Я брил одного старика. Мне было сорок девять, а ему девяносто. Я умер с бритвой в руке. Упал навзничь, как падают с лошади.

Муж бросил меня в колодец. В него словно бес вселился, и откуда силы-то взялись. Я кричала, пока он меня тащил, но рядом никого не было. Только ласточки носились туда-сюда. Они вили гнездо под кровлей нашего дома.

Как жалко тебя оставлять, сказал я жене. Она сжимала мне руки. Никто так не сожмет наши руки, когда нам хорошо. Никто.

Стояла осень. На площади был я один. Я опирался на палку. Ветер налетал со всех сторон. Он поднял меня в небо вместе со скамейкой.

Кровь изо рта. Внутри все оборвалось. Снаружи тикали часы. Герань впитывала воду, которой я полил ее накануне.

На мое потное лицо села муха. Я умирал, а она упивалась моим смрадом.

Мой последний вздох напоминал вздох муравья. Он был таким коротким, что никто его не заметил. Все и без того были возбуждены: искали новые туфли, платок, черный костюм.

Только мать еще верила в мое выздоровление. Каждое утро она кипятила мне молоко. Ходила за свежей газетой. Я умер, когда ее не было. Она ушла помолиться за меня местному святому.

Я гулял, ел мало, старался ни на кого не злиться. Все без толку.

Я играл в бильярд. Потом все как обычно: “Дайте ему воды, посадите его”. Кто-то щупает тебе пульс, кто-то безостановочно произносит твое имя.

Мне было одиннадцать лет. Я любил лазить где ни попадя. Однажды на меня рухнула ограда. Кованый лист железа раздавил мне лицо.

Я проходил тест на повышенную нагрузку. Врач сказал, что нужно еще покрутить педали.

На могильных досках таких, как я, изображают с длинными закрученными усами. Я даже не помню, как умер.

Это случилось в машине. Муж вез меня домой. В больнице ему сказали, что они уже ничего не могут сделать.

Все из-за коровы, стоявшей ночью посреди шоссе.

Я умер от старости, хоть был еще не очень старым. Мне было пятьдесят девять.

Когда мне сообщили, что у меня рак, я перестал выходить из дому. Я ездил на машине за город. Слегка откидывал сидение и опускал стекла, чтобы подышать воздухом.

Я не знаю точно, отчего умер. Врачи всё брали анализы, пытаясь понять, что у меня.

Мне всегда не везло. В день моих похорон все говорили о похоронах дочери аптекаря. Она умерла накануне.

Стоял январь. Была среда. В воздухе кружились редкие снежинки. Я только переговорил с мраморщиком Винченцо. У меня и в мыслях не было, что я вот-вот умру.

Обычно дома умирают в спальне или в ванной. Почти никогда не умирают на кухне. Редко когда умирают в гостиной. Я умер на балконе.

У меня было двое детей-подростков. Заболев, я понял, что моя болезнь не вызывает у них никакого сочувствия. Скорее доставляет неудобство, потому что у матери нет времени на пироги.

До меня уже умерло восемьдесят миллиардов человек.

Это произошло в больнице. Около двух часов дня. За окном светило яркое солнце. Больно не было. Я сделал вздох поглубже. И отчетливо понял, что он последний.

Я всегда был очень смирным. Я не должен был попасть под грузовик.

Я пошел в кузнечную мастерскую. Мы говорили о перилах. Как можно верить в бога, когда человек умирает, говоря о перилах?

Меня никто ни о чем не предупредил. Все пришлось делать самому: перестать двигаться, потерять дар речи, остыть, начать разлагаться.

Жена ждала от меня последнего слова, но я ничего не сказал. Я только открывал и закрывал рот.

Я умер в постели с женщиной. Мы познакомились за час до этого.

Меня нашли спустя три дня. Пожар потух. Я лежал на полу перед дверью. Я оставил после себя кучу денег. Не то чтобы я был прижимистым, просто не умел тратить. Я любил ездить в деревню, а в деревне ничего не продается.

Священник приходил много раз. Все было готово, но я никак не умирал. Временами я снова начинал есть и вставать. Так продолжалось с год. Раз двадцать меня соборовали, три раза сын приезжал из Швейцарии. Когда это действительно случилось, рядом никого не было.

Я был учителем начальной школы. На пенсии. Недавно я овдовел. И это все.

Жена все еще жалуется на врачей, не долечивших меня. Хотя я всегда считал себя неизлечимым. Даже когда Италия победила на чемпионате мира по футболу, даже когда я женился.

Я был весельчаком. Потом у меня погиб сын и выпали зубы. Об остальном лучше вообще не говорить.

Сумасшедший дом. Около пяти утра. Мой сосед все твердит: “Не умирай, не умирай, завтра к тебе приедет дочь, не умирай, погоди, она приедет, вот увидишь”.

В гроб мне положили много-много кукол. И на моей могильной плите полно игрушек. В день моего рождения мама покупает и приносит новую.

Я умер на стадионе. Моя команда выигрывала и нарочно тянула время, удерживая мяч в центре поля.

Мать умерла от ущемления грыжи. Отец — от укуса шершня. Я ждал чего угодно. В итоге все кончилось раком.

Я была хорошенькая. У меня был видный парень. Болезнь длилась долго. Казалось, я выздоравливаю. Потом снова становилось хуже. Он месяцами ждал момента, когда меня можно будет поцеловать.

Я потерял сознание. Механик Джерардо втащил меня в свою малолитражку и отвез в больницу. Помню, он без конца повторял: “Мадонна, мадонна, какое несчастье!”

Мои сестры помогали матери меня одевать. Потом явился отец. Он подошел ко мне совсем близко. Пока он смотрел на меня, мне захотелось ожить и обнять его хотя бы на миг.

В тот день, когда я умер, шел дождь. Это был день моего рождения. Было четыре часа дня, но уже стемнело. Мама плакала с таким чувством, что от ее плача раздвигались стены дома. Плач доходил до самых корней растений. Папино лицо в рамке тоже менялось. Его кожа становилась светлее.

У меня был цирроз печени, но дня за два до смерти я еще гулял в шарфе команды “Наполи”.

К пятидесяти годам у меня было лицо человека, который может умереть с минуты на минуту. Я умер в девяносто шесть, после долгой агонии.

В день, когда врач сказал, что у меня рак, я сбросил два килограмма. Я сбросил их, пока плакал.

Морфий усыплял боль, но не раздражение от всего того, что я видел. Меня раздражали даже ломтик ветчины на тарелке и бульканье закипающего кофе.

В некоторых случаях, в моем, например, смерть — это как последний штрих, вишенка на торте.

В день открытия сезона охоты кто-то принял меня за перепела.

Прежде чем выдать микстуру от кашля, в аптеке спрашивали, сухой у меня кашель или с мокротой. Врач, делавший мне компьютерную томографию, сказал, что у меня в легких пятно величиной с теннисный мяч.