— Да, сударыня. Мне срочно нужен врач для той дамы, что живет вместе со мной. Она заболела…
— Значит, те ужасные крики, что мы слышали…
— Да, сударыня, это кричала она.
— Я врач, сударь, — произнес Ришар; он только что закончил перевязывать доставленных в гостиницу раненых, — и готов вам помочь.
— Идемте же скорее, прошу вас, идемте со мной.
Когда они втроем вошли в столовую, девушка по-прежнему лежала на полу, судорожно извиваясь. Доктор Ришар склонился над ней. Пощупал пульс. Затем приподнял полузакрытые веки, разжал судорожно сжатые губы. Кровь изо рта больше не шла — лишь беловатая пена. Доктор внимательно посмотрел на Овида.
— Странная штука, сударь, — сказал он. — Вам приходилось бывать в Америке, не так ли? И вы знакомы с неким Кучиллино из Нью-Йорка?
Соливо смертельно побледнел, внезапно узнав врача: именно он двадцать один год назад на борту « Лорд-Мэра» беседовал с пожилым канадцем.
— Да, сударь, — с трудом произнес он.
— Нашатырь у вас есть? Он нужен мне, и как можно скорее! В противном случае я не ручаюсь за жизнь этой женщины.
— Через три минуты вы получите его, доктор, — сказала хозяйка гостиницы.
И выбежала из комнаты. Как только она скрылась из виду, врач подошел к Соливо и сказал:
— Вы не просто знакомы с проживающим в Нью-Йорке канадцем Кучиллино, вы купили у него настойку, известную там под названием «ликер истины».
Овид понял, что нет смысла отрицать, поэтому кивнул.
— По необходимости — или просто из любопытства — вы решили узнать, что на уме у этой девушки, и пустили в ход канадскую настойку, дабы привести ее в то состояние, в котором даже самые отъявленные лгуны говорят правду.
— Не отрицаю, но у меня были законные основания…
— Меня это мало волнует, — оборвал его врач. — Факт остается фактом: вам повезло, что вы случайно наткнулись именно на меня, ибо вы превысили дозу, и жизнь девушки теперь висит на волоске!
В этот момент вернулась хозяйка гостиницы. Взяв у нее пузырек с нашатырным спиртом, доктор Ришар накапал десять капель в стакан воды. Затем опустился на колени возле Аманды, с трудом разжал ей зубы и заставил выпить. Смесь оказала мгновенное действие. Конвульсии сразу же прекратились, тело девушки обмякло. Доктор заставил ее проглотить еще немного, затем сказал:
— Теперь остается лишь уложить ее в постель. По-моему, теперь она вне опасности. Завтра утром я зайду ее проведать.
Овид поклонился, что-то пробормотал, выражая свою благодарность, и доктор Ришар ушел. Дижонец замер возле кровати, на которой неподвижно лежала примерщица госпожи Огюстин.
— Какое счастье, что она не умерла, — прошептал он, — ибо мне сильно не поздоровилось бы от того заключения, которое написал бы доктор. Но плутовка вне опасности, так что бояться уже нечего. Врач решил, что речь идет о ревнивце, вздумавшем с помощью канадского зелья вырвать у любовницы признание в измене, и он никому ничего не расскажет… Странное совпадение! Ведь это именно тот человек, которого я встретил в день своего приезда сюда в лесу со стариком. И я никак не мог вспомнить, где видел его прежде… Теперь ясно: на борту « Лорд-Мэра». Он расспрашивал канадца о свойствах «ликера истины»… И надо же так случиться, что он оказался здесь и спас Аманду! Любой другой ничего бы не понял и решил, что это — отравление. Мне определенно везет! Теперь я знаю все, о чем думает милое дитя, а сведущий человек, как говорят в народе, двух несведущих стоит! И правильно говорят. Я все время начеку, и Аманда не сможет уже мне ничем навредить…
Глава 2
Люси пребывала во власти смертельной тоски. Воскресенье прошло, а Люсьен, изменив вдруг своим привычкам, так и не пришел. И никакой весточки не прислал… ни словечка не написал… даже не извинился… Что кроется за этим внезапным исчезновением, какую угрозу таит в себе его молчание? Тщетно бедная девушка ломала голову над этой загадкой.
