– Четверти вполне достаточно, - сказал я.

    – Ты уверен?

    – Сам подумай. Рассчитывать нужно по отношению к массе тела. Это все равно в двадцать раз больше, чем необходимо.

    – Тогда уменьшим дозу на четверть, - сказал он, потирая руки, и помолчал, подсчитывая в уме. - Нам нужно сто девяносто шесть изюмин!

    – Ты понимаешь, о чем говоришь? - сказал я. - Да у нас на одну подготовку уйдет несколько часов.

    – Ну и что! - вскричал Клод. - Тогда пойдем завтра. Изюминки оставим на ночь, чтобы они вымокали, и у нас будет все утро и весь день, чтобы приготовить их.

    Именно так мы и поступили.

    И вот, сутки спустя, мы были в пути. Мы шли не останавливаясь минут сорок и уже приближались к тому месту, где тропинка сворачивает вправо и тянется по гребню холма к лесу, где живут фазаны. Оставалось пройти что-то около мили.

    – Надеюсь, у сторожей случайно нет ружей? - спросил я.

    – Ружья есть у всех сторожей, - сказал Клод.

    Этого-то я и боялся.

    – В основном против хищников.

    – Ну вот!

    – Конечно, нет никакой гарантии, что они не пальнут и в браконьера.

    – Ты шутишь.

    – Совсем нет. Но они стреляют только в спину. Тому, кто убегает. Они любят стрелять мелкой дробью по ногам ярдов с пятидесяти.

    – Они не имеют права! - вскричал я. - Это уголовное преступление!

    – Как и браконьерство, - сказал Клод.

    Какое-то время мы шли молча. Солнце висело справа от нас ниже высокой изгороди, и тропинка была в тени.

    – Можешь считать, тебе повезло, - продолжал он. - Тридцать лет назад стреляли без предупреждения.

    – Ты в это веришь?

    – Я знаю, - сказал он. - Сколько было таких ночей, когда я мальцом заходил, бывало, на кухню и видел моего папу. Лежит он лицом вниз на столе, а мама стоит над ним и выковыривает ножом для чистки картофеля картечь из его ягодиц.

    – Хватит, - сказал я. - Мне от этого не по себе.

    – Так ты мне веришь?

    – Да, верю.

    – К старости он был весь покрыт мелкими белыми шрамами, будто весь усыпан снегом.

    – Да-да, - сказал я. - Не надо напоминать.

    – Тогда говорили: "задница браконьера", - сказал Клод. - Во всей деревне не было ни одного мужчины без таких примет. Но мой папа был чемпионом.

    – Ему повезло, - сказал я.

    – Как бы я хотел, чтобы он был сейчас здесь, черт возьми, - мечтательно проговорил Клод. - Он бы все на свете отдал, чтобы пойти с нами сегодня...

    – Он мог бы пойти вместо меня, - сказал я. - Я бы с радостью уступил ему свое место.

    Мы добрались до гребня холма и увидели перед собой лес, густой и мрачный, и солнце садилось за деревьями, а между ними сверкали золотые искорки.

    – Дай-ка лучше мне эти изюминки, - сказал Клод.

    Я отдал ему пакет, и он аккуратно опустил его в карман брюк.

    – Как только войдем в лес, никаких разговоров, - сказал он. - Иди за мной и старайся не задевать ветки.

    Через пять минут мы вошли в лес. Тропинка, приведя к лесу, продолжалась вдоль его кромки ярдов триста. От леса ее отделяла только легкая изгородь. Клод пролез под изгородью на четвереньках, и я последовал за ним.

    В лесу было прохладно и темно. Ни один солнечный луч не проникал сюда.

    – Страшно, - сказал я.

    – Тс-с!

    Клод был очень напряжен. Он шел впереди, высоко поднимая ноги и осторожно опуская их на влажную землю. Он все время вертел головой и высматривал, нет ли где опасности. Я попытался повторять то же самое, но скоро мне стали чудиться сторожа за каждым деревом, и я прекратил это занятие.

    Потом впереди показался открытый прогал неба над деревьями, и я догадался, что это, должно быть, и есть поляна. Клод говорил мне, что поляна - такое место в лесу, куда в начале июля привозят молодых птиц. Сторожа их там кормят и стерегут, и птицы привыкают и остаются здесь до охотничьего сезона.

