— И обвешают до пупа наградами, которых я не заслужу. И ты будешь меня за это любить?

— Буду!

Голова шла кругом от таких разговоров, а душа Джокарта разрывалась на части, и не было в ней покоя и радости, когда он возвращался в казарменный блок. Чем ближе был срок окончания учебы, тем чаще случались эти разговоры. И скоро любая их встреча оканчивалась одним и тем же её вопросом: решился ли он на что-то? Ради неё и её любви. И такая формулировка порождала в душе Джокарта внутреннее противодействие и дискомфорт. Но благодаря этим вопросам он всё сильнее желал исполнения другой своей мечты. Той, что появилась раньше, чем Лиин. Тем более что первые вылеты были уже близки.

Ему всё чаще теперь снились сны, в которых он, словно в реальности, управлял истребителем. В этих снах всё происходило по-разному. Он мог проснуться победителем, а мог — побежденным. Но всегда — с новыми знаниями! Детализация и информационная насыщенность снов ставила их на десять порядков выше тех, в которых люди просто испытывают ощущение полёта. Наяву же он, — наконец-то! — учился владеть «водяными матрёшками».

— Держать ровно! Руки согните, чтоб края находились примерно на уровне солнечного сплетения, в ширину ладони от туловища. Так, замечательно!

Почти все курсанты учебного отделения не смогли спрятать усмешку на первом занятии.

Круглая посудина, диаметром около тридцати сантиметров, глубиной сантиметров пять, до края наполненная водой. Её нужно было держать именно так, как объяснял инструктор. Казалось, нет ничего проще, ведь необходимо всего-навсего пройтись по аудитории, стараясь не допустить, чтобы вода пролилась через край.

Конечно, нести такую посудину приходилось осторожно, потому что вода реагировала на малейшее неуклюжее движение рук, на малейшую встряску при передвижении, никак не желала оставаться у края. Через десять минут усмешек стало меньше, как стало меньше и воды практически в каждой посудине, а руки начали дрожать с непривычки.

Нет, с мышцами и сухожилиями всё было в порядке! После двух лет непрерывных тренировок, стрельбищ и прочих радостей курсантской жизни их мышцы забыли, что такое усталость. Просто очень уж необычным оказалось для них новое упражнение.

— Это и есть «матрёшка»? — поинтересовался в самом начале занятия Джокарт. Изумленно и с долей разочарования.

— Нет. Это всего лишь одна часть. После вводного занятия вам предстоит пройти медпроцедуру, ничего особенного, по три дополнительных инъекции в день на протяжении недели, и тогда уже — будет вам «матрёшка».

Всем было известно, что это название старинной детской игрушки, где несколько деревянных фигурок, разных по размерам, вкладывались одна в другую. Про воду никто ничего не слышал.

К концу вводного занятия выяснилось, что вышагивать с посудиной, наполненной водой, не проливая её, — не такое уж простое дело. Никто не мог похвастаться тем, что ни единой капли не пролилось у него через кран.

Стоя на месте Джокарт ещё мог удерживать воду в назначенных ей пределах. Как только он начинал движение, — всё! — вода тоже теряла неподвижность.

— Ваше тело должно стать отлаженным комплексом гироскопов, способных сохранять такое вот равновесие. Потому что это очень важно во время полёта — чувствовать корабль, как часть себя самого…

Неделя медпроцедур пролетела быстро. Первые два дня инъекции делались в медблоке, потом эта функция была доверена ИндАпам — индивидуальным аптечкам, и четыре дня курсанты ходили, чертыхаясь трижды в течение суток.

Через неделю отделению вновь выдали уже знакомые посудины. Курсанты называли их блюдцами, а инструктор — Большими.

— Чтоб было проще понять, — пояснил он, — та ёмкость, что у вас в руках, имеет самый большой диаметр. В неё нужно будет поместить потом ещё одну ёмкость, поменьше размерами, она будет Средней. А уже в Среднюю помещается следующая — Малая матрёшка. При старых сроках подготовки этому упражнению отводилось больше времени, и матрёшек было не три, а — пять. Но вы особенно не радуйтесь, с вас и трёх хватит для начала, чтобы понять — что это такое.

