Косгроув пожал плечами и вскинул руку.

- Вас и весь свет. Не нужно принимать это за личное оскорбление.

- Я ее муж. Думаю, этот факт делает все, происходящее между нами, должным образом личным.

- Она сделала это ради Линни. Ради ребенка, - он вздрогнул. - Она пожертвовала своим будущим, чтобы избавить нас от стыда. Было неправильно позволить ей, но Линни - моя дочь.

- Эви тоже ваша дочь.

Пожилой мужчина продолжал, будто этого напоминания вообще не было.

- Эви тогда только вернулась в Барбадоса, и была немного… не в себе от этого опыта. С тех пор, как она перестала писать, ее выбор был невелик.

- И вы бросили Эви на съедение волкам и позволили ей занять место Линни?

И впервые Спенсер подумал, как ему вообще могла нравиться Линни. Та, которая боялась отвечать за собственные поступки, женщина, которая передала собственного ребенка сестре и оставила ту разбираться со всем этим.

- Она сама этого хотела.

Спенсер покачал головой, представляя Эви.

- Зачем?

И в этот момент он понял, что должен был позволить Эви ответить на этот вопрос. Он должен был выслушать ее в тот день в Харборе, когда она пыталась объяснить. Вместо этого, все, на что его хватило - это сделать ей больно и убежать.

- Потому что она любила свою сестру. И Николаса она полюбила с первого взгляда, - какое-то время Генри Косгроув неотрывно смотрел Спенсеру в лицо. - Она просто такой человек. Добрая, хорошая. Прекрасная душой, - он грустно рассмеялся. - Знаете, она мне поперек никогда слова не сказала, хотя, Господь знает, как я этого заслуживал. Может быть, этот визит исправит хотя бы некоторые мои ошибки.

- Вы ничего не исправите, -с тяжелым сердцем прорычал Спенсер. Он должен цепляться за свой гнев, он не может смягчиться.

Косгроув пошел к двери.

- Вы будите идиотом, если позволите ей уйти. Эви была бы вам верной женой. С ее широкой душой она умеет любить. Сколько можно повторять? Вы совершали гораздо худшие поступки, - он глубоко вздохнул. - Можете мне поверить, - надев шляпу, он вышел за порог. - Я сам найду выход.

Сжав пальцами край стола, Спенсер изучал пустой проем двери, за которым исчез Косгроув. Прошло несколько долгих мгновений. Подбитый Косгроувом глаз пульсировал, затуманивая зрение. Несмотря на царящую в комнате тишину, кровь стучала в ушах, мысли проносились в голове, обгоняя друг друга.

Его пальцы сжали хрустальное пресс-папье и он взвесил его тяжесть в своей ладони. Подбросил раз. Другой. Третий.

В глазах стоял образ Эви. Он воскресил в памяти последний момент их встречи, после того как он жестоко взял ее прямо у дерева. Ее неподвижный взгляд.

Он это сделал. Убил все, что она к нему чувствовала.

Не осознавая, что творит, он запустил хрустальное пресс-папье через всю комнату во французское окно.

Звук разбитого стекла, прервавший ненавистную тишину, на мгновение успокоил его. Но это мгновение прошло, и он снова погрузился в тишину.

В одиночество. Один среди потрясенных, стремительных мыслей.

- Эви. Я думаю, тебе надо это видеть.

Звук беспокойного голоса миссис Мэрдок тревожно прогремел в мыслях Эви. Она отложила перо, не обращая внимания на жирную кляксу, расплывающуюся на пергаменте.

- Что-то с Николасом?

- Нет, нет, пойдем, - домоправительница схватила ее за руку, торопясь вытащить ее из гостиной.

С облечением узнав, что ее сын не переломал себе конечности, Эви встала из-за стола, где только что писала письмо Фэллон. Письмо Маргарит лежало в стороне, уже написанное и готовое к отправке.

Она до последнего откладывала составление этих писем, слишком тяжело было на сердце, чтобы взять перо и все объяснить. Было не так уж просто описать детали ее скоропалительного замужества и последующего разрыва. Она обнаружила, что подобные новости ужасающе смотрелись изложенными на бумаге. Почти так же ужасно, как они ощущались на сердце.

