— «Я от Нолика. Нолик — это я», — повторил Мэлс.

— Нолик — это я. А вы — от Нолика, — поправил тот.

— Понятно… Скажите, — осторожно начал Мэлс. — А вы все это… серьезно?..

— В нашем деле не до шуток, — отрезал тот. — Вы — направо, я — налево!

Они вышли из подворотни и разошлись в разные стороны.

В комиссионном магазине Мэлс подошел к уткнувшемуся в газету продавцу. Искоса глянул на осматривающих полки покупательниц.

— Простите, пожалуйста, — стесняясь, неловко начал он. — А дядя Йося здесь работает?

Продавец так же искоса стрельнул глазами на покупательниц, перелистнул страницу.

— Дядя Йося давно на пенсии, — не отрываясь от газеты, ответил он…

В подсобке магазина Мэлс примерял разноцветные пиджаки. Продавец держал перед ним зеркало, бдительно поглядывая в коридор…

Старый закройщик в испачканном мелом халате, с клеенчатым метром через шею и папиросой в зубах, щуря глаз от дыма, смотрел на Мэлса.

— Дядя Йося здесь работает? — уже смелее спросил тот…

За плотно задернутой шторой, заколов широкие штаны Мэлса в обтяг булавками, закройщик снимал с него мерки…

— Я от Нолика! — уверенно сообщил в обувной мастерской Мэлс здоровенному парню в кожаном фартуке, с зажатыми в губах гвоздями…

Сидя на лавочке, Мэлс наблюдал, как парень, разогрев паяльной лампой «манную кашу», наваривает ее на подошвы ботинок…

Очкарик-стиляга свернул в арку, сослепу наткнулся на преградившего ему дорогу Мэлса — и бросился обратно. Мэлс догнал его и прижал к стене.

— Пустите меня!.. Вы не имеете права! — барахтался очкарик, пытаясь освободиться.

— Тихо! Не шуми!.. Да не бойся ты!..

Оба замерли, дожидаясь, пока через арку пройдет женщина. Как только она скрылась за углом, очкарик снова рванулся, но Мэлс цепко держал его.

— Тебя как зовут?

— Боб…

— Меня Мэлс, — он взял его безвольно опущенную руку и энергично тряхнул. — Слушай, Боб, у меня к тебе просьба — просто, по-дружески. Научи стилем танцевать!

— Что?.. — Боб изумленно глянул на него сквозь очки с толстыми стеклами. — Да иди ты! — оттолкнул он Мэлса и пошел в свою сторону.

Мэлс догнал его.

— Ну ты пойми, у меня, кроме тебя, ни одного знакомого из ваших!

— Нашел знакомого! — усмехнулся Боб. — Приятное было знакомство, ничего не скажешь! — он повернулся и пошел в другую сторону.

Мэлс снова догнал его.

— Ну что тебе, трудно — два притопа, три прихлопа?.. Слушай, ты меня еще не знаешь — я ведь все равно не отстану!.. Боб, я тебе в страшных снах являться буду!..

В стерильно чистой квартирке Боб достал из медицинской энциклопедии несколько рентгеновских пластинок и включил проигрыватель.

— Есть три основных стиля — атомный, канадский и двойной гамбургский, — сказал он. — Начнем с тычинок и пестиков… Что такое танец как таковой? Ритмизованное движение тела. К примеру, классический или венский вальс — это трехтактное поступательное движение с одновременным вращением вокруг партнера. В чем отличие джаза от классического танца?..

— Слушай, давай без теории! — не выдержал Мэлс.

— Ну хорошо… — Боб взял одну пластинку, автоматически глянул на просвет. — Вот, Чарли Паркер. Перелом берцовой кости…

— У него? — не понял Мэлс.

— Нет, у больного, — ткнул Боб в снимок и опустил иглу на пластинку. — Это танцуют атомным. Становись вот так… Руку сюда… Ты партнер, я партнерша. Пошли с правой ноги… Что ты меня тискаешь! — ударил он Мэлса по руке. — Чувих лапать будешь!

— А как?

— Просто держи!

Мэлс старательно начал копировать его движения.

— Ну что ты, будто кол проглотил! — Боб встряхнул его. — Свободнее!.. Вот так!.. И поворот!..

Они закружились по комнате. Мэлс двигался все увереннее, постепенно заводясь и начиная получать удовольствие от танца. Провернув вокруг себя «партнершу», он с такой силой дернул Боба за руку, что тот отлетел на диван.

— Ты что, спортсмен? — спросил Боб, потирая поясницу.

— Первый взрослый разряд… — не без гордости сообщил Мэлс.

— Мэл, это не соревнования — быстрее, выше, сильнее! Это просто танец! Тут главное драйв. Ну, энергия! — пояснил он. — Давай лучше канадским попробуем… — Боб поменял пластинку.

Увлеченные танцем, они не сразу заметили, что через приоткрытую дверь комнаты с ужасом смотрит на происходящее отец Боба.

— Боря… можно тебя на минутку… — сказал он и исчез.

— Слушай… — тотчас потускнел Боб. — Давай как-нибудь потом продолжим…

— Дай пару пластинок, — попросил Мэлс. — Я дома потренируюсь.

— Только не заныкай… — Боб торопливо сунул ему пластинки.

Родители Боба, такие же пухлые очкарики, проводили Мэлса до двери настороженным взглядом.

— Боря, чем ты занимаешься в этом доме в наше отсутствие? — трагически спросил отец, когда дверь захлопнулась.

— Папа, мы просто танцуем!

— Боже мой, он просто танцует! Посмотрите на него — он просто танцует! — всплеснул руками отец. — Когда в этой стране нельзя громко чихнуть, чтобы не попасть под Уголовный кодекс! В конце концов, никто не отменял статью «Преклонение перед Западом» — от трех до восьми с конфискацией. Посмотри в зеркало, Боря — под эту статью подпадают даже твои ботинки!.. Кто этот человек?

— Мой знакомый!

— Боря, почему ты такой доверчивый? У него приятная наружность работника НКВД!

— Папа, нельзя подозревать каждого встречного!

— Боря! Ты знаешь, что это такое и почему оно тут стоит? — указал отец на маленький саквояж у входной двери.

Боб тоскливо закатил глаза.

— Да, да, это то самое, что необходимо человеку в камере предварительного заключения! Дядя Адольф сидел хотя бы за то, что у него политически неправильное имя. Тетя Марта — за то, что не там повесила портрет Сталина. Боря, в этой стране и так всегда во всем виноваты врачи и евреи — зачем ты сознательно ищешь неприятностей?

— Папа! — заорал Боб. — Ну невозможно так жить — за запертой дверью, с этим проклятым чемоданом! Ты как врач должен понимать, что бесконечное угнетение психики приводит к распаду личности!..