— Ну, сударыня! Чего, скажите на милость, бояться невиновной Жанне Фортье? Впрочем, тот факт, что она покупала керосин, доказывает не только ее виновность, но и преднамеренность содеянного.

— А что могло толкнуть эту несчастную на преступление?

— Во-первых, месть, а во-вторых — алчность.

— Она и в самом деле украла деньги?

— Если это и не доказано, то, по крайней мере, более чем вероятно. Господин Лабру убит в коридоре, ведущем в его кабинет. Труп обнаружили именно там. Зачем бы убийце находиться в таком месте, если не для того, чтобы украсть весьма значительную сумму, о наличии в сейфе которой ей было известно?

— Короче говоря, все подозрения падают на Жанну Фортье?

Следователь устремил на госпожу Бертэн взгляд, в котором читалось живейшее любопытство.

— Ни о ком другом мы даже не слышали, — наконец сказал он. — У вас, сударыня, есть какие-либо подозрения?

— Сударь, я должна рассказать вам все, что знаю, и даже то, о чем думаю. В тот день, когда брат приехал в Сен-Жерве проведать заболевшего сына, мы с ним довольно долго разговаривали. Как вам известно, брат мой — изобретатель. Совсем недавно он изобрел гильошировальную машину, способную работать на выпуклых поверхностях; в скором времени она, как он полагал, должна была принести ему огромное состояние; все чертежи он уже сделал и хранил в строжайшей тайне. И как раз намеревался приступить к изготовлению образца.

— И что же, сударыня?

— Я только что сказала, что он хранил чертежи в строжайшей тайне. Это не совсем так.

— Значит, господин Лабру с кем-то поделился своими планами?

— Да, с человеком, которому вполне могла прийти в голову мысль завладеть изобретением, использовать чертежи в своих интересах и обогатиться в ущерб настоящему изобретателю. Если это допустить, то тогда все: кража, поджог завода, убийство хозяина становится понятным, ибо я не думаю, чтобы женщина могла натворить такое, какова бы ни была ее физическая сила.

— И кому же господин Лабру доверил свой секрет?

— Старшему мастеру завода, Жаку Гаро.

Кассир Рику аж подскочил. На лице следователя отразилось чуть ли не насмешливое сострадание.

— Заблуждаетесь, сударыня… — сказал он затем. — Если и есть в данной ситуации человек вне всяких подозрений, так это именно тот, кого вы назвали.

— Почему?

— Потому что он мертв.

— Мертв! — воскликнула госпожа Бертэн.

— Да, сударыня, пал жертвой собственной преданности: бросился в огонь, чтобы спасти бумаги и деньги господина Лабру!

— Я лично могу подтвердить это. Собственными глазами видел, как на него рухнула крыша флигеля, повергнув его в такое пекло, что мы даже трупа найти не можем! Жак Гаро принял на себя муку, выполняя свой долг!

— Мертв! — воскликнула госпожа Бертэн. — Вы правы, сударь, и простите меня за дурацкое обвинение. Мне ничего не сказали о трагической смерти этого славного человека.

— Прощать вас, госпожа Бертэн, мне решительно не за что. Вы, как и мы, хотите, чтобы убийца вашего брата был наказан, вот и пытаетесь его найти, это вполне естественно. Но поверьте: единственный и самый настоящий виновник — то отвратительное существо, на которое указывают все улики, которое разоблачают все обстоятельства: Жанна Фортье. Имеете ли вы еще что-либо сообщить, сударыня?

— Нет, сударь.

— Тогда вы свободны. Если вы опять мне понадобитесь, буду иметь честь сообщить вам об этом письменно.

— Всегда к вашим услугам.

Жанна с сыном получили в доме кюре Ложье столь необходимую для них первую помощь. Пара чашек бульона и немножко старого бордо придали сил этим несчастным, совсем измученным и умирающим от голода созданиям.

— Чуть позже вы как следует пообедаете, — сказала сестра священника, дабы положить конец излияниям благодарности со стороны Жанны. — Потом отдохнете, в чем, похоже, очень нуждаетесь. Вам пришлось долго идти пешком?

