Человек лет шестидесяти взял стоявший на столе огромный букет. Тут же, словно по мановению волшебной палочки, воцарилась тишина. Вошла Жанна Фортье.

— Да здравствует Лиз Перрен! — послышалось отовсюду; человек с букетом подошел к виновнице торжества.

— Мамаша Лизон, — взволнованно произнес он, — примите этот букет в знак признательности от всех ваших друзей.

И в просторном зале вновь зазвучало дружное «Да здравствует Лиз Перрен!» Разносчица хлеба вытерла платочком глаза. Все бросились обнимать и целовать ее; охваченная вполне понятным волнением, она не знала, что и делать.

— Обед готов! Все за стол! — скомандовала хозяйка « Привала булочников».

ТуранЖо с Лионцем усадили Жанну на почетное место. Банкет начался. Овид Соливо, сидевший в том же ряду, чуть ли не под боком у Жанны, вносил заметное оживление, постоянно смеша окружающих.

Агенты полиции тоже, в некотором роде, не остались в стороне от общего праздника. Поданный им обед оказался на редкость вкусным. Аманда с тревогой и нетерпением лихорадочно ждала развязки этого спектакля, начало которого весьма смахивало на водевиль, а конец, по всей вероятности, станет настоящей драмой. Поэтому лишь ей одной казалось, что время тянется слишком медленно.

В половине четвертого принесли кофе. Марианна, охваченная нервной дрожью, ждала условного сигнала Соливо. Подойдя к столу, на котором были выстроены в ряд бутылки с ликером, она достала из кармана маленький графинчик и поставила его на видное место. Овид, уже несколько минут беспрестанно на нее поглядывавший, заметил это и тут же поднялся.

— Ах ты, ну ты! — воскликнул Туранжо. — Сейчас дижонец отколет какой-нибудь номер!

— Непременно, друзья, раз уж меня удостоили чести присутствовать на этом празднике, — заявил Овид, отвесив весьма комичный поклон. — Готов хоть петь, хоть плясать сколько вам угодно, но сначала прошу предоставить мне возможность сказать кое-что.

— Говори, мы все тебя просим! — воскликнул Лионец. — Валяй, приятель.

— Прежде чем я впервые появился в « Привале булочников», я не был знаком с мамашей Лизон, но вы просто заразили меня своей любовью и уважением к ней. Она достойная и славная женщина. Я счастлив, что могу преподнести ей небольшой подарок, и буду очень горд, если она согласится принять его.

Овид направился к Жанне Фортье; она встала и повернулась к нему.

— Госпожа Перрен, — произнес негодяй, протягивая ей сафьяновую коробочку, — вы доставите мне большое удовольствие, если согласитесь принять это от меня, и для меня будет большой честью, если вы позволите вас расцеловать.

Жанна послушно подставила щеку, и сообщник Поля Армана, словно Иуда, расцеловал ее. Все восторженно аплодировали; затем Жанна Фортье открыла хорошенький сафьяновый футлярчик и ахнула от восхищения. Подарок пошел по рукам — все, естественно, восторгались.

— Ну, дижонец, поздравляю, мальчик мой! Уж вы-то явно умеете вести себя с дамами, — сказала хозяйка. — На редкость славная вещичка! И нам непременно нужно выпить по этому поводу…

— Все предусмотрено, я угощаю всех присутствующих настоящим шартрезом.

Марианна тут же устремилась вперед, держа в обеих руках по графинчику с изумрудно-зеленой жидкостью.

— Сначала нальем вам, мамаша Лизон, — сказал она.

Жанна протянула свою рюмку. Девушка наполнила ее до краев и обратилась к Соливо:

— А теперь вам, господин дижонец.

С ловкостью фокусника Марианна мгновенно поменяла местами графины и налила Овиду шартреза, в который он сам подмешал канадского зелья.

— Ваше здоровье, мамаша Лизон! — весело произнес негодяй. — Пожалуйста, давайте-ка чокнемся.

— От всей души спасибо.

Рюмки стукнулись, а затем Соливо и разносчица хлеба осушили их до дна. Аманда, внимательно наблюдая за происходящим, не сводила глаз с Овида; на висках у нее выступил пот. Когда же она увидела, что Соливо выпил все до капли, глаза у нее засветились, словно у тигрицы.

— Теперь тебе конец, бандит! — прошептала она.

