Начальник полиции и комиссар с изумлением слушали Плантада. Оба удивились остроумным выводам незначительного агента.

— Вы узнали это! — вскричал начальник.

— Да, — прошептал Плантад, скромно опуская глаза.

— Вы убеждены, что экипаж был на холме патронного завода?

— Совершенно убежден.

— И что жертва похитителей погибла?

— На это я не могу ответить; я должен остаться пока в области предположений, так как со вчерашнего дня прекратил следствие, говоря себе, что не имею приказания действовать и что мое несвоевременное усердие может заслужить упреки.

— Вы хороший служака, Плантад; я не подозревал ваших редких качеств.

Агент поклонился, покраснев от удовольствия и гордости.

— И, — продолжал начальник, — вы только вчера получили эти драгоценные результаты?

— Только вчера я мог тайно сравнить имевшиеся у меня отпечатки колес фиакра номер 13 и подков его лошади. Следы от экипажа были видимы четыре дня на глинистой дороге, размытой дождем.

— Вы видели полицейского комиссара Баньоле?

— Нет.

— Почему же?

— Я не мог сказать ему, кто я и с какой целью обращаюсь к нему. Я имел намерение пойти завтра, расспросить частных лиц, живущих недалеко от места происшествия, поискать в Баньоле следы поджигателей, наконец, поговорить с хозяином сгоревшего дома. Но я колебался, действуя на собственный страх. Я чувствовал себя неловко…

— Хотите продолжать эти поиски?

— По какому праву? Они поручены другим, и это не входит в мои обязанности.

— Вы ошибаетесь. С этой минуты вы — инспектор.

— Инспектор!… — вскричал агент, который, несмотря на свое самообладание, не смог скрыть радости.

— Действовать! Искать! Находить! Это моя мечта… Вы делаете меня счастливым…

— Завтра префект подпишет ваше назначение, и вы сейчас же приметесь за дело.

— Как выразить вам мою благодарность?

— Стать на высоту ваших новых обязанностей. Вы представите мне подробное донесение о ваших открытиях относительно дела фиакра номер 13 и принесете мне его, когда придете за картой инспектора. Затем сейчас же приметесь за дело…

— Мне было бы очень полезно прочесть все донесения, адресованные в префектуру полицейским комиссаром Баньоле.

— Они будут переданы вам. К вашим услугам будут четыре агента. Я вам представлю их завтра.

— Осмелюсь я просить об одной милости?

— Какой?

— Я просил бы позволить мне действовать одному.

— Пожалуй. Итак, до завтра, господин инспектор.

Плантад поклонился до земли и вышел вне себя от радости. Его мечты осуществлялись.

— Он родился полицейским, — сказал комиссар, когда дверь за агентом затворилась.

— Да, он доказал свой ум, — ответил начальник. — Я полагаю, что он окажет нам большие услуги. К тому же мы скоро увидим его в деле.

— Тефер будет вне себя.

— Да, он слишком скоро выдохся, я ожидал от него большего.

— Вы прикажете ему подать в отставку?

— Нет, он был нам много раз полезен, это было бы слишком жестоко. Я поручу ему осматривать меблированные комнаты.

На другой день в девять часов утра начальник полиции подал префекту на подпись назначение Плантада вместо Тефера.

Возвратившись к себе в кабинет, он нашел в нем донесения различных агентов, и в том числе Плантада, который составил его ночью и принес рано утром.

Прежде всего начальник прочел донесения агентов Тефера, они были положительно бессодержательны. Видно было, что эти люди, плохо направленные, сами не знали, что делают.

Донесение Тефера заключало только следующие строки:

« Следствие относительно дела фиакра номер 13 не имеет ни малейших шансов привести к чему-нибудь. Ни малейшего следа или указания. Однако я не теряю мужества. Но сделав все, что физически возможно, я рассчитываю теперь только на случай».

Начальник полиции пожал плечами и вскрыл конверт, заключавший в себе донесение нового инспектора Плантада.

