Повинуясь приказу, тысяча букеллариев помчалась к Метронианским воротам.

Бой теперь кипел по всей линии римского строя. На левом фланге кавалерия варваров, потеряв пробивную силу, рубилась с двумя легионами. Ветераны Помпея понесли большие потери, но все еще оставались боеспособны. Германцы постепенно вырывались из боя, их конница начала скапливаться для нового удара, и Кассий видел опасность своего положения. Два легиона были сильно потрепаны и второго столкновения с поредевшей, но все еще грозной кавалерией им не выдержать. Он приказал им отходить за порядки остававшегося пока в резерве легиона Варгунтия, а три тысячи всадников Эгнация и Цензорина отправил через Альмо, велев им обойти противника с фланга.

В центре германцев постигла полная неудача. Их немногочисленная конница, прорвав заслон на Пренестианской дороге и опрокинув несколько манипул, столкнулась с двумя резервными когортами ветеранов. Пехота же напрасно гибла, разбиваясь о строй стоявших на холмах четвертого и третьего легионов. А поскольку у варваров не хватало сил, чтобы связать боем все когорты, Красс направил четыре из них на дорогу — и кавалерия Рицимера оказалась в ловушке, избиваемая со всех сторон.

На правом крыле окруженная пехота германцев дрогнула, мечи римлян сеяли смерть, и отдельные отряды кинулись спасаться бегством. Сразу шесть когорт пятого легиона бросились на помощь галлам, все еще продолжавшим схватку с германскими всадниками.

Судьба сражения решалась в эти мгновения. Рицимер понимал, что если он не использует сейчас свой последний резерв — левый фланг вот вот рухнет, а следом за ним и центр. Но его дружина не успела начать атаку — ворота Рима открылись и из них хлынула тысяча всадников императорской гвардии, впереди в блестящих доспехах скакал сам император. Рицимер был принужден развернуться, и тяжелая конница столкнулась друг с другом.

Завидев идущую к ним на помощь пехоту Одоакра, командир правого крыла германцев немедленно навалился на сомкнутый строй XXV легиона, стремясь расстроить ряды и расчистить дорогу своей пехоте, однако он просчитался. Едва отряд Одоакра появился на поле, со стороны Метронианских ворот послышался топот копыт и клич: «За императора!». Выставив длинные копья, лучшие воины Антемия врезались в тыл германцев. Не успев толком развернуться к новому врагу, пять тысяч варваров пришли в расстройство и тут с фланга на них обрушилась обошедшая их римская кавалерия.

В течение получаса все было кончено. Легионеры Публия добили противостоявшую им пехоту и навалились на центр. Варвары оказались в полном окружении. Сражавшиеся в центре бросали оружие, сдаваясь на милость победителей. Рассеянная пехота Одоакра частью тоже сдалась, частью рассеялась по равнине, преследуемая римскими всадниками. Четвертый легион Красса стремительно спустившись с холма обрушился на все еще сражавшиеся остатки варварской конницы. Понимая, что им остается бежать или умереть здесь, уцелевшие германцы пошли на прорыв. Вырваться из кольца удалось лишь двум сотням.

И только перед воротами кипел упорный бой. Дружина Рицимера не помышляла бежать, до последнего защищая вождя. Но что они могли сделать против многократно превосходящего их числом врага? Окруженные со всех сторон, они гибли один за другим. Среди них пал Рицимер, сражавшийся в этом последнем своем бою в рядах дружины как простой воин…

Когда Фульциний очнулся от тяжелого сна, было раннее утро. Первые солнечные лучи пробивались в палатку, пахло свежей травой. Он лежал на земле, связанный по рукам и ногам. Рядом стонал во сне Сальвий. Как это они еще живы после вчерашнего? Допытываясь кто они и откуда, варвары так их избили, что на теле не осталось живого места. Ладно, не в первый раз. Главное, что германцам так и не удалось узнать правду. Фульциний упорно стоял на своем — нанял, мол, нас какой-то патриций, сказал в Рим попасть надо. Более ничего не знаю. И Сальвий молодец, не подвел.

