Барти пронесся мимо нее и схватил письмо.

— Прочитать? — язвительно спросил он.

— Я знаю, что там. — Ее саму удивил звук собственного голоса. В горле у нее так пересохло, что, казалось, она не сможет говорить.

— Так скажи мне! — потребовал муж, держа письмо в руке. Вены у него на шее вздулись.

— Оно от сестры Маддалены, и ты знаешь, что в нем, Барти. — Ей только хотелось, чтобы все поскорее кончилось. Если он собирается ее убить, пусть это случится быстрее.

Он наклонился и схватил Марионетту за платье на груди, притянув к себе так близко, что ее лицо находилось в нескольких дюймах от его.

— Ты права, мать твою, я знаю, что в нем. — От него противно несло перегаром, и она отвернулась. Барти схватил ее за подбородок и повернул голову к себе. — Там сказано, что ты изображаешь из себя щедрую леди, распоряжаясь деньгами своего мужа. Там еще сказано, что ты раздаешь милостыню каждой шлюхе в Сохо, отказывающейся работать, там тебя благодарят за то, что ты играешь роль Флоренс Найтингейл [45]перед шайкой шлюх с трипперов, и еще там сказано, что ты выписывала чеки на имя Приюта Марии и Марфы!

Он ударил ее очень сильно, и она упала на пол. «Слава Богу, — подумала женщина, лежа на полу. — Все кончено».

— Миссис Мак-Куин тщательно выполняла свою работу, — говорил он, причем ей казалось, что голос его пробивается через плотную влажную пелену ровного гула. — Она порылась везде, в том числе и под кроватью, и нашла эту коробку с твоими безделушками, дорогая моя женушка.

Марионетта поняла, что гул этот раздавался в ее голове. В ушах звенело. Он наклонился над ней, схватил за волосы, заставив поднять голову, и закричал:

— Ах ты, глупая сучка! — Барти еще раз ударил ее, на этот раз по лицу, и она вскрикнула. Он крепко сжал ее волосы и снова дернул, притянув к себе. Он орал на нее, но Марионетта не разбирала слов, чувствуя только град ударов на лице, и вскоре вообще перестала что-то ощущать, все мысли исчезли, и боль казалась даже приятной. Каждый удар приносил облегчение от его ожидания, каждый удар был легче, чем страх. Иногда ее затуманенный мозг различал слова или фразу. Барти кричал насчет ресторана, насчет того, что она разрушила все его планы, сделала его уязвимым.

Уязвимым! Заключенная в этом слове ирония заставила ее хихикнуть между получаемыми ударами, и это послужило сигналом для Барти. Насилие возбудило его, он стал срывать с нее одежду, готовясь наказать жену по всем статьям. Он рухнул на нее, прижал к полу и грубо овладел ею. Ее сопротивление возбуждало его. Бороться с ним было бесполезно. Маленький огонек надежды, теплящийся в душе Марионетты, потух, когда он жадно пользовался ее телом, оскверняя его. Она обмякла и открыла глаза. Голова ее находилась под столом, и, пока Барти насиловал ее, она смотрела через комнату на Невату, маленькую персидскую кошечку-предательницу, не мигая уставившуюся на женщину с дивана. «Люди не правы, сравнивая насильников с животными», — пронеслось у Марионетты в голове. Животные не могут так надругаться друг над другом, они не стремятся уничтожить душу себе подобного существа. Потом она ненадолго потеряла сознание, уже не чувствуя, что Барти делает с ее телом, не ощущая боли и унижения. Ничто уже не имело значения, поскольку ей суждено умереть…

Мария и Марфа, Мария и Марфа… Женщина смутно слышала равномерные удары, настойчивые и глубоко проникающие, раздающиеся где-то совсем рядом. Она попыталась открыть глаза, но не смогла. Перед глазами — мутная кровавая пелена, прерываемая звуками ударов, будто кто-то колотил молотом. Она слышала, как Барти кричит что-то насчет ресторана и семьи, потом почувствовала, как ее поднимают на ноги. Ей удалось открыть один глаз, но яркий свет ослепил ее. Марионетта мельком подумала, почему не открывается другой глаз. Кто-то держал ее за ворот ондатровой шубы, которую она так и не успела снять. Звуки ударов молота несколько стихли, и на мгновение она смогла разобрать нависшее над ней лицо Барти. Потом почувствовала, что он ее куда-то тащит, руки и ноги потеряли вес, единственное ощущение — разница между мягким ковром и холодом керамической плитки в холле. «Какие блестящие, — подумала женщина, как во сне, — миссис Мак-Куин снова их натирала…»

