За обедом он сказал лакею:

— Достаньте мой самый маленький чемодан, положите туда белье и одежду, которые могут понадобиться мне в течение двух-трех дней; если кто-то будет меня спрашивать, отвечайте, что я просто вышел куда-то по делам; даже если это будет господин Жорж Дарье.

Врач сказал, что Люси больна очень серьезно. И жизнь Жанны превратилась в чудовищный кошмар. Утром она отправлялась в булочную Лебре. Закончив работу, бежала скорей к больной, возле которой сидела до того времени, когда опять нужно было спешить на улицу Дофина на вечернюю разноску хлеба. Ночами напролет Жанна плакала и молилась, не смыкая глаз; ей даже в голову не приходило, что она может прилечь и хоть чуть-чуть поспать. Так — в смертельном страхе — Жанна провела четыре дня, когда наконец доктор объявил, что опасность миновала и теперь больная пойдет на поправку. Жанна смогла перевести дух.

Она внезапно вспомнила, что собиралась пойти к адвокату, Жоржу Дарье, и что у нее лежат потерянные им документы. Напуганная болезнью дочери, она совершенно забыла об этом.

Теперь, когда опасность миновала, нужно было попытаться наказать тех, кто, пролив свет на прошлое матери невинной девушки, причинил ей столько зла и не только разбил ей сердце, но и обрек на нищету.

В понедельник, доставив всем клиентам хлеб, Жанна отправилась на улицу Бонапарта.

Мадлен провела ее в гостиную возле кабинета адвоката. Входя, Жанна ощутила странное волнение. Сердце, казалось, вот-вот вырвется из груди, вдруг ставшей для него слишком тесной.

Потом она вошла в кабинет и оказалась лицом к лицу с Жоржем Дарье.

Адвокат встал и посмотрел на посетительницу. Увидев его лицо, ощутив на себе его взгляд, Жанна Фортье почувствовала, как по телу у нее побежали мурашки, а глаза вдруг затуманились слезами.

— Вы хотели поговорить со мной, сударыня? — доброжелательно, почти ласково спросил молодой человек.

Услышав его голос, разносчица хлеба ощутила нечто вроде головокружения. И вынуждена была опереться на спинку стоящего возле нее стула.

— Присядьте, пожалуйста, — произнес Жорж, указывая на стул, — и расскажите, что привело вас сюда…

— Несколько дней назад вы, сударь, потеряли… какие-то бумаги…

— В самом деле. И очень важные бумаги. Неужели вы их нашли?

Жанна достала из кармана фартука конверт и протянула его Жоржу.

— Вот то, что вы потеряли, сударь, проверьте, все ли на месте.

Молодой адвокат поспешил просмотреть документы.

— Все в порядке, вы оказали мне огромную услугу и, надеюсь, не будете возражать, если я вручу вам соответствующее вознаграждение…

— Нет, нет, — поспешно сказала Жанна. — Я ничего от вас не приму. Бумаги ваши; я их нашла, вот и возвращаю… Это мой долг, и как можно брать за это деньги?…

Жорж ощутил вдруг нечто странное: голос Жанны пробудил в нем какие-то смутные воспоминания — казалось, когда-то, очень давно, он уже слышал его.

— Не смею настаивать, сударыня, — сказал он, — опасаясь обидеть вашу скромность — излишнюю, может быть, но вызывающую во мне желание почтительно склониться перед нею. И спешу заметить, что, если когда-либо смогу быть вам полезен, непременно — о чем бы ни шла речь — буду счастлив оплатить свой долг…

— Ваши добрые слова придают мне храбрости, — произнесла Жанна; ей и в самом деле стало как-то спокойнее в обществе молодого человека. — И поэтому я позволю себе попросить у вас совета.

— О чем же вы хотите посоветоваться со мной?

— Речь пойдет не обо мне, а об одной очень несчастной девушке — сироте.

— Готов сделать все, что в моих силах, — ответил Жорж; голос посетительницы все больше волновал его. — Чем я могу ей помочь?

Некоторое время Жанна собиралась с мыслями, потом вдруг спросила:

— Скажите, сударь, можно ли, не нарушая при этом закона, вменять в вину ребенку преступление, совершенное матерью? Разве кто-то вправе разбивать ему сердце, отравлять жизнь, лишать работы, единственного источника средств существования, рассказывая всем о прошлом его матери? Разве тот, кто делает такое, не должен понести наказание?

