Сегодня утром ранчер по имени Гейтс проезжал там на маленьком грузовичке, искал камень для строительства. Он проехал мимо двухцветного «бьюика», стоящего на обочине. Он не обратил особого внимания, но заметил, что «бьюик» не был разбит, а просто припаркован. Затем около четырех, попозже, он второй раз поехал за камнем. «Бьюик» стоял на том же месте. На этот раз он остановился и осмотрел его. Ключей не было, но машина была не заперта.

Никаких признаков ущерба. Все же Гейтс записал номер машины и данные владельца. Когда он вернулся домой на ранчо, позвонил шерифу в Эскондидо.

Конечно, тамошние полицейские знали каньон Лос–Пенаскитос. Один из них поехал туда и осмотрел машину. Пуста, как бутылка после пьянки. Шериф умудрился открыть багажник – ничего, кроме запаски и гаечных ключей. Он вернулся в Эскондидо и позвонил мне. Я только что говорил с ним.

Я закурил и предложил сигарету капитану Алессандро. Он покачал головой.

– Появились идеи, Марлоу?

– Не больше, чем у вас.

– Все равно, послушаем.

– Если Митчелл собирался исчезнуть с помощью друга – друга, о котором никто здесь не слыхал, – он мог бы оставить машину на хранение в каком–нибудь гараже. Это не привлекло бы внимания. У хозяев гаража оставленная на хранение машина не вызвала бы любопытства. А чемоданы Митчелла были бы уже в машине у друга.

– Ну?

– Значит, не было никакого друга. Значит, Митчелл испарился прямо с девятью чемоданами на пустынной дороге.

– Ну, валяй дальше, – его голос стал жестким, в нем появилась угроза. Я встал.

– Не надо меня запугивать, капитан Алессандро, Я ничего дурного не сделал. Пока вы относились ко мне по–человечески. Не подумайте, что я связан с исчезновением Митчелла. Я не знал – и не знаю, – как он шантажировал моего клиента. Я только знаю, что это одинокая, запуганная, несчастная женщина.

Если я узнаю, если мне удастся докопаться, в чем дело, я скажу вам – или не скажу. Если не скажу, вы всегда можете устроить мне неприятности. Мне не впервой. Я не закладываю клиентов – даже добрым полицейским.

– Будем надеяться, что до этого дело не дойдет, Марлоу. Будем надеяться.

– И я хочу надеяться, капитан. Спасибо вам, что вы ко мне отнеслись по–человечески.

Я прошел по коридору, кивнул дежурному офицеру у конторки и снова сел в машину. Я чувствовал себя постаревшим лет на двадцать.

Я знал – как, наверняка, и капитан Алессандро, – что Митчелла нет в живых, что не он пригнал машину в каньон Лос–Пенаскитос, но кто–то другой – с мертвым телом Митчелла на заднем сиденье.

Другого объяснения нельзя было найти. Бывают факты ощутимые – документы, магнитофонная запись, их можно подшить к делу. А бывают факты, которые нельзя потрогать, но они неопровержимы, потому что невозможно объяснить происшедшее.

Глава 21

Это похоже на внезапный беззвучный вопль в ночи. Почти всегда в ночи, потому что ночью опасность ближе. Но и днем меня иногда осеняло это предчувствие, основанное на интуиции или на долгом опыте и нервном напряжении. А в данном случае – на внезапной уверенности, что близится, как говорят матадоры, «момент истины». Других оснований не было – разумных оснований. Но я остановил машину у ворот «Ранчо Дескансадо», выключил фары и дернул ручной тормоз до упора.

Я подошел к конторе. Над ночным звонком горела маленькая лампочка, но контора была закрыта. Было только пол–одиннадцатого. Я обогнул контору и побрел лесом. Я увидел две машины. Одна – из проката. Наклонившись, я разглядел ее номер. Рядом стоял маленький автомобиль Гобла. Не так давно я видел его у отеля «Каса дель Пониенте». Сейчас он был здесь.

Я пошел дальше, прямо по газону, и оказался под окнами своего номера.

Там было тихо, темно. Медленно, очень медленно, я поднялся на крыльцо и приник ухом к двери. Поначалу я ничего не слышал. Затем я услышал приглушенные рыдания. Рыдал мужчина. Затем – чей–то тихий хриплый смешок.

Затем – глухой удар и опять тишина.