Внезапный порыв холодного ветра, и Марионетта почувствовала, как ее швырнули в пространство. Она со всего размаху упала в мокрую грязь на лужайке. Затем медленно, с трудом встала на четвереньки, удивленно оглядываясь. Вокруг все казалось мягким, и она мельком подумала, не идет ли снег. Что-то легкое скользнуло по ее лицу, она подняла руку — это был шифоновый шарф. Барти вышвыривал на лужайку ее одежду.

— Не смей возвращаться, — орал он. — Если хочешь остаться в живых.

В ближайших домах начал зажигаться свет. Люди, привлеченные шумом, выглядывали из-за занавесок. Плохо соображая, Марионетта сидела на мокрой траве, стараясь что-то разглядеть тем глазом, который открывался, но не ощущала ничего, кроме продолжающегося стука в голове. Неожиданно хлопнула входная дверь, и стало совершенно темно. Барти вошел в дом.

Она чувствовала, что из шрама на щеке течет кровь. Барти кулаком открыл старую рану. Женщина долго сидела в темноте, не двигаясь, пока свет в окнах соседей снова не погас. Тогда она, превозмогая боль, стала ползать по лужайке на четвереньках. Наконец облегченно вздохнула, найдя то, что искала. Она рукой чувствовала гладкое деревянное лицо куклы, подаренной ей матерью. Марионетта правильно рассчитала, что Барти выбросит ее из окна вместе со всеми вещами, поскольку муж не знал, как много она для нее значит. Успокоившись, женщина опять начала ползать среди герани в поисках сумки, которую в конце концов нашла под кустом, рядом с нижней ступенькой у входа в дом.

Марионетта медленно встала, боясь, что Барти переломал ей ноги. Одна нога казалась разбитой вдребезги, и она едва не упала, сделав шаг. Каким-то образом удалось добраться до калитки, и женщина, шатаясь, пошла по Эндикот-гарденс к Хай-стрит. Один раз ей попалось такси, которое она попыталась остановить, но когда водитель увидел ее, то прибавил ходу и умчался.

Она знала, куда направляется. Кроме этого — ничего. Она почти забыла свое имя, но соображала, куда идет и зачем. Свернула на Масуелл-роуд и направилась к станции подземки. Странно, но, несмотря на мокрую погоду и мечущиеся тени сырой декабрьской ночи, Марионетта не боялась. Ей казалось, страх ушел из нее навсегда. Женщина шла и шла, спотыкаясь и не обращая внимания на машины, развозящие людей на вечеринки по случаю Нового года, на проехавший мимо освещенный автобус, взгляды прохожих. Невероятным усилием она умудрилась выйти из темноты на освещенные улицы города, к украшенным витринам и ярким вывескам, возвещавшим о праздничной распродаже. Ей удалось найти станцию подземки и купить себе билет, причем обеспокоенный кассир спросил, не нужна ли ей помощь. Марионетта тупо покачала головой и со скоростью улитки прошла на платформу. Путешествие запомнилось ей мельканием закрывающихся и открывающихся дверей, грохотом поезда и порывом воздуха, вырывающегося из туннеля при подъезде к станции. Кентиш-таун, Кэмден-таун, Морнинггон-кресент, Юстон… Неожиданно она приехала. Тоттенхэм-Корт-роуд.

Марионетта с трудом вышла из вагона на платформу, голова кружилась. Заботливый прохожий коснулся ее руки.

— Ты в порядке, золотко? — поинтересовался он.

Она не смогла ответить, только махнула рукой и слепо направилась к лестнице, ведущей к выходу на улицу. Теперь все просто. Направо на Оксфорд-стрит, затем налево по Сохо-стрит, на площадь, потом опять направо…

Снова шел дождь, большие тяжелые капли падали с неба медленно, как будто им не хотелось касаться негостеприимной земли. Марионетта стояла, стараясь не прислоняться к столбу, подняв воротник шубы и чувствуя влагу на щеке и шее. Когда она коснулась щеки рукой, то в свете фонаря увидела на ней кровь, казавшуюся совсем темной. Подошел какой-то мужчина.