Многое из сказанного — ложь, и катары не говорили таких глупостей, которые им приписал их ненавистник. Скорее всего, он слышал какие-то речи, но совершенно их не понял. Но как видите, мысль о том, что у Христа была возлюбленная жена, эта мысль в южной Франции не считалась крамольной, поскольку речь тут шла о Христе-пророке, а не о благом, то есть полностью лишенном материальности Боге. Эта мысль совсем рядом с исламским пониманием Христа только как пророка, такого же, как Мухаммед. Теперь становится яснее, что сарацины и европейцы могли найти общий язык. К тому же не стоит думать, что все рыцари были безграмотны и умели только махать мечом. Получившие хорошее образование богатые южные рыцари любили книги, они многое знали, а если и не знали — то очень быстро учились. К тому же на Востоке они встретили родственных себе людей — отважных, гордых, неколебимых, словом, таких же, как и они сами. Это были ассасины. Именно за особые отношения с ассасинами у тамплиеров возникали конфликты с Римом.
В самом исламе, так же как и в христианстве, постоянно возникали свои еретические течения. В Каире, например, получило распространение учение Дойяль-Доата, создавшего нечто вроде тайной организации с девятью степениями посвящения. По словам Ч. Геккертона, «Дойяль-Доат, или верховный проповедник и судья, разделял власть с государем. Собрания бывали в Каирской ложе, в которой было много книг и научных инструментов; наука была видимой целью, но настоящая цель была совсем другая. Курс учения разделялся на девять степеней. Первая старалась внушить ученику доверие к его учителю, который должен был разрешить все сомнения ученика. Для этой цели коварные вопросы показывали ученику нелепость буквального смысла Корана и тайные намеки давали понять, что под этой скорлупой скрывалось сладкое и питательное ядро; но инструкции далее не шли, если ученик не обязывался страшными клятвами слепо верить и вполне повиноваться своему наставнику. Вторая степень учила признавать имамов, или руководителей, назначенных Господом, источниками всякого знания. Третья степень сообщала ученику число тех блаженных или священных имамов; и число их было мистическое — семь. Четвертая сообщала им, что Бог послал в мир семь законодателей и у каждого было семь помощников, называемых немыми, между тем как законодатели назывались говорящими. Пятая сообщала, что у каждого из этих помощников было двенадцать апостолов. Шестая сообщала адепту правила Корана, его учили, что все догматы религии должны быть подчинены правилам философии; ему также объясняли систему Платона и Аристотеля. Седьмая степень обнимала мистический пантеизм. Восьмая опять ставила перед учеником догматические правила мусульманского закона, оценивая их по справедливости. Девятая степень окончательно, как закономерный результат всех предыдущих, учила, что ничему не надо верить и что все законно». В горах Кавказа появился Закрытый Покрывалом Пророк — «Гакем-бен-Гашем носил золотую маску и учил тому, что Бог принял человеческую форму с того дня, как приказал ангелам обожать первого человека, и с этого самого дня божественная натура переходила от пророка к пророку и дошла до него; что после смерти злые люди превращаются в зверей, а добрые переходят к Богу, и он, считавший себя очень добрым, для того чтобы никаких следов его тела не нашлось и чтобы люди думали, что он, как Ромул, вознесся на небо, — бросился в колодезь, наполненный едким веществом, которое истребило его тело».
