Они расстались.

Рене провел очень беспокойную ночь, и его волнение уменьшилось только утром, когда был вызван продавец билетов.

Пробило половину девятого, потом девять, механик мысленно следил за своим посланием.

«Он пришел на улицу Нотр-Дам… Может быть, в эту самую минуту он передает письмо… Через два часа он принесет табак, и это будет значить, что поручение выполнено… Только тогда я успокоюсь».

Вошел сторож с бумагой в руках. Все арестованные направились к нему и молча окружили. Сторож вызвал человек десять, в числе которых находился и Рене.

— Приготовьтесь идти к следователю! — сказал сторож.

«Ну, — подумал механик, — наконец я узнаю, за что меня арестовали. Если бы я уже получил табак, то мог бы отвечать откровенно и позволить сделать обыск, который доказал бы, что я честный человек».

— О чем вы думаете? — спросил Жан Жеди, видя, что у его приятеля взволнованное лицо.

— Меня беспокоит молчание нашего посыльного.

— Погодите, ведь нет еще десяти часов.

— Это правда, я слишком спешу.

Рене вздохнул.

Тефер установил слежку за домом на улице Нотр-Дам.

В нижнем этаже этого дома жил торговец вином.

На другой день после ареста Рене Мулена к торговцу явился комиссионер и, заплатив известную сумму, получил позволение поместиться перед его лавкой. Когда к нему, случалось, обращались, он отказывался идти куда бы то ни было под предлогом, что очень занят. Никто этому не удивлялся, а просто обращались к другому.

Он был одним из двух агентов Тефера и наблюдал за окрестностями, ожидая приказаний своего товарища, который представлял внутреннюю полицию. С первого взгляда казалось невозможным незаметно следить за жизнью дома, где все знают друг друга. Однако все устроилось, и изобретение делало честь Теферу. Он зашел к привратнице и таинственным тоном объявил ей, что желает переговорить об очень важном для правительства деле.

Немного смущенная предисловием, привратница поспешно заперла двери и с трепетом спросила:

— В чем дело?

— Надо спасти правительство, — ответил полицейский серьезным и убежденным тоном. Эти слова произвели на привратницу желаемое впечатление.

— Спасти правительство? Боже мой! Разве у нас в доме заговорщики?

— Тише! — прошептал Тефер. — Одно неосторожное слово погубит мой план, так как негодяй может исчезнуть.

— Так это правда? — прошептала привратница, страх которой все увеличивался.

— Даже слишком, но молчите…

— Что же я должна делать?

Тефер вынул из кармана стофранковый билет и положил на стол.

— Вы знаете, что это такое?

— Стофранковый билет.

— Хотите его заработать?

— Заработать сто франков и спасти правительство! Конечно, хочу! Что же надо делать?

— Повиноваться!

— Говорите, я готова.

— У вас есть муж?

— Нет, сударь, бедняга умер три года назад и оставил меня бездетной вдовой.

— Есть у вас родные?

— Только брат.

— Что он делает?

— Приказчик в магазине, в Труа, в Шампани.

— Сколько ему лет?

— Пятьдесят.

— Бывает он у вас?

— Никогда.

— Значит, жильцы этого дома его не знают?

— Они не могут его знать: он пятнадцать лет не был в Париже.

— Отлично! Все это как нельзя кстати.

— Мой брат кстати? — с удивлением повторила привратница.

— Да это очень просто! Как только я уйду, вы расскажете всем вашим жильцам, что ваш брат приедет завтра на несколько дней.

— Но они скоро убедятся, что это неправда! — вскричала привратница. — Мой брат не может оставить свой магазин и не приедет.

— Я в этом так же уверен, как и вы.

— Так как же?

— Вместо него явится полицейский агент, он будет похож на провинциала, вы примете его, как вашего брата, оставите у себя, он не будет выходить из вашей комнаты и незаметно станет наблюдать за жильцами и их гостями.

— Боже мой! Но неужели же все наши жильцы — заговорщики? Они казались мне такими безобидными!

— Вы не должны об этом спрашивать: мой долг запрещает мне отвечать.

