаще!
* * *
Все. Дождались. Сегодня в 14.00 лодка отваливает от пирса и устремляется в Северную Атлантику. «Берегись, Англия!» — так думал «санитар моря», когда утром собирался посетить гальюн. Не тут-то было! Дикая резь, как электрическим током, прошила все тело с ног до головы. Вторая попытка помочиться была еще хуже. Не помогали ни стиснутые зубы, ни ницшеанское презрение к боли любого рода. Моча просто отказывалась выходить наружу. Обычно в таких случаях начинают лихорадочно перебирать «кто?». Здесь и перебирать-то было нечего. В его мозгу не укладывалось, как такая тихая и набожная девица, как Вероника, могла наградить его триппером. При этом довольно странным обстоятельством выглядело то, что ее законный муженек был в полном порядке… Вот так-то вот! Все бабы б…и, как можно было в этом сомневаться! Медкомиссия, привыкшая мыслить штампами, естественно, завернула его, разразился скандал. Но этот скандал хоть и скандал, конечно, честь флота и все такое, но все же — не апокалипсис. Случались такие истории в Кригсмарине и раньше. Можно даже сказать, такие истории встречались достаточно часто. Можно даже сказать, что триппер — почти что профессиональная болезнь подводников.
Хуже было с тем скандалом, который разразился в семье Лутц, центром которого стала несчастная Вероника. В относительно небольшом гарнизоне базы шила в мешке было не утаить, и хотя явных доказательств не было, но ведь много кто догадывался, если до гестапо дело дошло, и посмеивались втихомолку. Как всегда бывает в таких ситуациях, последним, кто что-либо подозревает, оказывается, собственно, муж… А тут доброжелатели нашлись. И Дитрих потребовал объяснений. Вероника не могла лгать и выложила ему все, как было… (ну глупо, могла бы и соврать. Эрика бы так и поступила. Сказала бы что-то типа: «А этот милый лейтенант за корицей для булочек заходил»… — «Чего это вдруг»? — «А они в экипаже перед походом решили провести конкурс на самую вкусную булочку»…) Лучше бы уж рассказала своему другу-кюре. Тот — хоть француз, ему подобное каждый день выслушивать. А вот исповедоваться мужу — глупо, даже если решила покаяться. В общем — доверяйте профессионалам!
* * *
Лодка Шепке, преследующая конвой, столкнулась в море с редким явлением — «огнями святого Эльма». Светилось все. Штормовки вахтенных, леера, стекла ПНП. Это жутковатое свечение неприятно насторожило Шепке. Это было крайне скверно. По морским поверьям, «огни святого Эльма» — почти гарантированно — гибель корабля. Он не подал виду, и матросы имели возможность ощутить лишь гранитную решимость капитана. Может быть, в этот момент он вспоминал слова Ройтера: «Мистики нет. Есть люди…» «Ну, да, Хельмут, остается только на тебя теперь надеяться». Он был практически уверен, что и сам Ройтер где-то поблизости. К вечеру U-100 нагнала группу. Теперь конвой обречен. Это несколько разрядило напряженную обстановку — все-таки не мы одни такие здесь — это был вовсе не путь в ад, — вон люди, такие же, как и мы, и каждый делом занят. Однако дело не заладилось. В 20.00 U-100 обнаружила эсминец и, срочно погрузившись, оставалась под водой в течение часа.
