Спокойная и внимательная, по-прежнему статная и красивая неброской, но какой-то горделивой красотой, Гатана или не слышала этих разговоров, или так же, как и Ковольд, не обращала на них внимания.

  Какой бы ни была жизнь Властителя и хозяйки замка, она так и осталась тайной.

   Ренвольд знал, что с того самого момента, когда смертельно раненного отца принесли в покои и до самого последнего дня, когда он впал в предсмертное забытье, Гатана была рядом. Она была незаметна и не слышима, но Ренвольд мог, не оглядываясь, протянуть руку за кружкой с лечебным питьем для отца или чистым полотенцем и получить их.

   Первое время после похорон Ковольда, Гатана выходила из своих покоев такой же спокойной, как всегда. И только смертельная бледность, круги под глазами и осунувшееся лицо выдавали страдания женщины, потерявшей не просто Властителя, но и любимого человека. Но ни словом, ни жестом она не выдала своих страданий. И за это Ренвольд уважал ее еще больше.

   Вот и сейчас Гатана спокойно стояла у его стола, ожидая разговора, для которого ее вызвал молодой Властитель. Ренвольд, увидев ее, поднялся с кресла и указал рукой на соседний стул.

   - Садись, Гатана.

   Домоправительница удивленно подняла брови.

   - Мне не полагается сидеть, когда стоит Властитель.

   Ренвольд улыбнулся.

   - Гатана, ты же не хочешь, чтобы я был настолько непочтителен, чтобы сидеть в присутствии стоящей женщины. - Он поднял руку, предотвращая возражения домоправительницы, и настойчиво повторил: - Я прошу тебя присесть, уважаемая Гатана. Если хочешь, приказываю.

   Он слегка склонил голову, смягчая резкость последних слов.

   Домоправительница, пожав плечами, осторожно опустилась на предложенный стул.

   - Ты - мудрая женщина, Гатана, - начал разговор молодой Властитель. - В этом замке ты стала хозяйкой задолго до моего рождения...

   - Эта должность перешла ко мне от матери, - внимательно глядя на Ренвольда, кивнула Гатана.

   Она сидела прямо, не касаясь спинки стула и, казалось, была совершенно спокойной. И только переплетенные пальцы рук, которые она время от времени стискивала до белизны, выдавали волнение женщины.

   - Я знаю, - мягко произнес Ренвольд. - И прошу тебя оставаться такой же внимательной и мудрой хранительницей замка...пока меня не будет.

   Женщина с тревогой взглянула на молодого человека.

   - Но...

   - Ты будешь здесь не одна, - властным жестом прервал Гатану Властитель. - Я просил Данвольда вернуться и принять пост Советника.

   Брови женщины сначала удивленно поднялись, но затем Гатана понимающе кивнула головой.

   - Это - верное решение, Властитель. Данвольд не только умный человек, но и Верховный Жрец. Он будет отличным Советником.

   - Я рад, что тебе по душе его приезд.

   Они посидели молча, думая каждый о своем. Наконец, Ренвольд поднял глаза на женщину. Он чуть заметно улыбнулся, видя, что домоправительница закусила губу, не решаясь задать мучивший ее вопрос. И все же она спросила:

   - Позволено ли мне будет узнать, на какой срок покидает нас наследный Властитель?

   Ренвольд вздохнул.

   - Этого я пока не знаю сам.

   Он поднялся, давая понять, что разговор окончен. Гатана тоже встала. Она молча смотрела на молодого человека, и он вдруг понял, что эта одинокая, но сильная женщина, никогда не имевшая семьи, любит его, как строгая и мудрая мать. Он был сыном человека, которого она, судя по всему, любила всю жизнь. И ее любовь к Ковольду была так велика, что его сыну, его плоти и крови, она отдала частицу этой любви.

   Поняв, что невольно выдала себя, Гатана не отвела взгляда. И теперь Ренвольд читал в ее глазах не только любовь, но и тревогу.

   - Береги себя, дитя мое...- чуть слышно прошептала она. - Ты - последний из Вольдов.

   **************************************************

   Кира едва дождалась, когда за окном предрассветно посерело. Натянув украденную два дня назад у молоденького пажа одежду, она осторожно прошмыгнула мимо комнаты Атаны и, вздрагивая от каждого шороха, на цыпочках спустилась по боковой лестнице.