Жанна страдала тоже и, может быть, даже больше, чем дочь, но не было у нее ни сил, ни храбрости, чтобы рассказать всю правду. Час за часом Люси становилась все мрачнее и печальнее. Ведь, судя по всему, Люсьен бросил ее. И в сердце девушки кровоточила теперь глубокая рана. По побледневшим щекам катились крупные слезы, но она даже не осознавала этого.
Люси терпеливо ждала еще два дня, но душевная боль стала просто непереносимой, и она решила, что нужно все узнать, и написала Люсьену письмо. Но ответа не получила. Молчание Люсьена было страшным ударом для нее.
— Она отняла его у меня! — прошептала девушка. — Она украла его у меня!
И душу ее ожгла ревность.
— Ну что ж! — решила она. — Тогда я сама к нему пойду; не для того, чтобы выклянчивать у него любовь и упрекать за предательство, нет, но чтобы узнать, почему он так подло бросил меня.
Люсьен заканчивал работу на заводе в семь; в половине восьмого Люси явилась на улицу Миромесниль. Ей уже несколько раз доводилось провожать Люсьена до дверей этого дома, и он показал ей окна своей квартиры; поэтому она знала, что он живет на четвертом этаже, но понятия не имела, какая из дверей на площадке ведет в его жилище. Так что ей пришлось обратиться в привратницкую. Привратник с женой сидели за ужином.
— Простите, где живет господин Лабру? — запинаясь, спросила Люси.
— Четвертый этаж, дверь… — начала было консьержка.
Но муж толкнул ее локтем в бок.
— Господина Лабру дома нет, — сухо заявил он, — господин Лабру уехал.
— Уехал! — повторила девушка. — И надолго?
— Знать не знаем. Господин Лабру не имеет обыкновения отчитываться перед нами.
Опустив голову, Люси вышла.
— Ну и бестолочь же ты! Забыла, о чем просил нас господин Люсьен? — вскричал привратник, как только они с женой остались одни. — « Если меня будет спрашивать женщина, то будь она в годах или совсем молоденькая, отвечайте, что я уехал». Неужели неясно?
Люси медленно перешла на другую сторону улицы.
«Если Люсьен и в самом деле в отъезде, — думала она, — он, наверное, потом это как-то объяснит».
Прежде чем отправиться домой, девушка остановилась и, подняв голову, взглянула на окна квартиры Люсьена. И внезапно вздрогнула, смертельно побледнев: в его квартире горел свет.
— Ах! — сдавленно произнесла она. — Они солгали мне: Люсьен дома… Зачем они это сделали?
Стараясь ступать как можно тверже, Люси перешла через улицу и вновь вошла в дом. Консьерж, собираясь закрыть ворота, вышел в этот момент из привратницкой и узнал девушку.
— Как, это опять вы! — сказал он, преграждая ей путь.
— Да, это я. Вы обманули меня: господин Лабру не уехал.
— Я ответил вам то, что и должен был ответить.
— Но господин Лабру дома!
— Вы, барышня, определенно умом повредились!
Грубый тон, обидные слова возмутили Люси.
— Что вы себе позволяете, сударь, вы даже не знаете, с кем разговариваете! — воскликнула она.
— С кем? — с усмешкой произнес консьерж. — С вами, черт побери! Нам вас достаточно хорошо описали, вот мы и сказали то, что было велено… Ведь именно вас нам и запретили пропускать в дом! И велел нам это господин Лабру. А! Вы, значит, видели свет в окнах. Ну так знайте: да, он дома, но не желает видеть вас.
Люси почувствовала, что у нее подгибаются ноги. Девушку охватила дрожь.
— Так, значит, — едва слышно пролепетала она, — меня описал вам господин Лабру? И велел не пускать к нему?
— Господи, ну конечно же! И я вас туда не пущу…
Люси вышла, пошатываясь, и пошла куда глаза глядят, оторопевшая почти до безумия; она ничего не понимала, ибо в голове у нее вдруг сделалось совсем пусто. Однако постепенно она пришла в себя, к ней вернулась способность размышлять, а вместе с ней — сознание жестокой реальности. Пожалуй, более страшного удара ей нанести было невозможно. Люсьен позаботился о том, чтобы в привратницкой знали, как она выглядит; он запретил пропускать ее в дом. Он ее не только бросил, не только не хотел больше видеть, но еще и устроил так, чтобы ее оскорбляли и гнали какие-то людишки, словно она интриганка или уличная девка. Это невероятно, необъяснимо, чудовищно, но это так.