Из каирской школы Дойяль-Доата вышел и родоначальник ассасинов Старец горы, или Хасан ибн Саббах. Это был мужественный воин и мудрый учитель, но при султанском дворе он нажил очень много врагов, в результате однажды по наговору его решили отправить в ссылку, уже подготовили корабль, чтобы загрузить его туда, но, по легенде, «поднялась буря, все сочли себя погибшими. Но Хасан, приняв повелительный вид, воскликнул: «Господь обещал мне, что со мной не случится ничего дурного!» Вдруг буря утихла, матросы закричали: «Чудо!» и сделались последователями Хасана. Хасан прошел Персию, проповедуя и набирая прозелитов, и, захватив крепость Аламут, на границе Ирака, которую назвал Домом богатства, учредил там свое правление». Для тамплиеров Аламут не был никакой легендой. В этот Аламут они не однажды посылали свои посольства, и к ним в Святой город приходили посольства из Аламута. Сам Хасан был сложным человеком, с неукротимым нравом, своих подданных, собравшихся в Аламуте, он держал в железной руке. Аламут начинался как философская школа и закончил как школа убийц. Поселившись вдали от Каира и дворцовых интриг, Хасан сразу же ввел нововведения: из десяти степеней обучения оставил всего семь, переработал и учение ордена. «Первая степень, — говорит Ч. Гек-кертон, — предписывала наставнику внимательно наблюдать за характером кандидата, прежде чем принять его в орден. Вторая убеждала его приобрести доверие кандидата, льстя его наклонностям и страстям; третья — запутать его сомнениями и затруднениями, показывая нелепость Корана; четвертая — исторгнуть у него торжественную клятву верности и повиновения, с обещанием изложить его сомнения перед наставником; и пятая — показывать ему, что самые знаменитые люди в церкви и государстве принадлежали к тайному ордену. Шестая, называемая «утверждением», заставляла наставника экзаменовать прозелита по всему предшествовавшему курсу и утвердить его в нем. Седьмая, наконец, называемая «изложением аллегории», давала ключ к секте». В целом смысл учения был в том, чтобы не относиться к жизни, как к чему-то безмерно дорогому, быть верным, уметь умереть или убить, если этого требует Орден.
О том, как «соблазняли» ассасины простых мусульман и вербовали их в свои ряды, в одном из романов пишет Октавиан Стампос:
«Сначала в селении или в городе появлялся приятной наружности человек, напоминавший собой всеми уважаемых паломников в Мекку, и начинал прилежно вести самый благочестивый образ жизни. При этом он старался не привлекать к себе взоров и сердец окружающих его людей. Разумеется, происходило совершенно обратное мнимым чаяниям мнимого хаджи, и вскоре люди начинали обращать к праведному пришельцу свои удивленные взоры и свои алчущие истины сердца.
Тогда начинался час следующего искушения, и если к рафези приходил человек образованный, то тайный посланник нечистого начинал вести с ним нескончаемые диспуты по поводу догматических трудностей веры, то и дело обескураживая собеседника странными вопросами вроде того, почему Богу потребовалось для создания мира целых шесть дней, хотя Ему не доставило бы труда произвести все потребное в мгновение ока. И если никакие каверзные вопросы и уловки не могли поколебать сердца и рассудка собеседника, а сам рафези убеждался, что человека не удастся отклонить в сторону, то он непременно выражал самое глубокое почтение перед познаниями и убеждениями искушаемого и, что называется, отходил от него прочь, стараясь более не вступать с ним ни в какие сношения. В противном случае, как только он замечал, что в душу собеседника посеяно смущение, он сразу высыпал новый короб самых неожиданных вопросов и намеков. И тогда, лишь только у сбитого с толку собеседника появлялась сладостная надежда, что судьба свела его с тайновидцем, который может приоткрыть ему исподнюю вселенной, так сразу искуситель шептал ему вкрадчивым голосом в оба уха, что так оно и есть, что волею Всемогущего Аллаха ему, как великому учителю небесных тайн, наконец послан достойный ученик».
Далее соблазненный тайной оказывался в Аламуте. «На первых ступенях лживого познания неофита убеждали, — пишет далее Стампос, — что Аллаху вовсе не угодно царствование ныне царствующих, а все первосвященники погрязли в самых страшных грехах и пороках и не могут обладать ни каплей Божественной благодати. В глазах неофита все это отчасти совпадало с видимой действительностью. При этом неофита заставляли благоговеть перед великой тайной истинного, но остающегося до поры неведомым и невидимым великого имама, единственного руководителя правоверных мусульман, который однажды придет во славе, дабы воссоздать царство Божественной справедливости.