— Вы предупредили домохозяина?

— И не думал, он не должен ничего знать.

— А где будет ночевать ваш агент?

— Здесь.

— Ну уж нет!… — вскричала привратница тоном испуганной невинности.

— Я отвечаю за поведение моего агента, — с улыбкой ответил Тефер. — На несколько дней вы можете перейти спать в темный чуланчик, который я вижу рядом с этой комнатой; а мой помощник будет спать в этой комнате. Никто не найдет удивительным, что вы оказываете гостеприимство брату!

— Но кто же будет открывать по ночам двери?

— Конечно, он. Ведь он обязан знать, кто входит и выходит. Вы дадите ему список жильцов. Вы согласны?

— И сто франков мои?

— Сейчас же и даже более. Я обещаю вам хорошее вознаграждение в тот день, когда ваш брат снова уедет в Труа.

— Хорошо, я согласна.

— Вы не раскаетесь в этом, но будьте осторожны.

— О! Я буду нема, как рыба.

Тефер подал ей банковский билет, который она поспешно схватила и сунула в карман.

— Итак, мы с вами договорились, — прибавил он.

— Да, сударь, я жду моего брата Клода Ригаля завтра утром и позабочусь все устроить к его приезду.

Час спустя после ухода Тефера половина жильцов уже знала о предстоящем приезде Клода Ригаля.

На другой день утром человек лет пятидесяти, провинциал с головы до ног, выходил из фиакра у дверей дома номер 19, таща большой чемодан, и, войдя в комнату привратницы, упал в объятия своей сестры, которая плакала от волнения, до такой степени она вошла в роль.

Два часа спустя Тефер имел удовольствие наблюдать своего помощника.

Все было устроено очень ловко. Если бы какая-нибудь подозрительная личность явилась к мадам Монетье, то мнимому Клоду Ригалю стоило только свистнуть, и мнимый комиссионер, карауливший на улице, отправился бы следить за посетителем.

Но Тефер говорил правду герцогу Жоржу: к Анжеле Леруа никто не приходил, кроме доктора Лорио, так что агент даром терял время.

Скромность привратницы была примерна, и никто не подозревал, что тихий дом на улице Нотр-Дам превращен в мышеловку.

Утром того дня, когда продавец билетов Эжен вышел из тюрьмы с письмом и ключом, помощники Тефера добросовестно продолжали свой бесполезный труд, хотя никто не привлекал их внимания.

Эжен прямо пошел на улицу Нотр-Дам. Около девяти часов он был перед домом 19. Тут он остановился на несколько секунд и стал думать.

«Дело идет о жизни и спокойствии двух людей. То, что мне поручено передать, имеет важное значение. Я должен передать письмо и ключ только матери, а не молодой барышне. Привратница, может быть, станет меня спрашивать.

Эти люди вечно желают все знать. Если бы я знал, на каком этаже живет та дама, то вошел бы, не говоря ни слова, но я забыл об этом спросить, а мне забыли сказать… Но я поступлю, как лучше».

Он шел к воротам номера 19. В ту минуту, как он переходил через дорогу, он увидел выходящего из лавки торговца вином комиссионера, который набивал трубку.

Эжен вздрогнул и повернул назад.

«Черт возьми! — прошептал он. — Этот малый такой же комиссионер, как и я. Он полицейский агент. Я знаю их всех в лицо! Что он может тут делать? Надо быть острожным…»

Он вынул из кармана табак, свернул папироску и стал рассматривать мнимого комиссионера, который уселся перед лавкой.

Вдруг из дома вышел человек, уже в летах, похожий на провинциального приказчика, и, подойдя к комиссионеру, стал с ним разговаривать.

Посланец Рене чуть не вскрикнул от удивления. Приказчик из провинции тоже был агентом.

«Черт возьми! — подумал он. — Этот дом — настоящая мышеловка! Неужели надзор устроен по поводу моего посещения? Было бы глупо попасться. К черту поручение! Я не хочу возвращаться в тюрьму».

Он повернулся и пошел прочь. Но едва сделал он шагов двадцать, как пошел уже тише и наконец совсем остановился.