Теперь же будущее трона было неясным. Поскольку Мария умерла в 1694 году, не оставив после себя наследника, а Вильгельм отказывался жениться, власть в королевстве переходила к Анне Стюарт, младшей сестре Марии. Только вот у наследницы, которой уже исполнилось тридцать пять лет, было тринадцать выкидышей, а единственный из ее детей мужского пола, не умерший в младенчестве, скончался от оспы в одиннадцать лет, 30 июля 1700 года.

Его смерть вызвала у Парламента серьезное беспокойство.

Если Анне не удастся обеспечить династическую преемственность, то из-за запутанных родственных связей трон Англии вновь перейдет в руки… католиков.

Чтобы отвести от себя эту угрозу, парламентарии представили на рассмотрение закон о наследовании, призванный раз и навсегда отстранить от власти католиков.

В том случае, если Анна умрет, не оставив наследника, корона перейдет к Софье Ганноверской, внучке протестанта Якова I, а затем к ее потомкам.

В своем стремлении одержать верх над папистами парламент без малейших колебаний отверг права почти пятидесяти законных претендентов-католиков и отдал трон… вдовствующей семидесятиоднолетней немецкой принцессе, которая ни слова не знала по-английски!

В июне 1701 года король утвердил предложение парламентариев. Закон был принят под названием Акт о престолонаследовании.

В тот день в Лондоне, как и во всем королевстве, протестанты захотели по достоинству отпраздновать этот решительный удар, нанесенный по лагерю приверженцев Папы. Длительные распри, зародившиеся при Генрихе VIII, закончились: британский закон запрещал всем английским монархам исповедовать католичество.

В Лондоне дворяне и зажиточные горожане получили приглашение на пир, устраиваемый в честь подписания Акта о престолонаследовании.

Уже само по себе это приглашение было восхвалением будущей английской монархии, переходившей в руки Ганноверской династии: оно было напечатано на немецком языке.

Это приглашение было разослано Августусом и Трейси Муирами.

У Августуса Муира, как ни у кого другого, были все основания радоваться восшествию на английский престол представителей Ганноверской династии. Хотя последние двадцать два года Муир жил в Лондоне, он был давно связан с будущим правящим домом, а с Георгом, старшим сыном принцессы Софьи, поддерживал тесные дружеские отношения с детства.

Немецкое происхождение, за которое Муира так часто упрекали, могло оказаться как нельзя кстати: Августус Муир, самый богатый человек в королевстве, рассчитывал вскоре приобрести политическое влияние, которое еще больше прославит его имя. Никто не сомневался, что, едва представители Ганноверской династии станут преемниками Анны, как при английском дворе начнет утверждаться немецкая элита. И Муиры, уже сейчас во весь голос заявившие о себе, займут привилегированное положение.

На прием, устраиваемый в легендарном дворце на Родерик-Парк, Муир ждал около трехсот гостей, но засвидетельствовать свое почтение пришли более двух тысяч!

В девять часов вечера Августус стоял в своих апартаментах на втором этаже около окна вместе с женой Трейси и молча смотрел на двор и ворота, через которые въезжали гости.

На Августусе был парадный мундир, который непременно надевали дворяне Ганновера, отправляясь на аудиенцию к императору Леопольду. К сорока двум годам шея и живот у Муира значительно располнели, а волосы на его голове поредели.

Перед глазами Муира проходили сливки лондонского общества: английские вельможи, разодетые в золотую парчу, парламентарии — виги и тори, лорд-мэр в сопровождении олдерменов и городских сержантов, члены Тайного совета короля, посол Испании с орденом Золотого Руна и в орденском одеянии, в сопровождении шталмейстеров и придворных алькальдов, посол Франции с орденом Святого Духа, также в орденском одеянии и в сопровождении многочисленной свиты. Стоял теплый солнечный июньский день, и огромные двери-окна, выходившие в сад, были открыты настежь. Ради этого приема Августус распорядился поменять обивку в гостиных. Теперь стены и мебель были обиты коврами и атласной материей, вышитой цветами Ганноверской династии: красным и жемчужно-серым. В садах высадили сирень и ракитник. Из Версаля был выписан пиротехник. По случаю торжества дамы сшили себе красные платья, а мужчины надели ленту или галстук такого же цвета.

