– Кладбище, – проговорил вслух Серый, опуская бинокль. Птица, который терпеливо ждал, когда Серый вдоволь насмотрится, отобрал у него прибор.
Крюк кивнул:
– Да, то, что от него осталось. Два десятка крестов, их не принимали ни в чермете, ни в плавильнях. От них до сих пор фонит, как в первый день. Здесь вообще радиация такая, что кожа за минуту слезет, оттого и марево. Плюс работающий над ЧАЭС радар как раз сюда светит. Вот уж действительно мертвая земля. Говорят, здесь что-то закопали уже после второй катастрофы, может быть, то, что оставалось в четвертом энергоблоке после первой аварии.
– Кто закопал?
– Не знаю. Адепты. Не верится мне, что «братья» стали первыми слугами «Обелиска».
– Здесь мертво даже для кладбища, – поежился Дан. – Через него точно не пройти?
– Двести процентов. Даже не стоит пробовать. Когда-то здесь, вот так же, как мы, стоял Сенецкий, он тоже хотел побыстрее добраться до цели и рванул к Саркофагу по прямой, не заходя в Припять. Но вовремя понял, что здесь не пройти.
– И что?
– Пошел на запад. Сенецкий был Пионером – он первым вошел в Припять и прошел до Чернобыльской АЭС, из города до самого Саркофага есть тропа, не попадающая под радар. Но радиация там такая, что до Саркофага доползешь только по частям.
– А как же прошел Сенецкий?
– Не знаю. Может быть, наглотался антирадиантов, сожрал разом смертельную дозу, только чтоб до купола дойти, а там загадать желание.
Макс повернулся к Крюку:
– Сколько отсюда до него?
– До Саркофага? Если верить биноклю, девятьсот девяносто три метра. Но точнее мешает определить туман.
– Кажется, что до него рукой можно дотронуться, меньше километра, это ж в нормальной жизни – пять минут ходьбы, – прикинул Санитар. – И с виду как обычный завод. Мне казалось, это должно выглядеть как что-то мистическое, должно какое-то волнение от него идти, давление на психику. А это обычная бетонная коробка.
– Отсюда до него ближе, чем от Припяти, – согласился Крюк, – а насчет давления на психику, так ты шагни на край кладбища – мало не покажется.
Птица опустил бинокль и сделал шаг в сторону, чтобы обзору не мешало высокое дерево прямо по курсу. Крюк тут же схватил его за руку:
– Не надо сходить с поляны, мы и так близко к краю стоим. Через пять метров начнется пепел и жгучий пух, вон на те коряги уже наступать нельзя. Пепел к ногам прилипнет – будешь до Янова дымиться. Ладно, парни, посмотрели и хватит – и так до самой старости хватит рассказывать, а то здесь уровень радиации тоже не слабый, ударить по печени «драгом» и без того придется.
Крюк первым сошел с места и начал оборачивать большую «спираль», перекрывавшую выход в поле.
– Куда мы теперь? – спросил Макс, все еще не в силах оторвать взгляд от АЭС. Он с удовольствием пропустил вперед молодежь, чтобы иметь возможность на минуту дольше поглазеть на Саркофаг. Действительно, в Зоне об этом до конца жизни можно байки травить – почет и уважуха обеспечены.
Крюк не ответил, то ли не посчитал нужным, то ли был уже слишком далеко, чтобы кричать в ответ. Под стенами подстанции группа остановилась, Крюк быстро проверил ее на предмет разного рода неожиданностей и дал добро на вход.
До конечной цели путешествия оставалось около километра, это полтора часа пути, а то и меньше. Обходной путь вокруг второго, менее известного форта сектантов Крюк тоже знал, он был богат на неродящие аномалии, плотно окутывающие лес, почти необитаем, но вполне пригоден для перехода. Оставшиеся в запасе три часа Крюк рассчитывал пересидеть здесь, но предчувствие беды путало все карты.
Серого выставили часовым, Санитар колдовал над Даном, который все еще пребывал в некотором смятении – шел сам, но на окружающую действительность почти не реагировал. Тащить его дальше в таком состоянии было слишком опасно, неровен час отчебучит чего-нибудь в самый ответственный момент.
