— А почему бы мне не дать возможность просто смотреть, как она будет задавать мне вопросы из студии, пусть у меня нет возможности слышать их. Но в этом случае я хотя бы буду знать, когда мой черед говорить.

Объяснение режиссера сильно встревожило меня:

— Ничего не выйдет. Вы не можете видеть людей в Нью-Йорке. Можно только их слышать. Но сегодня для вас и это невозможно.

— Боже!

— Постойте, мистер Йодер. Я думаю, вам и раньше приходилось встречаться лицом к лицу с непредвиденными трудностями. Сейчас я вам попытаюсь все растолковать. Когда я показываю вам вопрос, который вы не можете слышать, отвечайте и не замолкайте, пока не появится другой вопрос. Затем вы делаете паузу. А после нее я показываю то, о чем вас в данный момент спрашивают. И вы снова начинаете говорить.

Я был в панике, а она подошла и поцеловала меня:

— Потом вы будете с гордостью вспоминать этот день как день вашего очередного триумфа.

Я уставился на нее в полной растерянности.

— Новая проблема совершенно выбила у меня из головы маршрут, по которому я должен передвигаться.

— Это не ваша проблема, а Фрэнка. Слова? Будете смотреть на меня. Ноги? Положитесь на Фрэнка.

— Но, если я ничего не могу слышать в наушники, зачем же я их должен надевать?

— Чтобы выглядеть как полагается, иначе все профессионалы в этом деле поймут, что мы их обманываем.

Я захлопал глазами, а она мрачно заметила:

— Мы оба профессионалы, мистер Йодер. И мы не должны опозориться.

Интервью закончилось в восемь часов сорок девять минут утра. А с девяти начали поступать звонки. Знакомые со всей страны, в основном подруги Эммы по колледжу, звонили, чтобы высказать ей свое восхищение:

— Ты прекрасно выглядела! Говорила, как актриса!

Некоторые хотели приобрести мои магические знаки. Позвонили из художественного журнала и спросили, есть ли у нас цветные слайды моих работ.

К десяти часам все провода, опутывающие дом, исчезли, и была восстановлена нормальная электропроводка. Но телефонные звонки не умолкали. Я даже не запомнил некоторых из звонивших.

К полудню фургоны уехали, а в четверть первого режиссер и ее команда сидели с нами за кухонным столом, болтали, потягивали пиво и угощались содержимым холодильника, включая тосты, мед, молоко и яблочный пай, который днем раньше Эмма испекла для Дифендерферов с ростокской почты.

Режиссер потрясала мою руку:

— Вы не подкачали сегодня, старина. Любой, кто вас видел, скажет: «Этот парень знает свое дело». Книги, картины и то, как вы говорили, — все смотрелось замечательно.

Как раз в середине июля, когда я собирался закончить правку, меня побеспокоили, но беспокойство было приятное. Позвонил директор Коллекции народного искусства Эбби Олдрич Рокфеллер из Уильямбурга, штат Виргиния, чтобы сообщить, что у них неожиданно образовалось «окно» в графике выставок и они почти незамедлительно хотели бы выставить одиннадцать моих работ с магическими знаками, но только в том случае, если я соглашусь добавить к ним еще три, над которыми я в данное время работал. Я объяснил, что закончил только двенадцатый и тринадцатый, но предполагаю, что знаю, где можно будет взять четырнадцатый. Он очень обрадовался и сообщил, что ждет нас в следующую среду, чтобы открыть выставку.

— Мы приедем, — заверил я директора.

Я не без удовольствия готовился к этой выставке. Ведь показ моих работ в музеях такого ранга, как Уильямбургский, давал возможность познакомить людей с искусством моей нации, моего народа. Это-то я и пытался объяснить Эмме по дороге в Виргинию:

— Когда они читают мои книги, все, что они могут почувствовать, — это мое особое восприятие наших немцев. А когда они сами видят магические знаки, украшавшие наши амбары, они смогут понять то, что было для нас жизненно важным… Я не люблю, чтобы меня отрывали от романа. Но мои работы стоят того.