Стоя у окна и пристально рассматривая гостей, Августус думал о пути, проделанном им с момента приезда в Лондон, о публичных оскорблениях, которым он подвергался из-за своего акцента и манер, считавшихся «слишком немецкими».

— Теперь вы все у меня в руках, — прошептал он.

— Что вы сказали? — спросила Трейси. Одетая в роскошное платье, она стояла позади мужа.

Она сгорала от нетерпения, не понимая, чего ждал ее муж, почему он не присоединялся к гостям.

— Пора спускаться, — добавила Трейси. — Августус, так не делают!

Самый могущественный человек в Англии с улыбкой на устах повторил для себя на своем родном языке:

—  Ich habe euch erwischt. [4]

Первым, кто прославил фамилию Муир, был некий Христиан, родившийся в Оснабрюке в 1602 году, в семье унтер-офицера, снискавшего себе дурную славу, поскольку был публично разжалован за недостойное поведение. За всю историю семьи Муиров, которые до тех пор батрачили на сельскохозяйственных угодьях по берегам Лайне, этот пьяница поднялся выше, чем все остальные, и какое-то время, до того как его, словно падшего ангела, повергли на землю, был богом всего рода.

Старший сын Христиана пошел по стопам отца, став военным. Он отличился в сражении при Вислохе и во время осады Бреды. С того самого момента, как рейнский князь-курфюрст возвел его в чин капитана за военные подвиги и удостоил нескольких слов во время смотра, память об отце-пропойце канула в небытие.

Молодой Христиан мог претендовать на любые почести. Получая такую же пенсию, что князь при дворе, он мог жениться на богатой невесте, возглавить полк уланов или получить место в канцелярии властей в Вене.

Но Христиан Муир не сделал ничего такого, чего можно было бы ожидать от человека, выдвинувшегося благодаря личному мужеству и благосклонности монарха.

Галантные разговоры с барышнями раздражали его. К политическим разглагольствованиям он питал такое же отвращение, как и к балам. Поля сражений наскучили ему.

Он отказался от всех благ. Его считали сумасшедшим. Мать и братья были в ужасе, отец же посмеивался.

Во время одной из военных кампаний судьба привела Христиана к рубежам Польши. В деревне Гдонск, где его полк стоял целый месяц, он проникся симпатией к некому Молдаву Ротпшину, владельцу небольшого земельного надела.

Через четыре года капитан Христиан Муир вернулся в Гдонск и предложил Ротпшину продать ему земли к северу от реки Криста, которыми тот владел.

На этих землях находились две небольшие соляные копи. Поляк с радостью принял предложение Муира. Муир же сумел добиться от имперских канцелярий того, в чем всегда отказывали Ротпшину: разрешения на торговлю солью за пределами Священной империи.

Копи Гдонска оказались более богатыми, чем считалось ранее. Христиан Муир сказочно разбогател.

Когда Христиан вернулся в Оснабрюк, у него уже больше не было необходимости искать для себя подходящую партию. Юные наследницы сами устремились к нему в надежде жить рядом с ним в огромном дворце, который он приказал построить.

Христиан Муир остановил свой выбор на юной Анне-Шарлотте Хенрен. Подарив ему сына Фредерика, она умерла.

Фредерик с юности увлекался политикой. То, чем пренебрегал отец, превратилось в страсть сына. Фредерик воспользовался фамильными миллионами, чтобы войти в окружение Габсбургов. Торговля солью вызывала у него отвращение. Он был убежден, что польские копи существовали лишь для того, чтобы предоставлять ему средства ублажать союзников и вредить врагам. Сын Христиана Муира любил балы, напивался до потери сознания, заискивал перед всеми выгодными партиями и, наконец, женился на кёльнской герцогине, которая родила ему трех дочерей и единственного сына, Августуса.