Джокарт понял. Издевательство, помноженное на чьи-то мучения, навязываемые как целая учебная дисциплина. Вот что это такое. И бессильны были помочь все обретённые «эффекты». Тело должно было само научиться сохранять жидкость в матрёшках в равновесии. А делалось это так: в Большую наливалась уже не вода, а раствор, который оставлял ярко-синий след на внешней боковушке посудины Теперь любая оплошность становилась заметна сразу. Ходить приходилось в замкнутом, ограниченном пространстве небольшой прямоугольной комнаты, где уже троим тяжело разойтись, не задев друг друга локтями. Задеть — это означало… Ну понятно.

Кося одним глазом на прочих бесцельно движущихся курсантов и отдавая всё остальное внимание чёртовой жидкости, которая норовила оставить как можно больше синих следов, учащиеся пыхтели сквозь зубы, боясь даже дыханием потревожить строптивый раствор. И больше никто не смеялся.

Через какое-то время отделение могло свободно расхаживать взад-вперёд и даже переговариваться во время движения. Тогда задание усложнилось. Теперь нужно было, помимо ходьбы, совершать приседания, повороты, да и сама ходьба велась в быстром темпе.

Когда же и этот барьер был взят, настало время познакомиться со Средней матрёшкой.

Сосуд, на треть меньше в диаметре, с «плавучей» подушкой снизу и так же заполненный раствором, оставляющим следы, помещался в Большую, где мог свободно плавать. Порождая, естественно, и движение раствора в Большой.

Мало того, что раствор из второго сосуда мог оставлять след на боковушке. При попадании и смешивании его с раствором, находящимся в Большом сосуде, получались шикарные розовые кляксы. Теперь всё пришлось начинать сначала. Медленно ходить — ходить быстрее — приседать — поворачиваться… Так же бояться задеть чей-то локоть и думать, как бы не задели тебя.

Потом появилась третья матрёшка. Снова — синие потёки на боковушках и уже зелёные кляксы — при попадании в раствор второго сосуда. И опять: ходить — высунув от напряжения языки, ходить быстрее — к языку добавлялись выпученные глаза, потому что приходилось контролировать положение уровня и неподвижность раствора в трёх сосудах одновременно. Приседать — сходить с ума. Кружиться на месте — сдерживать нешуточное головокружение. Теперь прекратились и разговоры.

— Главное — плавность движений. Боевой истребитель должен всегда пребывать в равновесии и согласии с окружающим пространством. Любой рывок на вираже со скоростью выше первой космической — не принесёт ничего хорошего. Оплошность при скоростях в десятые доли световой — и от вас останется такая же клякса, как в матрёшке.

— Но там же есть автоматические компенсаторы манёвра! — умудрился произнести целую фразу Джо-карт.

— Есть. И даже автопилот имеется, для принудительного возврата в точку старта. И вы надеетесь с их помощью тягаться с бессмертными? Между прочим, их корабли-истребители не имеют таких устройств. Вот и думайте.

Увидев, что в его матрёшках расцвело уже достаточно клякс, — и розовых, и зелёных, и даже экзотичных розовато-зеленоватых, Джокарт понял, что терять ему уже нечего, всё равно отработка обеспечена. А ведь сегодня — встреча с Лиин!

Тут же он с ужасом понял и другое: что готов пожертвовать встречей ради овладения этим проклятым равновесием!

— Ком, нам говорили, что у бессмертных и вестибулярный аппарат действует как-то по-другому. Что они все — прирожденные воины и летуны.

— Как бы ни действовал их вестибулярный аппарат, но он у них есть. Значит, им тоже приходится работать над собой, ведь космос — не их среда обитания. Даже если бы это и было так, — рыба в воде, и та совершенствует свои способности. Черви должны были работать над собой, иначе не стали бы прирожденными воинами. Логично?

— Да, но у них имеется механизм генной памяти. Каждая вновь рожденная особь владеет практически всеми навыками родителя.