– А что взамен? – осторожно поинтересовалась я. Маги редко предлагают помощь просто так.

– А что я с вас могу взять, милочка? – старушка выглядела удивленной, – не хочу вас расстраивать еще больше, но, похоже, вы бедны. Очень и очень.

– Маги берут еще и услугами, – буркнула я, краснея и отчаянно жалея о том, что вообще коснулась темы расплаты.

– Вряд ли вы сможете вышить талисман, отодвигающий старость и устраняющий боль, – усмехнулась Минерва, и тут же, резко меняя тему разговора, спросила, – как думаете, убийца уже на свободе?

– Он кости переломает, прыгая с поезда на полном ходу, – предположила я.

– Но он же лекарь, – Минерва хихикнула, – тут же и подлечится… Ой! Не нужно было мне этого говорить. Язык мой враг мой!

– Лекарь?!!

– Клятвопреступник, – пояснила прознатчица, – лекарь, который убил. И будет убивать дальше, если понадобится.

Мы помолчали.

А потом раздались крики, топот. Мимо моего купе пронеслись гончие, проворонившие убийцу.

– Полагаю, что они его нескоро найдут, – прокомментировала Минерва, – но смерть его… все равно будет ужасна. Должна быть ужасна.

И в ее голосе не было ни унции сожаления. Кажется, старушка была даже рада, что клятвопреступник получил небольшую отсрочку до того момента, как до него дотянутся руки настоящего правосудия.

***

Даже в жизни гадких утят встречаются добрые феи, этакие невесомые, сухонькие старушки в голубых блузках и кокетливых синих шляпках, похожие на сверчков. Так что неправду говорят, что, мол, не выдержав наплыва магов, феи упаковали чемоданы и отправились куда-то на запад, в дивную страну, отгороженную от мира высокими горными хребтами. Они – есть. И обращают свой взор даже на тех, кто жалок и не нужен собственной семье. Вопрос только в том, как приманить фею? Я думаю вот что: если поступать с людьми так же, как хочешь, чтобы поступали с тобой, рано или поздно какая-нибудь фея обратит на тебя внимание. И появится. Не обязательно в блистающем наряде, а, может быть, в аккуратненьком рединготе и новенькой блузке. Мне даже не верилось – неужели я заинтересовала добрую фею, дав напиться клятвопреступнику?

Кстати, ни один нормальный маг холода не позволил бы себе ничего подобного.

…Мы расстались с Минервой, когда я сошла в Изброне. Она долго махала мне из окна, а я, ежась на пронизывающем ветру, все ждала, когда она растает, как и положено доброй фее из сказки. Но Минерва и не думала таять, когда поезд двинулся дальше, она просто села на диван, обитый розовым плюшем, и поехала дальше, в Карьен. А я осталась стоять посреди шумного вокзала, клацая зубами от холода. В кармане лежала визитная карточка брата Минервы, который, по ее словам, будет несказанно рад приютить хорошую вышивальщицу. Охр! Если этот старый маг похож на свою сестру, то я ни минуты не буду жалеть о том, что меня вышвырнули из прехолоднейшего клана.

В долине Вагау всегда холодно. Моя семья обожает пригород Изброна и мягкий снег, редкими хлопьями падающий в «снежной беседке». Когда снега становится слишком много, его выметают за пределы мраморного круга, и он быстро тает на летнем солнце. Иногда мне кажется, что за пределами долины Вагау маги холода растают точно также, и поэтому семья вцепилась в наше родовое имение как клещ в собачье ухо, и не вытравить их оттуда никакими силами – даже если начнет обрушиваться небо.

Я извлекла из сумки куртку, оделась. Стало уютнее, но отнюдь не теплее. То ли отвыкла я от ледяных ветров долины, то ли за время моего отсутствия здесь похолодало еще больше. Подхватив дорожную сумку, я кое-как протолкалась сквозь пеструю толпу приезжих, добралась до ближайшего извозчика. Приняв меня за юного путешественника, он назвал баснословную цену, но я не стала торговаться. Охр возьми, я все-таки дома.

***

Здесь никогда ничего не менялось. Особняк семьи Валле отгородился от всего мира серой стеной в два человеческих роста, которая кое-где сверкала наледью. Среди магов холода считается признаком хорошего тона украсить поместье каким-нибудь «холодным» чудом. Наши ближайшие соседи предпочитали разукрашивать кованые ворота невесомой шубкой из инея, вечный холостяк, чей дом находился через улицу, вырастил посреди двора гигантских размеров ледяной сталагмит. А у Валле все простенько, но со вкусом: поблескивающие льдом стены. Ну, и подальше от любопытных глаз – роскошные ледяные статуи, собственноручно изваянные леди Лавией.

