- АЛЕКС! АЛЕКС! АЛ... САШААААААА!

   Алекс, моё великолепное неоновое солнце, курит и смотрит на меня с довольной, спрятанной в глазах усмешкой совершившего пир самца. Его отметины, расставленные по всему моему телу, не идут ни в какое сравнение с темнеющим, наливающимся под глазом фингалом.

   "Кицунэ" - Я всхлипываю мысленно, но мне стыдно произносить твоё имя.

   - Хорошо, я признаю. Кицунэ - талантище! Только не злись.

   Я отворачиваюсь к стенке и пытаюсь заснуть с видом полного пренебрежения к холодному сиянию Алекса. Даже это признание оскорбительно. "Кицунэ - гений!!!!!" - Хочу заорать я, но засыпаю, прижатый спиной к тёплому боку, ощущая щекочущий ноздри никотиновый дурман. "Нужно бы принять душ"...

   Но там, под крики чаек, в запахе сосновых иголок и абрикосовой мякоти алычи, среди травы и ссыпающегося под ногами песка тропинки; в бесконечном сплетении проводов, в свете стальных рам и многоголосого грохота городской безысходности... Там, в нежном и властном, почти обречённом, полном непрекращающейся борьбы и невесомой, но всегда существующей надежды мире... Звучит отданное кому-то признание... И горечь ответного. Невозможного. - МАЛЫШ!

   И всё остальное и последующее кажется таким неважным... Застывшая спина, взрезанная выступающими косточками позвоночника.

   - Малыш!!

   - Малыш, ***ть! З***лся тебя будить. Вставай! На работу проспишь! - кто-то настойчиво трясёт за плечи.

   - Пошёл нах! Меня нет!

   Отталкиваю назойливые невидимые руки, не позволяя им вырвать себя из сна и вернуть в серую осточертевшую реальность.

   - Малыш?!!

   Пытаюсь перевернуться на другой бок. Смутно ловлю ускользающее одеяло и такое же ускользающее, печально стоящее на границе бессознательного: "Малыш".

   Ощущаю короткий неудобный полёт, желающий выдернуть на поверхность реальности, ибо я всё ещё продолжаю тонуть в несуществующих глазах чужого трепетного Ма...

   - МАТЬ ТВОЮ, СУ**!

   Ледяная вода обрушивается болезненным раскалённым ударом. Ору на одной непрерывной ноте бесконечного мата, безжалостно выброшенный на поверхность сознания. Алекс ржёт и держит меня, не давая вырваться и уползти.

   - П****!!! С*** !!! П****!!!

   Это он в состоянии обливаться каждый день холодной водой, но вписывать в это меня?

   Вода становится тёплой, почти горячей, успокаивая выгибающуюся судорогу тела, и задыхающееся, непрерывное соло хриплого ора.

   - Ну, прости, малыш. - Алекс ржёт, согнувшись только что не пополам, предусмотрительно зажав меня одной рукой, чтобы я, не дай бог, не вырвался и не откорректировал ему второй глаз. Свободная рука судорожной лаской успокаивает агонию кожи, но в извиняющемся голосе не чувствуется ни капли раскаяния.

   - Б**ть, ты - му***к! - говорю я тоскливо, смиряясь с неизбежным, и позволяя ласковой руке вытворять всё, что ей вздумается.

   - Пусти!

   В ушах раздаётся смех, смешанный с поцелуями. Мир наполняет запах мыльного винограда, ароматного безумства тела, унося собой желание дать сдачи, ну, разве что другим способом.

   - На работу! - Алекс легко усмиряет моё начинающее просыпаться естество, всего лишь одним поворотом крана. Я истошно взвизгиваю, ненавидя его в этот момент всеми силами ума и души.

   Алекс позволяет отодвинуться в сторону, и, милостиво сделав воду теплее, со смехом, выходит из душа, обдав меня порывом холодного воздуха.

   Я грустно отдаюсь во власть задумчивой меланхолии. Всё тело непередаваемо саднит так, что сегодня меланхолии есть, где разгуляться. Через десять минут меня ждёт обжигающий кофе и не менее обжигающий насмешливый взгляд Алекса. Ему хорошо, ему не надо никуда торопиться, в отличие от меня. Алекса никогда не поимеет начальник. Меня он имеет каждый день. На ковре, на диване, на полу и даже на рабочем столе в кабинете... Куда там ещё заведёт Алекса его фантазия и неуёмная страсть к экспериментам, заставляющая нас обоих забывать о субординации?