Три большие страницы были исписаны мелким, сжатым почерком. Донесение было составлено ясно, кратко и логично. Все факты связывались один с другим, и открытия, сделанные до сих пор, давали надежду на скорое разрешение вопроса.

— Наконец-то, — прошептал начальник и, положив донесения, позвонил.

Вошедший дежурный получил приказание привести инспектора Тефера, и, минуту спустя, сообщник герцога Жоржа входил в кабинет.

— Тефер, — сказал без всяких предисловий начальник полиции, — ваши последние дела, без сомнения, утомили вас?

Этот неожиданный вопрос смутил полицейского; неопределенное беспокойство охватило его.

— Мои последние дела… — пробормотал он.

— Да. Я знаю, что вы в течение нескольких недель работали слишком много. И я вполне понимаю, что вследствие этого злоупотребления физическими и умственными силами тело утомляется и ум утрачивает свою обычную остроту.

Инспектор чувствовал приближение грозы, не зная, с какой стороны она идет. Тем не менее он не смутился, а принял удивленный вид.

— Я, без сомнения, не так понимаю то, что вы мне говорите, — сказал он. — Мне кажется, что мое усердие никогда не иссякало.

— Ваше усердие могло остаться то же, но ваши способности плохо служили ему. Я не обвиняю вас в нежелании, так как вы доказали усердие, и только констатирую, что в настоящее время вы лишились прежней проницательности.

— Позвольте узнать, на каких донесениях основывается такое суровое суждение?…

— На ваших собственных.

— На моих?… — с удивлением воскликнул полицейский.

— Да, вы один уменьшили мое к вам уважение…

— Не подразумеваете ли вы дело фиакра номер 13? — смело вскричал инспектор.

Начальник сделал утвердительный знак.

— Вот неодобрение, которого я не ожидал, — продолжал Тефер. — Моя совесть ни в чем меня не упрекает. Я трудился очень много, правда, результаты отрицательные, но это не моя вина. Я не могу найти того, чего нельзя найти.

— Нельзя найти?… Вы так думаете?…

— Твердо уверен!…

— Достаточно ли вы искали?

— Я сделал все, что мне казалось возможным сделать. Но я готов искать еще…

— Вы говорите, — перебил начальник полиции, — что сделали все возможное?…

— Да, по крайней мере, для меня, — ответил Тефер.

— Следовательно, вы сознаетесь, что ваш полицейский инстинкт ослабел?

Тефер вздрогнул и побледнел.

— Если бы вы, как прежде, умели решать задачи, по видимости неразрешимые, то вы нашли бы то, что нашли другие.

То, что чувствовал Тефер, было ужасно. Он видел, что начальник пристально глядит ему в лицо, и ему казалось, что пол колеблется у него под ногами.

Чтобы не выдать себя, он должен был призвать на помощь всю свою энергию и привычку к скрытности.

Его лицо выражало только удивление.

— Другие нашли следы воров фиакра номер 13? — спросил он. — Вы знаете, по какой дороге следовал украденный фиакр?!

— Да.

— Где он останавливался?…

— Да, да.

Тефер вытер лоб, на котором выступили капли холодного пота.

— Вы простите меня, господин начальник, — сказал он, — что я не соглашусь с вами. Но, мне кажется, что все то, что вы говорите, невозможно.

— Я дам вам доказательства. Фиакр, украденный на Восточной улице, служил для похищения женщины в квартале Люксембург. Затем он отвез эту женщину через Баньоле, на холм патронного завода, в дом, который час спустя сгорел…

— А!… — воскликнул полицейский громче, чем это позволяло приличие, чтобы скрыть свой ужас. — А! Я знал, что это невозможно!… Я три раза был в Баньоле и не слышал ничего подобного.

— Однако это так.

— Значит, воры арестованы?… Известно ли, что стало с женщиной?…

— Вы слишком торопитесь, мы дошли только до сгоревшего дома. Сегодня мы узнаем дальше.

Волнение Тефера несколько успокоилось.

Открытия, сделанные до сих пор, нисколько не компрометировали его.

«Что же? — думал он. — След фиакра найден, но развалины сгоревшего дома не скажут ничего».