И вот я выгребла из кармана остатки серебра, которые надо отдать вознице… После полугода, проведенных в интернате, я дома. От родных стен веяло холодом, тяжелые дубовые ворота – заперты. Похоже, меня никто не ждал – неприятное начало, ну да ладно. Не привыкать. Но на душе было неспокойно: с истинными магами холода всегда приходится быть настороже. Боюсь, что мой собственный отец и глазом бы не моргнул, если бы меня начали пилить на куски у него под носом.

Я постучалась, сперва деликатно, а затем настойчиво. Раздались тяжелые шаркающие шаги, на миг свет в смотровом отверстии заслонила чья-то тень, и створка ворот подалась вперед. В образовавшуюся щель высунулась зеленая морда гоблина.

– Привет, Мырька, – сказала я, пытаясь унять бешено колотящееся сердце.

Теперь я точно дома.

Гоблина Мырьку подарили нашей семье, когда я еще пешком ходила под стол в отцовском кабинете. Как сейчас помню: его, огромного и зеленого, пригнали в цепях и оставили в сарае на несколько дней – как пояснил отец, чтобы дурь выбить. Гоблин пробыл взаперти неделю, потом с него сняли цепи и отправили работать на кухню. С тех пор Мырька жил в особняке Валле и, наверное, жил неплохо; мне казалось, что ему лучше с нами, чем где-нибудь в вонючей гоблинской хижине. Мырька же предпочитал свои переживания хранить при себе, и только однажды я видела, как он плакал, сидя на грязном полу кухни. Он прижался лбом к стене, и широкие плечи мелко и жалко тряслись под полотняной рубахой. Уж не знаю, какая муха меня тогда укусила, но я бросилась к нему, повисла на локте и, лопоча «не плачь, Мылька, не надо» разрыдалась сама.

Сейчас Мырька был стариком, век гоблина короче человеческого, не говоря уж о долгой жизни мага. У него выпали клыки, кожа утратила ярко-зеленый цвет и обрела оттенок оливки, вокруг глаз залегли глубокие морщины – Мырька стал хуже видеть и постоянно щурился. Я как-то спросила у отца, почему бы гоблина не сводить к лекарю, но отец только брезгливо поморщился и отчитал меня. Мол, над нами будет смеяться весь Изброн, если мы поведем к целителю гоблина. Был бы Мырька человеком – может быть. Но зеленое старое чучело? Нет уж, увольте. Да и незачем, все равно помрет.

– Входите, миледи, – степенно ответил Мырька, впуская меня, – завтрак уже закончился, миледи.

Ага, я именно так и думала. Это значило, что никто меня кормить не будет, ну да не страшно – мне не впервой пробираться на кухню. В прошлый раз, когда я приезжала домой, мы очень мило поболтали с нанятой недавно кухаркой. Она отвела душу в разговоре, поскольку с Мырькой не очень-то поделишься девичьими секретами, а я наелась горячих блинов, из которых она собиралась к обеду делать рулетики с паштетом.

– Миледи, почему на вас одежда простолюдинки? – брюзгливо заметил Мырька, – девице вашего положения подобает носить платья… красивые платья.

…На полпути от дома Мырька свернул с центральной аллеи, и дальше мы шли узкой дорогой, отсыпанной гранитной крошкой. То тут, то там из пышных кустов сирени торчали ледяные статуи леди Валле: полуобнаженные девы, могучие рыцари, взявшие пример с дев и тоже обнажившиеся, благородные и изящные драконы с шеями куда более тонкими и длинными чем лебединые… лед сверкал на солнце, от него ощутимо тянуло холодом, а мне отчего-то взгрустнулось. С каждым моим визитом ледяных фигур прибавлялось. Будь я на месте матери, мне бы давно наскучило это занятие, а она все режет и режет ледяные глыбы, день за днем, год за годом. Предмет гордости семейства Валле, Охр возьми! Для Лавии все эти красавицы, рыцари и чудовища были куда ближе собственных детей. Но моя матушка – маг холода, так и должно быть. Раньше я мечтала о том, чтобы схватить молоток и разнести все это великолепие вдребезги. Теперь – нет. Я знаю, что стоит разбить одни фигуры, мать сделает другие. Разбивая лед не поменять душу.