Джил спросила, не подумав:

– По какому делу? – и тут же поняла, о каком деле говорит Ричард. Разумеется, было только одно дело, которое имело для него значение. То дело, что разбило его сердце, разрушило семью и бросило тень на двадцать лет его жизни. Джил быстро продолжила: – А, да, полицейские могли запомнить.

– Тот детектив принимал непосредственное участие в расследовании. Поэтому когда он увидел ее имя на водительском удостоверении, то сразу решил найти меня.

– Теперь понятно. – Джил не столько встала, сколько перекатилась на колени, чтобы дотянуться до его поникшего плеча. – Хочешь, я сделаю тебе чаю? Или кофе?

– Я бы не отказался от коньяка.

Джил приподняла одну бровь, но Ричард этого не увидел, поскольку не отрывал глаз от журнальной обложки. А поднятая бровь означала вопрос: «В такой час? Ты, должно быть, пошутил, дорогой». Тем не менее Джил поднялась на ноги и ушла на кухню, где достала из шкафчика бутылку «Курвуазье» и налила в стакан ровно две столовые ложки, сочтя это достаточной дозой для того, чтобы привести Ричарда в нормальное состояние.

Он последовал за ней на кухню и молча взял свой коньяк. Сделав глоток, поболтал оставшуюся в стакане жидкость и медленно произнес:

– У меня перед глазами так и стоит ее тело. Не могу выбросить из головы.

Для Джил это было уже слишком. Ну да, женщина погибла. Смерть ее была ужасной, и это дает повод для сочувствия. Потом еще неприятное мероприятие в полиции с опознанием искалеченного трупа. Но ведь почти за два десятилетия Ричард не получил от бывшей жены ни единой весточки, так почему ее смерть привела его в такое отчаяние? Или он все еще питает к ней какие-то чувства? Или он был не совсем искренним с Джил, когда говорил, что брак их разбит, а осколки он выбросил?

Тщательно подбирая слова, Джил сказала, мягко касаясь плеча Ричарда:

– Да, я понимаю, что для тебя все это ужасно тяжело. Но ты ведь не… ты ведь ни разу не видел ее за все эти годы?

В глазах Ричарда что-то промелькнуло. И тут же ее пальцы самопроизвольно сжались. «Только не повтори ситуацию с Джонатоном, – мысленно пригрозила ему Джил. – Солжешь мне сейчас – и я всему положу конец, Ричард. Я больше не буду жить в мире фантазий».

Он сказал:

– Нет, я ее не видел. Но говорил с ней по телефону, причем недавно. Несколько раз за последний месяц. – Он как будто воочию увидел щит, который выставила Джил, чтобы защитить свое сердце от копья этой новости, и заторопился с объяснениями: – Она сама мне звонила. По поводу Гидеона. Она прочитала о происшествии в Уигмор-холле. Потом он перестал выступать, и она забеспокоилась и позвонила мне – узнать, что с ним. Тебе я не стал говорить об этом, потому что… Я даже не знаю почему. Тогда это не показалось достаточно важным. А главное, я не хотел тревожить тебя лишний раз в эти последние недели… до рождения нашего ребенка. Это было бы несправедливо по отношению к тебе.

Джил захлестнула волна праведного гнева.

– Это переходит всякие границы!

– Прости, – покаянно произнес Ричард. – Мы говорили минут пять… максимум десять, когда она звонила. Я не подумал…

– Я не о том, – перебила его Джил. – Я возмущаюсь не тем, что ты ничего мне не сказал. Я возмущаюсь тем, что она звонила тебе. Как она посмела звонить тебе, Ричард? В один прекрасный день она ушла из твоей жизни – из жизни Гидеона, бог мой! – а потом начинает названивать, когда ей становится любопытно, что это за казус произошел на концерте. Господи, какая наглость!

Ричард ничего на это не ответил. Он просто крутил в руках стакан и разглядывал янтарную пленку, оставляемую коньяком на стекле. Значит, еще не все, догадалась Джил.

– Ричард, в чем дело? Ты что-то утаиваешь от меня. Я права?

И вновь она почувствовала, как в ее душе захлопываются окна и двери, стоит ей заподозрить, что мужчина, с которым она состоит в интимной близости, не столь откровенен, как она требует от него. Просто поразительно, думала она, как унизительный опыт отношений с одним мужчиной может повлиять на все последующие отношения с другими мужчинами.