Когда она снова всплыла, было уже совсем темно. Через некоторое время снова был обнаружен эсминец. Шепке опять нырнул. Овсяночник тотчас начал швырять бочонки. Неточно. Сыпал абы куда. Глубинные бомбы не причинили лодке повреждений, и она прорвалась к хвосту конвоя. Всплыли, начали готовить атаку. Около 22.00 U-100 снова была обнаружена «томми». На этот раз серия глубинных бомб пришлась на момент погружения. Бомбы взорвались в непосредственной близости от корпуса. U-100 сильно тряхнуло. На палубу посыпалось битое стекло, погас свет. Через минуту Шепке доложили, что в два носовые отсека поступает вода. Судя по всему, балластные цистерны тоже повреждены. Папенберг [57]показывал 12 метров. Значит, сломан. Мы погружаемся, и погружаемся значительно быстрее, чем следовало бы…
— Полный назад! — скомандовал Шепке. Похоже, было уже поздно. Пробоины были слишком серьезные, чтобы можно было быстро откачать воду. Нос погружался все глубже, сваливая лодку в чудовищный подводный «штопор». Корабль удалось стабилизировать на глубине метров 200. Корпус трещал, но не сдавался. По пиллерсам стекали капли воды. Эсминец все еще кружил поблизости. Он не хотел уходить, не получив полной уверенности в уничтожении лодки. Она оставалась в неподвижности три часа. В любой момент корпус мог просто сложиться под давлением воды. Надо было что-то предпринимать, и Шепке решился на подрыв балластных цистерн. [58]Больше ничего не оставалось. Выпрыгивать на поверхность и попытаться все-таки атаковать эсминец. Оставалось надеяться лишь на надводную маневренность, на безбашенную тактику Ройтера и на ночь. И еще на очень-очень большое везение, на которое мог рассчитывать только Шепке. Столкновение с эсминцем в надводном бою — верная смерть. Шепке понимал, на что идет. Но другого выхода, чтобы спасти хотя бы часть экипажа, он не видел. А там дальше — как повезет. До сих пор везло. И две с половиной сотни тысяч тонн английской стали, лежащих на дне Атлантики, — не шутка… А может быть вполне, что этот эсминец накроет торпеда кого-то из наших, тоже рвущихся в центр конвоя. Того же Ройтера, например. Он всегда начинает с эскорта.
* * *
— Командир, — обратился к Ройтеру Карлевитц на утро этой неспокойной, полной надежд и тревожных ожиданий ночи, после того как сделал необходимые анализы — он был единственный, кто с ходу отверг теорию триппера. — Скажите, вы не пользовались мылом… э… э… ну как-то необычно?
— Что вы называете необычным, Карлевич?
— Не для того, чтобы что-то мыть… — сказал он и еще раз прильнул к своему походному микроскопу.
«А ведь — разнеси меня на куски — использовал!» Еврейский эскулап свое дело знал. Когда их с Вероникой в ванной накрыла страсть, а может, это поглумился тот самый,которого вызвал Ройтер, а Вероника пропустила. Не все шло гладко. То есть души-то их были в полнейшем экстазе, а вот тела как-то не очень… Имеется в виду преимущественно тело Вероники. Возможно, она была просто насмерть перепугана всем, что происходило. Ройтер не нашел ничего лучше, как воспользоваться обычным мылом. А почему нет? Помогает же мыло насадить резиновую кишку на металлический патрубок. Просто лейтенант забыл,что сам-то он не железный. Оберфенрих довольно быстро устранил воспаление с помощью марганцевых спринцеваний. Честь Кригсмарине была спасена, и можно было бы расслабиться, но в тот же вечер майор Дитрих Луц застрелился. А это уже не хиханьки… Началось расследование…
* * *
Удивительные порой шутки выкидывает судьба. Ройтер в очередной раз обманул смерть, на этот раз благодаря простому куску мыла! Или это были козни Киприды… Кому-то она вкладывала в руку меч, спасая от смерти, ну а кому-то — кусок мыла… Что ж, раз так — не будем противиться воле богов. Но что и говорить, в этот злополучный март 41-го боги вели себя очень странно. Просто смеялись, и не только над Ройтером. На всем необъятном пространстве Атлантики они выбрали одну точку, в которой оказались в последний час Шепке и Кречмер. Когда из черной пучины выпрыгнул нос U-100, Кречмер находился по другую сторону того самого эсминца. Он, закрывшись «парусом» от слепящего прожектора и пом-помов «томми», курил и ждал своей участи. Лодка уже была не боеспособна. Она вот-вот должна была пойти ко дну, но все никак не шла. И это было очень плохо. Даже хуже, чем если бы она пошла на дно вместе со всем экипажем, потому что если она останется на поверхности, то англичане сделают все, чтобы отбуксировать ее к себе, и тогда… тогда пошли прахом все усилия сотен инженеров, рабочих, миллионы рейхсмарок, которые должны были бы обеспечить победу Германии. «Только бы успеть ее затопить!» — стучало в висках Кречмера.
