Здесь же радиограмма от Кира — «Валюту и маузеры получил — половину отдал Самсону».

Где-то здесь, среди других документов, я прочитал краткое распоряжение Киру. Сначала я пропустил его, не придав значения. Потом возвращался к нему несколько раз, полагая, что, может быть, именно в этой записке радиста заложен ключ к пониманию дальнейших событий.

В октябре, уже перед самой оккупацией города, радист записал: «Киру передано — на него возлагается общее руководство группой Самсона и параллельным центром».

Чувствовалось, что все эти дни тревожной осени 1941 года были настолько плотно заняты всевозможными делами, что у Молодцова оставалось времени только для самого короткого сна. Судя по сообщениям, и днем и ночью Кир был занят людьми, вместе с которыми ему предстояло работать. Его одолевали заботы, — где, как расположить отряды, группы, он занимался поисками новых, не раскрытых возможностей для предстоящей борьбы. И все это в условиях: строжайшей конспирации. Из центра Кира предупреждают — надо зашифровать себя даже от тех, кого оставляли в городе по другим заданиям. Ему снова и снова напоминают: быть осторожнее, проверять людей, не связываться лично с большим числом подпольщиков, не создавать излишне централизованной организации — это может привести к провалам.

Уже конец сентября, а дел еще очень много. И главное — никто ведь не скажет, сколько времени остается для подготовки — неделя, месяц. Все зависит от положения на фронте. А положение грозное, сводки приносят тревожные вести. Наши войска оставили Чернигов, отдали Полтаву, Днепропетровск. Бои идут под Ленинградом, очень тревожно под Киевом, враг постепенно приближается к Москве. Пошел уже второй месяц, как Одесса, отрезанная, окруженная вражескими войсками, продолжает сопротивляться. Связь с Большой землей поддерживается только морем. Надолго ли хватит сил, чтобы оборонять город? Надо торопиться. Торопиться, но не спешить.

В конце сентября Кир снова возвращается к плану, о котором вскользь упоминал в одном из донесений: надо использовать для своей работы одесский пивоваренный завод. Теперь все стало ясней. Кир информирует Центр: к подпольной работе привлечен начальник планового отдела этого завода — Петр Иванович Продышко. Ему дано задание: войти в доверие к оккупантам, взять в свои руки завод, открыть в городе пивные ларьки, поставить в них наших людей. Ради этого завод и запасы сырья — хмель, ячмень и прочее — придется сохранить. «Спасителем завода» будет объявлен Продышко.

Временами сквозь текст сухих официальных донесений у Кира вдруг прорываются восторженные нотки.

«Создал новую боевую группу, — пишет Кир в одном из сообщений. — Намерен создать еще одну для разведки и связи. Для этого подобрал пять замечательных парней».

Через три дня Кир передал дополнительно: «Молодежная группа сформирована. Во главе поставлен комсомолец Яков Гордиенко. Ему шестнадцать лет, смелый и энергичный. Группа будет работать под руководством Петра Бойко».

Бойко — это Антон Брониславович Федорович, командир первого партизанского отряда — «наружного», как стали его называть в отличие от отряда подземного, расположенного в катакомбах.

Сообщения Кира поступают в Москву регулярно. В деле они перемежаются со служебными запросами и распоряжениями Центра за одной только подписью: «Григорий». В таких случаях радист или, может быть, кто-то другой оставляет на полях стандартные пометки: «Киру передано», «прием подтвержден», «Григорий уведомлен».

Пока переговоры в эфире носят главным образом организационный характер, разведывательной информации еще нет. В Одессу дают указание — принимать распоряжения только за подписью Григория. Снова напоминают Киру об осторожности, советуют привлекать новых людей только через особо доверенных лиц, самому держать связь лишь с ограниченным кругом работников.

Очередным донесением Молодцова информируют, что в Одессу направляется специально вызванный из Уфы палеонтолог, известный знаток расположения одесских катакомб. Прибытие его требуют подтвердить.