Жорж с удивлением и любопытством посмотрел на посетительницу и ответил:

— Безусловно, убивать морально ни в чем не повинного человека, раскрывая секреты его семьи, — чудовищное преступление, но те подлейшие из людей, что способны учинить подобное, неподвластны закону. Ведь если они при этом не лгут, их нельзя обвинить даже в диффамации.

— Итак, представьте себе, — лихорадочно заговорила Жанна, — рождается девочка, ни в чем не повинный младенец. Ей всего лишь несколько месяцев, а она лишается матери, осужденной за чудовищное преступление. Кормилице больше никто не платит, и она сдает ребенка в приют. Девочка подрастает; страшную тайну хранят от нее в секрете. Приходит время, и она оказывается в этом мире совсем одна, без всякой поддержки; она честно зарабатывает себе на жизнь, ни в чем не теряя своего достоинства и оставаясь чиста, как ангел. Потом она встречает славного парня, такого же бедного, как она сама. Они любят друг друга и признаются в своей любви. Несмотря на бедность, счастье улыбается им. У них впереди вся жизнь. И они решают пожениться. Увы! Они не учли, что в этой жизни не всегда везет, и на свете есть очень злые люди!

Выслушайте меня, сударь, выслушайте и сами рассудите! У некоего промышленника-миллионера есть единственная дочь. И она влюбляется в жениха бедной девушки, что выросла в приюте; тогда миллионер говорит молодому человеку: « Я предлагаю вам состояние, большое состояние. Женитесь на моей дочери». Но тот — порядочный парень и чужд корысти; к тому же он любит другую и поэтому отказывается. Дочь миллионера не желает смириться с этим. Она идет к своей нищей сопернице и предлагает ей кучу денег, лишь бы та отказалась от жениха и уехала куда-нибудь подальше, за пределы Франции. Разумеется, бедная девушка с вполне законным презрением отвергает такое предложение.

И тут этих несчастных отца с дочерью словно бесы обуяли; знаете, что они делают? Роются в прошлом; причем не сироты — у нее и прошлого-то нет, — а ее матери; обнаруживают позорное пятно на ее имени и, вооружившись этим фактом, идут к юноше и бросают ему в лицо: « Несчастный безумец, да ты просто ослеп, ибо та, кого ты любишь, та, на ком ты собрался жениться, — дочь негодяйки, отправленной в тюрьму за убийство; и убила она не кого-нибудь, а твоего родного отца!»

Жанна умолкла на мгновение. Она задыхалась. Ей не хватало воздуха.

— Ведь это ужасно, сударь, правда? Не только брак становится невозможен, но еще и любящие друг друга юноша с девушкой должны стать врагами. Но и это еще не все! Мало им было поразить девушку в самое сердце, мало пронзить насквозь ее душу, так понадобилось еще и куска хлеба лишить. Она работала на одном весьма солидном предприятии.

И вот хозяйке в присутствии несчастной девушки объявляют: « Она — дочь женщины, осужденной за убийство, кражу и поджог, она позорит ваше заведение. Если она и дальше будет у вас работать, вы лишитесь своих клиентов. И ваше предприятие разорится. Так что гоните ее вон!» И ее выгоняют!.

Девушка в полном отчаянии; не в силах вынести последнего удара, она заболевает, и очень тяжело, так что много дней подряд находится между жизнью и смертью. В ее сердце теперь — кровоточащая рана, и она никогда не зарубцуется. Вряд ли человеческое существо можно обречь на большие страдание, а вы говорите, что закон бессилен против негодяев, способных подвергать подобным пыткам ни в чем не повинное создание; да ведь они в конце концов просто убьют ее! Так вот, сударь: если закон и в самом деле таков, то это подлый закон!

— Но о ком вы рассказываете? — спросил Жорж: рассказ женщины вызвал в нем глубокое сочувствие, взволновал и потряс его.

— О ком? — произнесла разносчица хлеба. — О Люси Фортье.

— Я так и думал… я, собственно, уже догадался. Значит, они в своей жестокости докатились и до этого? И Люси лишилась теперь даже работы?