    "На полянах всегда много фазанов", - говорил он. "И сторожей, наверное, тоже" - подсказывал я. "Да, но вокруг плотные кусты, и это помогает", - не сдавался он.

    Мы двинулись дальше короткими перебежками. Пригнувшись, мы перебегали от дерева к дереву, останавливались, выжидали, прислушивались и снова бежали и наконец опустились на колени за тесной группой деревьев на краю поляны, почувствовав себя в безопасности. Тут Клод принялся усмехаться и тыкать мне в бок локтем, указывая сквозь кусты на фазанов.

    Все вокруг было буквально забито птицами. Не меньше двухсот фазанов с важным видом расхаживали между пнями.

    – Ну как? - прошептал Клод.

    Зрелище было удивительное - воплощенная мечта браконьера. И как они были близко! Некоторые не дальше десяти шагов от того места, где мы стояли на коленях. Тетерки были упитанные, сливочно-коричневого цвета и такие жирные, что при ходьбе едва не задевали землю перьями на груди. Петушки были стройные и красивые, с длинными хвостами и ярко-красными пятнами вокруг глаз, будто на них надели очки. Я взглянул на Клода. Его бычье лицо было охвачено восторгом. Рот слегка приоткрылся, а глаза, глядящие на фазанов, точно остекленели.

    Наверное, все браконьеры при виде дичи реагируют примерно таким же образом. Они походят на женщин, которые рассматривают изумруды в витрине ювелирного магазина, с той только разницей, что женщины, приобретая добычу, используют менее достойные методы. "Задница браконьера" - ничто по сравнению с тем, на что готова пойти женщина.

    – Смотри, - тихо произнес Клод. - Сторожа видишь?

    – Где?

    – На той стороне, вон у того ветвистого дерева. Смотри внимательнее.

    – О господи!

    – Все в порядке. Нас он не видит.

    Мы припали ближе к земле, не спуская со сторожа глаз. Это был человечек невысокого роста с кепкой на голове и с ружьем под мышкой. Он не двигался. Стоял, точно столб.

    – Пошли, - прошептал я.

    Лицо сторожа было спрятано тенью от козырька, но мне казалось, что он смотрит прямо на нас.

    – Я здесь не останусь, - сказал я.

    – Тише, - сказал Клод.

    Не сводя глаз со сторожа, он медленно залез в свой карман и вытащил одну изюминку. Положив ее на ладонь, он быстрым движением кисти подбросил изюминку высоко в воздух. Я смотрел, как она взлетела над кустами и упала на землю примерно в ярде от двух тетерок, расположившихся возле старого пня. Едва изюминка упала, как обе птицы резко повернули головы. Затем одна из них подскочила и мгновенным клевком проглотила то, что упало на землю.

    Я взглянул на сторожа. Он не шевелился.

    Клод бросил на поляну вторую изюминку, потом третью, четвертую, пятую...

    Когда сторож отвернулся, чтобы посмотреть, что происходит у него за спиной, Клод молниеносно выхватил из кармана пакет и высыпал кучу изюминок на ладонь.

    – Не надо, - сказал я.

    Однако Клод, размахнувшись, швырнул всю горсть через кусты на поляну.

    Изюминки упали с мягкий стуком, точно капли дождя по сухим листьям, и все фазаны наверняка либо видели, как они летят, либо слышали, как они падают. Захлопали крылья, и фазаны бросились на поиск добычи.

    Голова сторожа резко повернулась, точно в шее у него была пружина. Птицы торопливо склевывали изюминки. Сторож сделал два быстрых шага вперед, и я уже было подумал, не собирается ли он начать расследование. Но он остановился, поднял голову и принялся медленно водить глазами по периметру поляны.

    – Иди за мной, - прошептал Клод. - Пригнись.

    Он резво пополз на четвереньках, точно обезьяна.

    Я последовал за ним. Нос он держал близко к земле, а его громадные, обтянутые штанами ягодицы смотрели в небо, и теперь я понял, почему вышло так, что у его земляков-браконьеров задница подвержена профессиональному заболеванию.

    Мы продвигались так ярдов сто.

    – Теперь беги, - сказал Клод.