   Солнце еще не взошло, но многообещающее сияние уже окрасило горизонт в розовый цвет. Опасливо озираясь, Кира прошла в конюшню. Безмятежный храп конюха вселил в нее надежду на спокойное начало путешествия. Ласково поглаживая смирную Мышку, девушка вывела оседланную и нагруженную седельными сумками лошадку во двор.

   Взобравшись в седло, Кира на мгновение оглядела замок, бросила взгляд на окна отцовской опочивальни, тяжело вздохнула и решительно пришпорила Мышку.

   Когда полностью рассвело, наследная Властительница Сарретоса, приятно возбужденная началом прекрасного солнечного дня и своей собственной смелостью, догнала обоз, двигавшийся на север. Несколько телег и две крытых повозки неспешно ползли по пыльной дороге. Три конных охранника, замыкавшие колонну, лениво переговаривались и замолчали, когда Кира подъехала поближе. Бросив пренебрежительный взгляд на хрупкого подростка, упитанный усатый дядька, в котором девушка признала старшего, только молча кивнул на просьбу Киры разрешить ехать с ними.

   Наследная Властительница вздохнула с облегчением и теперь с любопытством оглядывалась, исподволь рассматривая своих попутчиков, разглядывая дома, мимо которых двигался обоз, въезжая в деревни, рассеченные дорогой пополам. Кире, никогда не покидавшей родной город, было интересно все: и гомонящие ребятишки, шумной толпой выскочившие за деревню с воздушным змеем на привязи, и неторопливо жующие задумчивые коровы, заинтересованно провожающие большими сонными глазами возы с сеном, и раскинувшиеся по обеим сторонам дороги поля, сменяющие прозрачные березовые рощи.

   Это была жизнь, которая до сих пор оставалась для наследной Властительницы такой же неизведанной, как таинственные просторы океана, о которых рассказывал учитель. И Кирэна наслаждалась своими открытиями, даже такими маленькими и не слишком приятными, как ароматная коровья лепешка, в которую она чуть не вляпалась на первом же привале.

   Единственное, что ее беспокоило, это необходимость скрывать свою внешность.

  Когда солнце поднялось и начало припекать, Кира почувствовала, как по шее вдоль позвоночника скатывается пот. Ей все время хотелось почесать голову под тяжелой шерстяной шляпой. А еще лучше - сбросить этот жуткий головной убор, встряхнуть туго закрученный тяжелый узел, чтобы волосы рассыпались по плечам. Но при въезде в большие деревни Кира, наоборот, поглубже нахлобучивала шляпу на глаза, хотя понимала, что вряд ли кому-то есть дело до пропылившегося маленького всадника, следовавшего за длинным обозом.

   Дорога становилась то шире - и тогда было понятно, что это большое зажиточное село, то сужалась до одной колеи, огибая чахлые рощицы, примыкавшие вплотную к болотам. К полудню обоз остановился. Возчики неторопливо побрели к костру,

  разожженному охранниками на опушке леса, и, разложив нехитрую снедь, принялись за еду. Кира села в сторонке и тоже развернула сверток с провизией. Осторожно откусывая кусочки мясного пирога, она чувствовала, как поглядывают в ее сторону здоровенные мужики, которых обычно нанимали возчиками в такие длинные перегоны. Ощущение было не из приятных. Девушка невольно поежилась и сердито отвернулась, когда один из мужчин, пристально разглядывавшей ее, что-то сказал соседу и довольно заржал.

   Впрочем, никто не приставал к худенькому пажу, бросавшему испуганные взгляды на своих попутчиков. Насытившись, почти все возчики закутались в дорожные плащи и улеглись у затухающего костра. И вскоре полуденную тишину сменил многозвучный храп. Казалось, необычный инструмент, созданный будто в насмешку над величественным органом, выводит странную хриплую мелодию в такт поднимавшимся и опадавшим одеялам.

   Кирэна, не представлявшая, как должен вести себя паж, всю дорогу старалась держаться подальше от мрачноватой мужской компании, но достаточно близко, чтобы в случае опасности, укрыться под защитой охранников.