– Ричард, скажи мне, что еще?

– Гидеон, – ответил Ричард. – Ему я тоже не рассказал о ее звонках. Я не знал, что ему сказать, Джил. Она ведь не просила о встрече с ним, так какой смысл был говорить ему? Но теперь она умерла, и нужно сообщить ему об этом, и меня в ужас приводит мысль, как эта новость может сказаться на нем, при его нынешнем состоянии. Ему может стать хуже.

– Да. Я понимаю.

– Она хотела знать, здоров ли он, Джил. Она спрашивала, почему он не играет. Сколько концертов он вынужден был отменить. Все время спрашивала почему.

– Чего она хотела?

– Только за последние две недели она позвонила мне раз десять, наверное, – сказал Ричард. – Вдруг появилась, вдруг возник этот голос из прошлого, а я-то думал, что уже давно забыл о нем…

Он оборвал себя на полуслове.

Джил похолодела. Ледяной озноб возник у лодыжек и вмиг взлетел до самого ее сердца. Она повторила:

– Думал, что забыл? – и постаралась прогнать причиняющую мучения мысль, но слова уже метались в ее мозгу: «Он все еще любит ее. Она бросила его. Она исчезла из его жизни. Но он продолжал любить ее. Он забрался ко мне в постель. Он соединил наши тела. И все это время он любил Юджинию».

Неудивительно, что он не женился. Остается только один вопрос: почему он сейчас собрался жениться?

Должно быть, он прочитал ее мысли. Или увидел ее лицо. Или почувствовал холод, сковавший ее тело и душу. Во всяком случае, он сказал:

– Потому что все это время я искал тебя, Джил. Потому что я люблю тебя. Потому что я не верил, что в мои годы смогу снова полюбить. И каждое утро, просыпаясь, даже на твоем узком диванчике, я благодарю Бога за чудо твоей любви. Юджиния – часть моего далекого прошлого. Давай не будем делать ее частью нашего будущего.

Но правда заключалась в том – и Джил прекрасно это понимала, – что у них обоих за спиной было прошлое. Они не подростки и поэтому не могут рассчитывать на то, что войдут в свою новую жизнь без бремени былого. Однако Ричард был прав в другом: самым важным для них является будущее. Их будущее и будущее малышки. Кэтрин Энн.

Добираться от Лондона до Хенли-он-Темз нетрудно, особенно в утренние часы, когда почти все машины двигаются в противоположном направлении. И поэтому всего через час после совещания с Эриком Личем в Хэмпстеде инспектор Томас Линли и констебль Барбара Хейверс свернули с трассы в направлении Хенли.

Старший инспектор Лич, одолеваемый то ли гриппом, то ли жестокой простудой, представил их группе детективов, которые несколько скептически отнеслись к присутствию сотрудников Скотленд-Ярда, но все же охотно посвятили их в текущие проблемы участка: серию изнасилований в районе и поджог коттеджа стареющей актрисы, титулованной и влиятельной особы.

Затем Лич сообщил о предварительных выводах, сделанных в результате вскрытия (анализы крови, тканей и внутренних органов еще не были готовы). В основном эти выводы сводились к перечислению множественных повреждений на теле, которое благодаря сверке стоматологических записей в конце концов было идентифицировано как тело Юджинии Дэвис, возраст шестьдесят два года. Сначала шли переломы: четвертого и пятого шейных позвонков, левого бедра, левого локтя и левой же лучевой кости, правой ключицы и пятого и шестого ребер. Далее перечислялись повреждения внутренних органов: разрыв печени, селезенки и почек. Причиной смерти послужило массивное внутреннее кровоизлияние и шок; предполагаемое время смерти – между десятью часами вечера и полуночью. Результаты трасологической экспертизы будут представлены в ближайшее время.

– Ее отбросило на пятьдесят футов, – сказал Лич детективам, собравшимся в комнате для совещаний и притулившимся кто где: у ксерокса, у сейфов, вдоль увешанных фотографиями стен. – Медэксперты утверждают, что ее переехали как минимум дважды, а возможно, и трижды. Об этом свидетельствуют повреждения на теле и следы на плаще.