Тонкие стенки палатки просвечивали на солнце, видно было как вокруг нее мечутся какие-то тени, то и дело доносились приглушенные голоса. Фульциний прислушался. Поскольку варвары тут были из разных племен, говорили они между собой на латыни. То, что он разобрал было с одной стороны хорошо, но с другой вроде как и не очень. Армия Рицимера уже оставила лагерь и двигалась к Тибуртинским воротам. Это значит, если проконсул не изменил своих планов, скоро случится битва. Марк не сомневался в ее исходе, будучи твердо убежден, что варварам не сокрушить римские легионы. И это было хорошо. Но вот как поступят с ним после этого? В лагере еще оставался обоз и стража при нем. Да и пленников наверняка кому-то охранять поручили. Что сделают с ними варвары, узнав, что битва проиграна? Иллюзий на этот счет у него не было никаких.

С трудом ворочая головой Фульциний осмотрел палатку. Она была явно какого-то хозяйственного назначения: повсюду громоздились туго набитые мешки, целый ворох одежды, лопаты и прочий инструмент. «Варвары», — подумал Фульциний, — «Они бы еще мечей сюда набросали». Мечей, однако, в палатке не нашлось. Зато, поползав по полу, он нашел обломок ножа. Изрядно заржавленный, но сгодится. После нескольких тщетных попыток, Марк понял, что одному ему не справиться. Извернувшись, он несколько раз пихнул ногами Сальвия.

— Что… что такое, — просипел тот, открывая глаза.

— Хватит дрыхнуть. Проснулся уже?

— Проснешься тут.

— Вон тот нож видел? Бери его в зубы и веревки пили.

— Зачем в зубы-то?

— А ты что, руками сможешь?

Повозившись, Сальвий сумел ухватить нож зубами и принялся пилить толстую разлохмаченную веревку, обвившую руки Фульциния.

— Я тут шкорее жубы шломаю…

— Не болтай. Времени в обрез. Не успеешь — нас тут прикончат.

Сальвий возился долго. Несколько раз он ронял нож и, сплевывая землю, снова ухватывал его. Иногда нож вместо веревки глубоко врезался в кожу. Фульциний шипел от боли, но терпел. Напряженно прислушиваясь, он ждал, что вот сейчас полог палатки откинется и кто-нибудь зайдет проверить, как тут дела у пленных. Но никто не приходил — варварам было не до того. Наконец он почувствовал, как веревка слегка подается и стал уже надеятся, что они успеют освободиться. К тому моменту, как Сальвий достаточно надрезал веревку, и Марк смог освободить руки, в лагере варваров что-то произошло. Раздавались громкие крики, за палаткой кто-то метался, громко ржали лошади.

— Может наши подходят? — спросил Сальвий.

Марк не ответил. Схватив благословенный обломок ножа, он лихорадочно пилил веревку на ногах. И едва она лопнула, в палатку вбежал варвар с мечом наголо.

— Ах ты, тварь! — воскликнул он, увидев, что пленник освободился.

Не раздумывая, Фульциний прыгнул вперед и нанес могучий удар ногой варвару между ног. Тот прохрипел нечто невнятное и сложился пополам. Марк подхватил выпавший из его руки меч, мельком заметив как все еще связанный Сальвий благоразумно откатился к мешкам.

В палатку влетел еще один варвар и тут же попытался ударить мечом. Фульциний отбил удар, но при этом не удержал меч — затекшие руки отказывались слушаться. Он отшатнулся назад, попутно опрокинув на варвара кучу мешков, но тот ловко увернулся и пошел на него. «Конец что ли?» — успел подумать Фульциний.

Вход в палатку накрыла огромная тень, громко заржал конь. Варвар всплеснул руками, неестественно выгнулся, из его груди на миг показалось окровавленное жало копья и тут же отдернулось. Безжизненное тело рухнуло на пол.

Все случилось так быстро, что первый противник, которого вырубил Марк, только только пришел в себя. Вошедший в палатку высокий воин в пластинчатых латах походя рубанул его мечом и внимательно посмотрел на пленников.

— Римляне? — спросил он.

— Ага, — ответил Фульциний, присев на мешки. Ноги дрожали.

— Они самые, — подтвердил Сальвий, выползая из своего укрытия.

— Пойдете со мной, — спаситель присел на колено и завозился с веревками Сальвия. — Мне приказали вас разыскать.