Слишком долго она собирала себя по кусочкам, чтобы написать послание. Вздохнув, Эви потерла испачканные в чернилах пальцы, прежде чем выйти из комнаты.

Она немногое успела рассказать, прежде чем уехать со Спенсером в Эштон Грейндж, ее подруги знали о замужестве, но лишь догадывались о подробностях. С самого Пенвича они знали все друг о друге. И годы этого не изменили. Эви нужно было им рассказать. Не смотря на то, что они собственными глазами убедятся, что ее муж бросил ее.

По ее телу прошла дрожь, когда она подумала, что стала в точности такой, какой ее описывала очень популярная, чопорная леди Фэллон. Женщиной, которая никогда не бывает даже в одном и том же доме со своим супругом. Они годами могут не разговаривать и не видеть друг друга.

Эви глубоко вздохнула, спускаясь по лестнице. Она вышла замуж за человека, которому отвратителен один ее вид. Который считает ее худшей из женщин. Она резко выдохнула носом. Она долго пыталась себя убедить, что все, что не делается, все к лучшему, но окружающая действительность была слишком жестока. Она поклялась, что вернется к своей прошлой жизни, но слишком быстро стало ясно, что она уже не хочет жить как прежде. Она хочет жить по-новому. Со Спенсером, мужчиной, в которого она была влюблена. От одного взгляда на которого у нее подкашивались ноги. Который с поцелуями и нежным бормотанием разделял с ней ночи.

Куда это все подевалось? И больше никогда не вернется?

Фэллон претерпела тысячи неудач в своей жизни, прежде чем найти любовь. Несмотря на внушающие опасения начало их отношений, они с Домиником были счастливы в браке. До смешного счастливы. И хотя Эви не ожидала подобной радости от самой себя, те несколько дней в Эштон Грейндж ей казалось, что она обрела нечто особенное в объятиях Спенсера, будто у них будет совместное счастливое, наполненное привязанностью будущее.

Счастливые крики Николаса были слышны издалека. Хотя бы Николас выгадал от их брака. По крайней мере, пока.

Еще раз вздохнув, она пригладила ладонью юбку, решив больше не оплакивать мужчину, сердцем которого никогда не владела. Это было неразумно. А она всегда гордилась своей разумностью.

Оказавшись в маленькой прихожей, она заметила миссис Мэрдок у парадной двери.

Эви подошла поближе, поравнявшись с домоправительницей.

- Миссис Мэдок, что…

Мистер Мэдок и несколько лакеев поднимались по лестнице, таща на себе обширный багаж. Между ними стояли Фэллон и Маргарит в окружении пары карет, украшенных фамильным гербом семьи герцога Дамона. Дочка Фэллон кружилась по двору, преследуемая растревоженной няней.

- Джиллиан, - приказала Фэллон, - остановись немедленно, или можешь забыть об обещанном угощении.

Проказливо усмехнувшись, девочка остановилась и, исполненная долга, потрусила в сторону матери. Ее длинные волосы, стянутые бархатной ленточкой в хвостики по бокам головы, иссиня-черным отливали на солнце. Красивая девочка, поразительно похожая на отца.

Вздохнув, Фэллон отвернулась от дочери и повернулась лицом к дому.

- Эви!

Таща за собой дочь, она поспешила вперед своей уверенной походкой, утонченная и прекрасная в малиновом дорожном платье. Многим рыжеволосым не пошел бы такой наряд, но она была в нем великолепна.

Маргарит спокойно шла позади, такая маленькая и милая в своем коричневом шерстяном платье. Наряд делал ее похожей на неприметную маленькую мышку, просто идеальная сиделка для болезненной лондонской дамы. Но ничто, однако, не могло скрыть ее необыкновенную красоту. Ее кошачие глаза золотились драгоценным топазом, создавая поразительный контраст с черными как смоль волосами.

Маргарит и Фэллон. Они здесь. И Эви снова почувствовала себя в Пенвиче… грустной и загнанной в ловушку, мечтающей о другой жизни. Ком встал у нее в горле.

Она встретила их на полпути. Их лица, такие радостные при встрече, что-то надломили у нее внутри. Возможно, потому что она знала, что может ничего от них не скрывать. Или потому, что до этого момента не подозревала, как ей было больно.