Когда мы приехали в музей, нас встретили сюрпризом, так как директор сказал:

— Очаровательная молодая пара держит здесь в городе книжный магазин «Колониал». Услышав о вашем приезде на выставку, они — их имя Катуорты — спросили, могут ли организовать вечеринку в вашу честь в их магазине завтра после выставки. Неформальную встречу, куда придут местные почитатели вашего таланта. Я дал за вас согласие.

— Я сюда приехал ради выставки, а не для того чтобы торговать книгами.

— Вы можете отказаться. Это я соблазнил Катуортов. Сказал, что к нам редко заезжают такие гости — писатель и художник одновременно. И хорошо бы использовать это на полную катушку.

— Если вы делаете это не из-за того, чтобы мне угодить…

— Мистер Йодер! Я буду на этой встрече и надеюсь увидеть там вас. Их магазин — одно из лучших мест города.

Когда мы ехали по городу к месту нашего ночлега в «Валлайс-хаус», мы видели рекламные афиши, оповещающие, что Лукас Йодер будет присутствовать на вечеринке в «Колониал букс» в четверг вечером на неофициальной встрече с любителями его творчества.

Четырнадцать моих знаков из «Магической серии» были замечательно экспонированы, а в сопровождающем буклете были помещены фотографии знаков с подписями, объясняющими их смысл. Брошюра называлась: «Двойная сущность Йодера, автора „Грензлерского октета“ и „Магической серии“.» Презентация прошла успешно, и после легкого обеда мы отправились на прогулку по тихим улочкам Уильямсбурга, где каждый дом напоминал музей. На одной из самых живописных улиц меня ожидала новая неожиданность.

Часть этой улицы около «Колониал букс» была запружена народом. Даже Вызвали дополнительно двоих полицейских. Когда мы спросили одного из офицеров, кого и от чего охраняет полиция, он ответил:

— Книжный магазин. Они все пришли с книгами.

Когда Эмма из своего окна стала разглядывать толпу, она зашептала:

— У них у всех твои книги, дорогой… у некоторых целые сумки книг.

Планировалась беседа в библиотечной тиши, а на деле получилась какая-то демонстрация, которая штурмовала магазин. В магазине мои книги уже кончились. И один из клерков был послан в соседние, чтобы достать хоть немного экземпляров. Он уже позвонил откуда-то, чтобы сообщить, что достал около сорока книг и едет с ними обратно. Мы припарковали машину и направились к главному входу.

Я не из тех писателей, которых знают в лицо, — когда я стал протискиваться сквозь толпу, люди начали возмущаться, и один крикнул:

— Эй, пузырь, ну-ка в конец очереди!

На что Эмма не моргнув глазом ответила:

— Это тот самый пузырь, который написал книги, что вы держите.

— Это Йодер, — сказал кто-то, понизив голос. В ответ послышались восторженные возгласы и даже аплодисменты, что меня очень смутило.

В магазине мы увидели Катуортов, окруженных толпой. Их планы на тихий вечер определенно рухнули. Магазин был набит битком. Все стояли с книгами, ожидая автографа, который некому было давать. Другие пришли с пустыми руками, надеясь купить мои книги в магазине. Но все они были уже распроданы.

Когда мы увидели Катуортов, которых опознали по растерянности, написанной на их липах, Эмма, как всегда практичная, начала расчищать себе дорогу локтями в их направлении.

— Не думаете ли вы поставить где-нибудь стол, где он сможет раздавать автографы?

— Мы не ожидали ничего подобного. — И они показали нам несколько рядов стульев и стол с цветами. — Мы ожидали нескольких друзей.

Услышав это, Эмма быстро расчистила стол и дала указания мистеру Катуорту пододвинуть его туда, где посетители могут стать в очередь. Объявление о вечере собрало не пятнадцать-двадцать друзей Катуортов, а около трех сотен любителей литературы. Некоторые пришли из любопытства, другие были настоящими почитателями грензлерской серии. В конце концов, в книгах описывались места, от которых все они жили неподалеку и уж наверняка там бывали. Как и в случае с автографами в Сент-Луисе, большинство пришедших слыхали, что это, возможно, моя последняя книга, поэтому их манили две вещи: поприветствовать автора, с чьим творчеством они были знакомы, и получить автограф на одной из его книг, которая со временем может стать ценностью.