Одновременно Молодцов информирует Центр, что в связи в непрестанными бомбардировками города одесское управление НКВД эвакуировалось на побережье и располагается в корпусах санатория имени Дзержинского. В этих условиях зашифроваться от других сотрудников, остающихся в городе, крайне трудно. Предпочитает бывать в санатории возможно реже. Часть своих людей уже направил в одесские катакомбы.

Наступает октябрь. В деле появляется очередная радиограмма:

«Кир передает 13.10. 41 г. в 22 час. 20 минут. Подземный отряд располагается в катакомбах в районе двенадцатой шахты в шести километрах от главного входа. Подземные лабиринты минируются. Установлена телефонная связь с будущими постами охраны и наблюдения. Доставку оружия и продовольствия закончили.

Отряд Бойко располагается на поверхности — в городе и в районе Большого Фонтана.

Самсон действует под прикрытием отряда старшего лейтенанта госбезопасности Кузьмина. Располагается со своими людьми в катакомбах района Дальний. Главный вход дальницких катакомб в шлифовальном цехе зеркальной фабрики».

Под радиограммой поясняющая справка; «Кузьмин — начальник отдела одесского управления. Направлен для прикрытия группы Самсона».

Враг рвется к Одессе. Судьба города вызывает тревогу. Обстановка на фронте складывается неблагоприятно — в глубокой тайне начинается эвакуация Одессы советскими войсками. Сначала отправляют госпитали, армейские тылы, склады. В осажденном городе должна быть особая бдительность. Противник засылает лазутчиков, сигнальщиков, корректировщиков. Задержано несколько вражеских агентов. В этих условиях иные солдаты и офицеры проявляют легкомысленное благодушие. Такое поведение может иметь трагические последствия. Кир озабочен, он радирует:

«Настроение в войсках и среди населения в основном бодрое. Наблюдается ослабление бдительности в несении караульной службы. Ночью можно пройти по городу, не встретив ни, одного патруля. Деятельность войсковой контрразведки ослаблена. Сказывается самоуспокоенность, родившаяся в результате того, что город вот уже два месяца стойко обороняется. Борьба с агентурой врага проходит неорганизованно. Вчера лишь случайно обнаружили вражеского радиста-корректировщика, направлявшего огонь румынской артиллерии».

На радиограмме пометка: «Сообщить военному ведомству по принадлежности». Такое сообщение было сделано. Из управления ушло письмо, копия его сохранилась в архивном деле. Письмо начинается фразой: «Наш источник сообщил из Одессы…» И снова пометка — меры приняты. Но автора распоряжения это не удовлетворяет. Его рукой написано — «Проверить». И вот снова через несколько дней поступает сообщение из Одессы. Кир информирует: охрана в городе усилена, органы контрразведки активизировали свою работу.

Четырнадцатого октября 1941 года в Москве на узле связи приняли из Одессы радиограмму:

«Кир сообщает: эвакуация города нашими войсками сегодня закончена. Уходят последние морские транспорты. Партизанский отряд вместе с моими людьми перешел в катакомбы. Сеть зашифрована, все на месте. Приступаем к действиям. Просим позаботиться о наших семьях».

К радиограмме приложено дополнительное сообщение:

«Прошу немедленно передать лично Григорию. Задание принято и подготовлено. Людьми, техникой обеспечено. Примем все меры к его выполнению. Оба эшелона действуют самостоятельно. Выполнение донесу».

На листке размашистые буквы с восклицательным знаком: «NB!» Доносить немедленно».

Через день еще одно донесение:

«Кир сообщает 16.10. 41 г. 2 час. 35 мин.

Вчера наши войска начали планомерный отход с оборонительных рубежей. Сегодня утром из порта уходит последний транспорт с войсками и сторожевые пограничные катера. Войска эвакуированы из Одессы, вывезены боевая техника и вооружение — 500 орудий, 25 тысяч тонн боеприпасов и другого имущества. Кроме того, за время обороны эвакуировано до 350 тысяч жителей. Вывезено до двухсот тысяч тонн разных грузов, продовольствия, промышленного оборудования и другого ценного имущества. Эвакуацию наших войск противник пока не обнаружил».