   Но это лишь наедине. В те моменты, когда мы равны. В личных отношениях.

   А вот в плане работы Алекс никогда не позволит мне сесть на свою шею и бездельничать. Не потому, что для него это имеет смысл. Сколько раз он предлагал мне уволиться. Это имеет смысл для меня. И Алекс свирепствует на людях, вовсю отчитывая меня за малейшие неточности. Так, что весь отдел смотрит с сочувствием и содроганием. Сочувствие предназначается мне. Остальное - Алексу.

   А оставшись наедине, мы смеёмся, вспоминая советы и сочувственные утешения, которые мне постоянно приходится выслушивать от многочисленных доброжелателей.

   Интересно, когда всё это перестанет быть тайной? Может быть, мне всё же стоит уйти? Хотя бы ради Алекса. Но Алекс категорически против того, чтобы я нашёл себе работу где-то, кроме него. Что это: ревность или боязнь отпустить меня из-под своего бдительного ока? Потому что я гей. Г***, пи***р, про*** а, ху**с, как говорят в простонародье.

   А вот Алекс другой. Абсолютно другой. Я бы сказал, что его не интересуют мужчины, если бы моя задница каждый раз настойчиво не напоминала об обратном. Иногда я и сам не понимаю, как мы сошлись, почему, и когда этому наступит конец? По пьяной лавочке началось, по трезвой продолжилось и вот длится, и длится, и длится. Я переехал к нему, - он настоял, категорично настоял, просто заехав на мою съёмную хату и собрав вещички, пока я шкваркался следом, абсолютно при***й от такого расклада.

   "Кицунэ" - В горячечном бреду моей внезапно пробудившейся страсти я читаю ТЕБЯ между строк, глотая солёную боль невозможности себя.

   - Ты что, малыш? Обиделся?!!! Прости дурака. - Широкая ладонь Алекса накрывает мою подрагивающую руку, он с беспокойством всматривается в мои глаза, не зная, как кромсает меня на куски это его простое и обеспокоенное: "Малыш". Ласковое, но в то же время встревоженное, как морской бриз.

   - Малыш, у нас проблемы?

   Всё просто и прямолинейно, без великолепных гранатовых ожерелий слов.

   Алекс всегда рубит с плеча. А затем даёт себе время выжидать. Как кобра, притаившаяся в засаде для броска. Он может выжидать неделями и месяцами. Как выжидал тогда, осознав, что испытывает ко мне довольно противоречивые чувства. А я не мог определиться, хочу я этого или нет, не мог поверить, пока тот злополучный корпоративный сабантуй не поставил точку во всём. А может, точку поставил сам Алекс, решив, что пора переходить к активным мерам. Стоило отдать должное - он умел действовать решительно и бескомпромиссно. Один бросок - и кролик оказался в брюхе удава. Правда, Алекс ни капельки не похож на змею. При нападении бить он будет всегда прямо в лицо, слишком честный для стратегий и тактик в обход, и никогда не ударит в спину. О чём я брежу? В отличие от меня, Алекс вообще никогда не поднимает руку. Для него это планка ниже плинтуса. Плинтус у нас я, а Алекс исключительно потолок. Гордый, высокий, весь такой "правильностью благородно подтянутый".

   Я упорно отвожу голову в сторону, яростно мешаю ложкой давным-давно растаявший сахар.

   - Знаешь что, сиди-ка ты сегодня дома, пожалуй. - Вздрагиваю, робко подняв глаза.

   Алекс устало ерошит мои волосы, дёргает напоследок.

   - Отдохни, горе моё.

   Качаю головой. Всё ещё недоверчиво. Вот это номер. Вполне неожиданный, совсем не в духе дисциплинированного Алекса. Ему бы в армию - муштровать солдат, или в зоопарк - дрессировать обезьянок; впрочем, в роли любимой обезьянки у гендира нынче выступаю я. Дрессировать он меня предпочитает исключительно в направлении постели, и скоро мои познания в этой области вырастут настолько, что я смогу написать и сдать курсовую по Камасутре.

   - А кто отчёт сделает?

   - Забей. Вечером вместе разберём.

   Забью. Забью и на отчёт, и на Алекса, и на весь мир, пожирая глазами тексты. Рассыпающиеся призрачные иллюзии, полные ностальгии южной ночи и давно забытого шелеста кипарисов, задавленного каменными громадами сурового питерского гранита.