— По-моему, мы уже вовсю наплакались от умиления, — сказал Лионец. — Пришло время и повеселиться. Сейчас будем рассказывать веселые истории. Все по очереди…

— Сначала дижонец! — воскликнул Туранжо. — Пусть начинает дижонец!

И все, собравшиеся в украшенном фонариками зале, принялись, притопывая ногами, дружно скандировать:

— Дижонец… дижонец…

Овид поднялся и начал было рассказывать, но вдруг умолк и провел рукой по лбу: память, похоже, внезапно изменила ему. В голове все словно мраком покрылось. Канадский «ликерчик» начинал действовать.

Марианна, поневоле разволновавшись, смотрела на него почти с ужасом. Агенты полиции, облокотившись на стол, насторожились.

— Ты что, дижонец, решил на завтра отложить? — кричали со всех сторон.

Овид медленно обвел всех присутствующих лишенным какого бы то ни было выражения взглядом.

— Что-то веселенькое… — как-то странно, не своим голосом, произнес он. — Да, я должен рассказать вам что-то очень веселенькое!

Вел себя Соливо более чем странно, глаза у него выкатились из орбит, и все присутствующие поневоле опешили.

— Вот еще! — воскликнула хозяйка. — Он что, с ума, что ли, сходит?

— Я-то совсем не сумасшедший, милые мои, — заявил злодей, — это вы тут все спятили…

— Ну же, хватит, — сказала хозяйка, подходя к дижонцу, — возьмите себя в руки, опомнитесь наконец, господин Пьер Лебрен…

— Эта толстуха и точно умом повредилась! Никакой я не Пьер Лебрен… Меня зовут Овид Соливо… И никакой я не булочник, я — буржуа и живу на ренту, потому что мой двоюродный брат — миллионер, вы все о нем много слышали… Мой двоюродный брат — Поль Арман…

Жанна Фортье вздрогнула и смертельно побледнела. Люди окружили Овида и, с удивлением разглядывая его, слушали с некоторым беспокойством.

А он продолжал:

— Поль Арман… вы все много раз о нем слышали… выдающийся инженер, у него завод в Курбвуа… Я вам сказал, что он мой двоюродный брат… Ну так вот! Брат, да не совсем… Мы с ним вообще-то никакие не родственники. Да он просто-напросто вор… вор, поджигатель и убийца… честное слово! Мы познакомились двадцать один год назад на корабле « Лорд-Мэр»… Этот тип сбежал из Франции, совершив целую кучу преступлений! И взял чужое имя… имя моего двоюродного брата, скончавшегося незадолго до этого… Ну я-то тоже не дурак, прижучил его как следует, вот и живу теперь припеваючи на его денежки… О! Их у него очень много. У Поля Армана — миллионы, а на самом деле его зовут Жак Гаро!

— Жак Гаро! — воскликнула разносчица хлеба; забыв обо всем, она бросилась к Овиду и схватила его за руку. — Вы сказали, что Поля Армана на самом деле зовут Жак Гаро? Вы же так сказали, правда?

Глаза Соливо засверкали; лицо его внезапно исказилось.

— Да, я так и сказал… Сказал и еще раз могу повторить… Он — Жак Гаро; вор, поджигатель и убийца. Двадцать один год назад в Альфорвилле он зарезал своего хозяина!… А! Ему, конечно же, и в голову не могло прийти, что потом я все это сумею разузнать… Но я подозревал кое-что и поэтому подлил ему, как и тебе сейчас, Лиз Перрен, канадского «ликерчика» — от него кто угодно заговорит, даже если того и не хочет! Так что ты, старушка, сейчас тоже заговоришь… затрещишь, как сорока…

— Я? — не веря своим ушам, переспросила Жанна. — Это он о чем?

— О том, — пояснила Марианна, — что он это дьявольское зелье заготовил для вас, да только вышло так, что он сам его наглотался.

Овид ничего не слышал. Глаза его налились кровью, тело уже сотрясали судороги, но он продолжал:

— Канадский «ликерчик» заставит тебя сейчас признаться во всеуслышание, что вовсе ты не Лиз Перрен… а Жанна Фортье.

— Замолчите! Замолчите! — в беспредельном ужасе вскричала разносчица хлеба.

— Да, Жанна Фортье, — продолжал Соливо, — та самая Жанна Фортье, дочь которой я пытался убить… Жанна Фортье, на голову которой я хотел обрушить люльку на улице Жи-ле-Кер, только ничего не вышло. Жанна Фортье, приговоренная к пожизненному заключению и сбежавшая из клермонской тюрьмы!