Но через мгновение случилась заминка, которую, похоже, никто не ждал. Появившись на почетной трибуне, длинноволосый иавернец, прежде сидевший за спиной у Кайндел и Федевана, наклонился к уху одного из ближайших приближенных правителя. На его шепот отвлекся сам владетель области. Обернулся, опустил меч, прислушался, а потом сделал какойто знак. Длинноволосого подтолкнули, он выпрямился, смущенный, и чтото негромко промямлил, а потом на короткий вопрос Иедавана ткнул пальцем в ту сторону, где сидели курсанты ОСН.

У Кайндел екнуло сердце.

Правитель повернул голову в ее сторону и чтото сказал. Длинноволосый слетел с почетной трибуны так бойко, словно его оттуда сдуло, и вдоль каменных сидений нижней ступени припустил в сторону оэсэновцев. Остановился перед курсанткой, слегка поклонившись, произнес чтото. Потом покосился на Федевана.

- Милорд просит тебя подойти к нему, - поспешил перевести Черный. - И меня, в качестве переводчика.

- Да, конечно, - с рассеянной улыбкой согласилась девушка и поднялась с места.

Не слишкомто легко оказалось идти через весь зал под внимательными взглядами такого количества людей. Там, на почетной трибуне, Иедаван вложил меч обратно в ножны, вернул клинок оруженосцу. Кайндел заметила краем глаза, что в тот же миг в глазах обвиняемого появилась безумная, бешеная надежда. И тоска. Напускная сдержанность оставила его, и стало ясно, какая тягостная безнадежность владеет его душой. На иномирянку он посмотрел с таким вниманием, словно от каждого ее шага зависело, сколько еще мгновений он проживет на этом свете.

А может, так оно и было на самом деле?

Девушка поднялась по десяти ступеням, осторожно шагнула на яркий переливчатый бархат, застилающий пространство перед креслами, и коротко кивнула правителю, обозначив подобие поклона.

- Мои приветствия, - проговорила она.

Федеван, вставший за ее плечом, торопливо перевел.

Первое мгновение Иедаван лишь смотрел на нее, и это мгновение показалось девушке бесконечным. У правителя был очень тяжелый сильный взгляд, пронзительный и оценивающий. Состязаться с ним взглядами было очень трудно.

Потом он чтото произнес, и стало легче.

- Милорд спрашивает, что именно ты сказала об обвиняемом, - неловко перевел Федеван, но что именно он хотел передать, девушка поняла.

- Я сказала, что этот человек, - взмах руки в сторону парня, стоящего посреди залы в окружении охраны, - в ходе процесса не произнес ни слова лжи.

Короткое молчание, потом снова реплика на чужом языке.

- Милорд спрашивает, знаешь ли ты местные языки.

Она слегка улыбнулась.

- Нет, не знаю.

- Милорд спрашивает, как же в таком случае ты сумела определить, что этот человек говорил правду? - добросовестно перевел Черный. Он был поглощен порученным ему делом и - мимоходом отметила она - явно гордился поручением владетеля области.

- Переведи милорду - мне не надо знать язык, чтоб определить, говорит ли человек правду. Мне достаточно видеть, как он говорит, как смотрит, как двигается, и таким образом я приблизительно понимаю, что он думает во время ответа. Объясни, что такова моя профессия - я работаю с информацией, систематизирую факты, делаю выводы, а также присутствую на переговорах, в числе прочего определяя степень искренности собеседников.

Прежде чем задать следующий вопрос, Иедаван окатил ее еще одним пристальным взглядом, на этот раз не таким пронизывающим и куда более заинтересованным. Краем глаза Кайндел заметила движение в толпе присутствующих, обернулась и в числе прочего увидела, что обеспокоенный Офицер спешит к почетной трибуне. У лестницы путь ему заступил охранник, и, в знак того, что он готов подчиниться местным традициям и законам, оэсэновец примирительно поднял обе руки. На свою курсантку он смотрел с тревогой.

Заметив его, правитель сделал охране знак, Офицера немедленно пропустили на трибуну.

- Милорд спрашивает, уверена ли ты, что обвиняемый за все время разбирательства ни разу не солгал.

- Уверена, - девушка слегка улыбнулась. - Голову даю на отсечение.

- Я не буду этого переводить, - сказал Черный. - Ты ведь не понимаешь, насколько по нашим законам серьезно то, что ты сейчас сказала.