Я спустился и вернулся лесом к своей машине. Я отпер багажник и вытащил монтировку. Я пошел обратно осторожно, осторожнее, чем раньше. Я снова прислушался. Тишина. Ночное безмолвие. Я вынул фонарик, посветил в окно, затем отошел от дверей. В течение нескольких минут ничего не происходило.

Затем дверь чуть приотворилась.

Я саданул ее плечом что было сил – она распахнулась настежь. Человек отшатнулся, но рассмеялся. В тусклом свете блеснул его револьвер. Я размозжил ему пальцы монтировкой. Он заорал. Я сломал ему второе запястье. Я услышал, как револьвер со стуком упал на пол.

Я протянул руку за спину и повернул выключатель. Пинком я затворил дверь.

Он был бледный, рыжеволосый, с мертвыми глазами убийцы. Его лицо перекосилось от боли, но он и не думал капитулировать.

– Ты долго не проживешь, малый, – сказал он.

– А ты вообще не проживешь. А ну с дороги. Он ухитрился рассмеяться.

– Ноги у тебя еще остались, – сказал я. – Становись на колени и ложись.

Лицом вниз, если оно тебе нужно.

Он попытался плюнуть в меня, но не смог. Он рухнул на колени, раскинув руки в стороны, застонал и отключился. Они все чертовски тверды, пока у них в руках крапленая колода. Другими картами они играть не умеют.

Гобл лежал на кровати. Его лицо было разбито в кровь, нос сломан. Он был без сознания и еле дышал. Рыжий все еще был в отключке, револьвер лежал возле него на полу. Я сорвал с него ремень и связал ему колени. Затем повернул его на спину и очистил карманы. В его кошельке было 670 долларов, права на имя Ричарда Харвеста, адрес – маленький отель в Сан–Диего. В бумажнике лежали чеки двадцати разных банков, набор кредитных карточек.

Разрешения на ношение оружия там не было.

Я оставил его лежать на полу и пошел в контору. Я нажал на кнопку ночного вызова и долго не отпускал ее. Наконец из темноты возникла фигура.

Это был Джек в пижаме. У меня все еще в руках была монтировка.

Он смотрел на меня в изумлении.

– В чем дело, мистер Марлоу?

– Ничего особенного. Бандит пытался меня убить. В моем номере на моей кровати лежит человек, избитый до полусмерти. Ничего особенного. Все нормально по местным масштабам, надо полагать.

– Я вызову полицию.

– Очень любезно с вашей стороны, Джек. Как видите, я еще жив. Знаете, что делать с этим отелем? Превратите его в пансион для кошек и собак.

Он отпер дверь и вошел в контору. Я убедился в том, что он вызывает полицию, и вернулся в свой номер. Рыжий, был упрям. Он изловчился сесть спиной к стене. Глаза по–прежнему смотрели мертво, а рот кривился в усмешке.

Я подошел к кровати. Глаза Гобла были открыты.

– Я не вытянул, – прошептал он, – переоценил я свою хватку. Зарвался, попробовал играть не в своей лиге.

– Сейчас приедет полиция. Что произошло?

– Я попал в ловушку. Жаловаться не приходится. Этот парень – настоящий убийца. Мне повезло. Я остался жив. Заставил меня приехать сюда. Вырубил меня, связал, затем исчез на какое–то время.

– Кто–то подвез его, Гобл. Прокатная машина стоит рядом с твоей. Если он оставил ее у «Касы», как он вернулся за ней?

Гобл медленно повернул голову и посмотрел на меня.

– Я думал, что я тертый калач. Теперь я знаю, что ошибался. Я хочу только одного: вернуться в Канзас–Сити. Мелкоте никогда не справиться с паханами. Никогда. Наверно, ты спас мою жизнь.

Тут появилась полиция.

Сначала два парня из патруля, спокойные, серьезные, в новенькой форме и с невозмутимыми лицами. Затем здоровый напористый сержант, который назвался дежурным сержантом патруля Хольцминдером.

Он бросил взгляд на рыжего и подошел к постели, – Вызови «скорую помощь», – бросил он коротко через плечо.

Один из полицейских вышел к машине. Сержант наклонился над Гоблом.

– Хочешь рассказать?

– Рыжий избил меня. Он взял мои деньги. Взял меня на пушку в «Касе», заставил привезти его сюда. Затем он избил меня.

– Почему?

Гобл испустил подобие вздоха, и его голова откинулась на подушку. Он потерял сознание или притворился. Сержант выпрямился и повернулся ко мне.