Птица, Макс и Крюк отошли немного в сторону, чтобы не мешать, а умник улучил момент, когда можно было попытать Крюка в отношении произошедшего на радаре. Всю дорогу Птицу подмывало начать разговор, но Крюк был слишком суров и сосредоточен, потревожить проводника умник не посмел, а теперь силушки не было терпеть.
– Что это было на радаре? – «Ботаника» аж трясло от удовольствия, похоже, ему приключение с призраками показалось в радость. – Как такое может быть?
– Какое такое? – Крюк был не против скоротать время в разговоре и тоже включился в беседу.
– Ну, эти призраки, – Птица заелозил руками, пытаясь передать свои эмоции, – они что, как настоящие? Они били тебя, как будто они на самом деле существуют.
– Они существуют, – усмехнулся Крюк.
– Но тогда вы понимаете, что это значит? – подпрыгнул Птица. – Это же порождение материи мыслью, это же новые горизонты в науке!
– Что ты орешь, придурок? – спокойно сказал Крюк. – В Зоне всё – новые горизонты в науке. Если они материальны, то почему их видит только тот, с чьего мозга они собраны? То-то же. Это всего лишь телекинез. Излучение формирует страх в наших головах и пробуждает телекинетические способности нашего мозга. На самом деле призраков не существует, но ты думаешь, что они есть, при этом ведут они себя именно так, как, по-твоему, они должны себя вести. Но все, что они делают, на самом деле делаешь ты. Если Дан посчитал, что придуманные им призраки должны ударить меня, то это обязательно произойдет – его мозг ударит меня путем телекинеза так, как это должен сделать призрак. А я получу настоящий удар, призрак ударит меня, как живой человек.
То же самое и с обратным действием. Если ты думаешь, что выпущенная тобой пуля попала в призрака, то пуля на самом деле застрянет в воздухе там, где этот призрак должен быть. С ней будет то же самое, что должно происходить с пулей, попавшей в цель, – она будет расплющиваться, согласно законам физики, как если бы действительно попала в тело, потому что твой мозг это тело придумал и придал ему все нужные свойства. Если бы Макс не расстрелял придуманных Даном призраков, а точнее, не заставил Дана в это поверить, они запросто забили бы меня до смерти. Вернее, это сделал бы своими мыслями сам Дан, но мне от этого не легче. То же самое с остальными.
– Хорошо, если это наши мысли, – не сдался Птица, – то почему мы должны были убегать от них? Для нас же они должны быть безвредны?
– Ох ты какой шустрый! Для тебя они вредны в первую очередь. Если бы тебе привиделись твари и добрались до тебя, ты бы рвал себя их зубами, пока не загрыз насмерть. Кстати, Макс сказал, тебе какая-то телка приснилась? Ты ее так боишься?
– Ага, лет этак семидесяти, – усмехнулся Макс.
Птица смущенно отвел взгляд, он внезапно понял, что кто-то еще видел то, что привиделось ему.
– Это свинство, Крюк. – Птица внезапно разозлился на Крюка, даже рука сжалась в кулак. Но наказать обидчика рукоприкладством умник не решился. – Ты специально меня к этому подтолкнул! Ты… Ты же знал, что это… Это нельзя видеть другим… Это… Это личное.
– Личное, когда ты сидишь в своем лагере, – резко ответил Крюк, – а сейчас все общее. Ты бы предпочел, чтобы за тобой гналась стая химер? Или еще кто-нибудь, кого вы выращиваете в своих лабораториях? Мне одного этого хватило! – Крюк кивнул в сторону Дана.
– Все равно ты должен был предупредить, – заскулил ботаник. – Так нечестно.
– Заглохни! Тоже мне нашел место: честно-нечестно.
– Он прав, Птица, – вмешался в разговор Макс. – Если бы тебе сразу начали твари казаться, неизвестно, чем бы все закончилось. Кто это был?
– А тебе не все ли равно? – огрызнулся Птица.
– Я вообще-то имел в виду мутантов. – Макс выглянул в окно третьего этажа, пока вокруг было тихо и спокойно. – Я таких тварей еще не видел.
– И не увидишь, это секретная информация.
– Понавыводите всякой дряни! – сплюнул Крюк. – Вам что, заняться больше нечем? И так всякой жути без меры, еще вы со своими изысканиями. Каждый месяц в Зоне какая-нибудь новая тварь появляется. Отгородились от локаций на своем Изумрудном, Зоны не знаете и не видите.