— О! Да, сударыня… долго… очень долго… — воскликнул Жорж. Он по-прежнему сидел в обнимку со своей лошадкой. — И я очень устал… хотя мамочка почти все время несла меня на руках.

— Ну что ж! Тогда ты, милый, поспи немножко перед обедом… — сказала госпожа Дарье, обнимая ребенка. — И вы тоже, бедняжка, — добавила она, обращаясь к Жанне. — Брижитт приготовила вам постель, на которой вы сможете отдохнуть как следует.

Молодая вдова разрыдалась. Глубокая признательность переполняла ей душу.

— О! Спасибо! — пролепетала она.

— Сударыня, — спросил Жорж, — а можно мне взять с собой лошадку?

— Конечно, милый, возьми ее с собой.

Жанна взяла сына за руку. И оба они отправились вслед за госпожой Дарье в приготовленную для них комнату.

— Спите спокойно, — сказала сестра священника. — К обеду вас разбудят.

— Еще раз спасибо, сударыня… и благослови вас Господь!

— О! Да, сударыня… — добавил Жорж, взяв руку Клариссы Дарье и прижав ее к своим губам.

И та почувствовала, как по щекам у нее скатились две слезинки. Она еще раз обняла ребенка и вышла, дабы скрыть охватившее ее волнение. Когда она вернулась в сад, Этьен и аббат Ложье разговаривали, строя догадки о том, что за стечение обстоятельств привело несчастную к дверям дома священника в столь измученном и голодном состоянии.

— « Трагедия нищеты!», как пишут в газетах, — сказал кюре.

— Обманутых девушек, брошенных мужьями женщин немало, и всем им приходится в одиночку сражаться с превратностями судьбы, — заметил Этьен. — Наверное, и эта несчастная к ним принадлежит.

— Она не из местных, — сказала Кларисса. — По тому, как она устала, видно, что пришла издалека. А по лицу заметно, что ей довелось немало пережить: на нем лежит печать глубоких страданий.

— Очень выразительное у нее лицо, и я непременно его нарисую, — воскликнул художник.

— Чем ты собираешься ей помочь, братец? — спросила госпожа Дарье.

— Тем же, чем остальным, приходящим сюда. Когда как следует отдохнет, дадим ей денег и отпустим с миром.

И господин Ложье вновь открыл свой требник. Этьен взялся за кисти, потом положил их на место, схватил карандаш и принялся по памяти набрасывать в блокноте черты явившейся к ним незнакомки. Снова раздался звон колокольчика у ворот — в сад вошел деревенский почтальон, изо дня в день в один и тот же час приносивший парижскую газету.

Господин Ложье вскрыл бандероль, развернул газету и неспешно, не упуская ни строчки, принялся читать. Вскоре он дошел до второй страницы, где была напечатана пространная статья под следующим заголовком: « Тройное преступление».

Аббат принялся ее читать. По мере того как он углублялся в нее, брови его сдвигались все больше, и вдруг он удивленно охнул, заставив Этьена вздрогнуть и оторваться от работы. Художник поднял глаза.

— Что-нибудь интересное, дорогой аббат? — спросил он.

— Да, в высшей степени интересное для меня, да и вас может заинтересовать. Вещь ужасная и совершенно непонятная…

— Что еще такое? — воскликнула госпожа Дарье, как раз в этот момент вышедшая из дома.

— Идите сюда оба, — сказал кюре, понизив голос, — садитесь и слушайте…

Этьен и Кларисса, страшно заинтригованные, уселись возле него. Все таким же тихим голосом аббат Ложье начал читать:

« В предыдущую ночь в Альфорвилле было совершено тройное преступление — заранее обдуманное и исполненное с ужасающим хладнокровием. Мощного предприятия, принадлежавшего инженеру Жюлю Лабру и расположенного в некотором удалении от населенных мест, больше не существует. Огонь, разведенный преступной рукой, превратил его в руины, а сам инженер, неожиданно среди ночи вернувшийся из поездки, был убит поджигательницей, которую застал на месте преступления в тот момент, когда она совершала кражу.

Инженер Лабру — не единственная жертва. В огне погиб старший мастер завода Жак Гаро, попытавшийся — исключительно из преданности — спасти сейф с деньгами.