- Я вполне понимаю, где нахожусь, и отвечаю за каждое свое слово.

Он пожал плечами и принялся переводить. Приближенные Иедавана переглядывались между собой, один из них - рослый широкоплечий лохматый мужик на добрую голову выше правителя - кривил губы. Сам правитель выглядел невозмутимым, но она чувствовала - для него очень важно все, что она говорит. Поэтому, поколебавшись, всетаки добавила:

- Я, конечно, не говорю на вашем языке, но зачем мне это, к примеру, чтоб видеть - вы, милорд, не хотели верить, что этот человек виновен, но перед лицом доказательств и свидетельств уступили. А сейчас пытаетесь понять, зачем я все это придумала, и есть ли у меня свой интерес. Вы правы - своего интереса в этом деле у меня нет и быть не может.

Черный перевел. Иедаван вздрогнул.

- Милорд спрашивает, а не лгал ли ктонибудь в ходе разбирательства?

- Ну как же, - спокойно отреагировала девушка. - Трое из говоривших. Вот тот мужчина в черном камзоле с искрящимися пуговицами, - она повернулась и показала рукой в ту сторону, где сидели выступавшие на процессе свидетели. - Он был очень нервозен. Потом, вот тот, в желтосером одеянии, с короткой бородкой и белым поясом. И вот тот, в синем плаще, в черных сапогах с белой отделкой. Эти двое, давая показания, искренне верили, что их ложь - во благо.

- Я подтверждаю, - вдруг вмешался Офицер. - Кайндел занимает в Организации Спецназначения именно то положение, о котором упомянула, и оказывает нам помощь того плана, как было сказано.

Когда Федеван закончил переводить, в зале воцарилась полнейшая, гнетущая, угрожающая тишина. Люди сидели неподвижно, ктото смотрел на Кайндел, ктото - на соотечественников, которых назвала девушка, и молчание их звучало, словно предостережение - думай, что говоришь, чужачка. Только охрана да свидетели, на которых указала Кайндел, оставались невозмутимыми, они ничего не демонстрировали, и их равнодушие до какойто степени структурировало и умиряло взбаламученное пространство безмолвно выражаемых человеческих эмоций. Маску невозмутимости уронил даже сам правитель. Он поднялся с кресла и сделал резкий знак оруженосцу, который поспешил унести меч. Следующий жест был сделан в сторону бойцов, окружающих обвиняемого, они подхватили парня под локти и потащили из зала, да так быстро, что девушка едва успела перевести дух.

Иедаван чтото сказал, глядя на курсантку, и Федеван поспешил объяснить, что правитель благодарен ей за ответы и отпускает ее. Следующую фразу правителя, сказанную в полный голос, он тоже перевел - судебный процесс был прерван «до выяснения дополнительных обстоятельств дела». Офицер схватил девушку за плечо и потянул за собой. Звук быстрых шагов по каменному полу в тяжелой тишине казался вызывающим и дерзким. Последнее, что она увидела, обернувшись в дверях залы, были глаза одного из лжесвидетельствовавших иавернцев.

- Ну, наделала ты дел, - буркнул Офицер. - Пойду разруливать возникшую проблему, а ты сиди, будь добра, в своей комнате и никуда не выходи.

- Офицер, послушай…

- Потом, потом! Кстати, как ты угадала, о чем он думал?

- Я никогда не гадаю, я ж не гадалка. Правда, в подобной ситуации число вариантов того, что человек может думать, невелико, и очень сильно отличается друг от друга сопровождающим выражением лица.

- Молодец, - одобрил оэсэновец. - С тебя будет толк… Лети, следи, чтоб она никуда не выходила из комнаты. - И, втолкнув обеих девушек в их комнатку, прикрыл за собой дверь.

- Блин… - Кайндел вздохнула и прижалась лбом к стене.

- Ты просто чудо! - улыбнулась Лети. - На тебя так внимательно все смотрели… Почему ты огорчена?

- Есть причина. В частности, потому, что меня скоро придут убивать. Причем очень скоро.

Глаза у пушистой девушки округлились. У нее была совсем иная мимика, чем у людей, но Кайндел уже привыкла и понимала ее почти так же хорошо, как и мимику своих соотечественников. Удивление выражала каждая черта ее тела и лица, и даже пушок на ушках встал дыбом.